Бывший заместитель министра образования России возмущен последним «исследованием» ВЦИОМа, касающимся ЕГЭ…
«Недавно ВЦИОМ опубликовал результаты обследования фокусных групп в Москве на предмет отношения к ЕГЭ старшеклассников и учителей. Оказалось — кто бы мог подумать, — что „за ЕГЭ“ выступают сильные представители обеих групп, а „против ЕГЭ“ слабые. Фокус, а точнее, шулерство, этого обследования состоит в том, что для получения такого результата не было необходимости затрачивать значительные средства, которых требует любое грамотное социологическое обследование. А ВЦИОМ собирается потратить немалые средства на повторение обследования в одном из городов Северного федерального округа», — говорится в комментарии, поступившем в редакцию «Русской линии», заместителя министра образования России в 2001—2004 годах, доктора экономических наук, профессора Московской государственной юридической академии Леонида Гребнева.
«Принцип „никто не может быть судьей в своем деле“, а именно он отличает ЕГЭ от традиционных выпускных экзаменов, стар как мир и не нуждается в еще одном „подтверждении“, тем более в условиях кризиса, когда все здравомыслящие стараются экономить, а не транжирить. Есть и еще один принцип, проверенный временем: „Ищи, кому выгодно“. Так кому выгодно проводить обследования с заведомо известным результатом? Ответ почти очевиден: тому или тем, кто хочет противников ЕГЭ представить как защитников интересов двоечников, нечистых на руку выпускников и учителей», — отметил эксперт.
«Это и есть шулерство. Причем в этом году можно отметить юбилей — 10 лет назад начинался сам ЕГЭ. Тогда же началось и шулерство, связанное с ним. Десять лет — довольно большой срок в наше время, особенно для школьников. Поэтому не лишне будет напомнить, что ЕГЭ появился как средство для ГИФО — государственных именных финансовых обязательств. А сами эти „обязательства“ виделись их авторам как средство замещения государственными бюджетными средствами внебюджетных источников финансирования вузов — основы их выживания в труднейшие 1990-е годы. Уже тогда было известно, что в середине 2000-х годов повышательная тенденция выпуска из полной средней школы сменится понижательной, причем всего за 10 лет выпуск сократится вдвое, и количество бюджетных мест в высшей школе на очном отделении будет превышать количество выпускников. Иначе говоря, высшее образование станет полностью доступным бесплатно и фактически без конкурса. Такой удар по финансам, как тогда виделось авторам, для вузов мог быть смертельным, ведь многие вузы в 1990-е годы выживали и поддерживали обучение по инженерным специальностям за счет массового приема на платной основе экономистов, менеджеров и юристов, а также обучения абитуриентов на платных подготовительных отделениях», — подчеркнул ученый.
«Изюминка ГИФО — их дифференциация: более сильный абитуриент должен был приносить в вуз больше бюджетных средств на оплату своего обучения. Как раз для достижения этой цели — установления размера ГИФО, одного из нескольких, — и предлагалось средство в виде ЕГЭ — единого государственного экзамена. Но именно для этой цели оно оказалось непригодным — проводившиеся не один год эксперименты показали, что невозможно „распределить“ выпускников по нужному количеству категорий. Надежно выявлялись только самые сильные и самые слабые», — отметил Л.Гребнев.
«От цели — ГИФО — пришлось отказаться, но средство — ЕГЭ — зажило самостоятельной жизнью, теперь уже под флагом повышения доступности высшего образования „выпускникам из глубинки“. При этом шулерство, связанное с ЕГЭ изначально, имело две стороны. Об одной из них уже говорилось: демографическая ситуация с середины 2000-х годов сама по себе резко повышала доступность высшего образования для всех, в том числе для сильных выпускников „из глубинки“. Кому и зачем надо ее повышать еще больше? Вторая сторона шулерства с ЕГЭ связана как раз с интересами личности, государства и общества, учет которых в образовании не только диктуется обычным здравым смыслом, но и прямо предписан законом „Об образовании“», — добавил он.
«После исчезновения планового распределения выпускников московских вузов по всей стране они — вузы — перестали быть столичными и стали городскими: их выпускники остаются работать в городе Москве независимо от полученной специальности. То есть с начала 1990-х годов повышение доступности столичных вузов — это понижение интеллектуального уровня страны в целом. Если не на словах, а на деле заботиться о повышении доступности качественного образования, в том числе высшего, „в интересах человека, общества, государства“, как сказано в законе, то надо заниматься не только и не столько ЕГЭ, сколько применением всех современных возможностей доставки информации, необходимой для образования и самообразования, в любое место на территории страны. Тогда и ЕГЭ, точнее, формы и технологии оценивания результатов образования станут предметом заинтересованного обсуждения всех, кому дорого будущее страны», — отметил эксперт.
«Противники ЕГЭ — в своем подавляющем большинстве — выступают не против принципа „не суди себя сам“, а против тех уродливых форм, в которых он реализуется в России — опять-таки с шулерскими ссылками на зарубежный опыт. Например, в США тестирование желающих получить высшее образование проводится не в момент окончания школы, а в предпоследнем классе, неоднократно в течение учебного года и добровольно в одной из нескольких конкурирующих организаций, за очень доступную цену осуществляющих эту образовательною услугу. При этом даже не пытаются „измерить“ накопленные знания — в этом и нет смысла за год с лишним до окончания школы, и не это от них требуется. Вместо дилетантского измерения „накопленных знаний“ проводится профессиональное оценивание „способности думать“ — извлекать информацию из незнакомого текста высокой сложности и критично осмысливать ее. Организаторам опроса нестоличных фокусных групп — если они не шулеры — надо бы задать среди прочих такой вопрос: собираются ли выпускники, получившие „проходной балл“ ЕГЭ в сильные столичные вузы, вернуться на „малую родину“ по окончании вуза? Что они вообще думают об интересах личности, общества и государства, как видят свое участие в их реализации? Способен ли ВЦИОМ задать такие вопросы, или на них у него „нет средств“?» — вопрошает Леонид Гребнев. Русская линия
«