Болезни православной журналистики

Заметки к Конгрессу православной прессы…

Навстречу Конгрессу православной прессы, к которому готовятся сейчас в Москве, дерзаю поднять вопрос, который, несомненно будет обсуждаться православными журналистами из разных городов России, которые съедутся в столицу в начале ноября. Это вопрос о том, когда же мы осознаем, что период неофитства для большинства наших читателей уже закончился. И они ждут от нас — пишущих для православных СМИ — авторского возрастания, ждут не только просвещения, но и общения. О том, что это так, я недавно услышала из уст одного питерского священника, который много лет ведет воскресную школу и пишет просветительские статьи: «Я понял, что люди в большинстве случаев очень быстро забывают то, что им рассказываешь. Самые спасительные сведения не задерживаются, если это только информация. Людям нужно общение. И когда они что-либо узнают, общаясь личностно, то это знание становится их внутренним достоянием».

Для того, чтобы общение с читателями состоялось, необходимо осознать те недостатки, от которых надо освобождаться православным СМИ, признаться в тех болезнях, которыми мы до сих пор больны. Говорить буду в основном о том, что знаю по собственному опыту.

«Врачу, исцелися сам», — это жесткое присловье применимо в первую очередь к нам — «работникам пера». Потому что первой болезнью, от которой, пожалуй труднее всего исцелиться («горбатого могила исправит?») является страсть к наставлениям, поучениям, вразумлениям и пр. У большинства читателей в наше время назидательный тон вызывает стойкое отторжение. Потому что учительное слово ложится на душу, не отторгается ею только в том случае, если говорящий его, сам живет по сказанному или по писанному. А мы все — далеки от праведности. И наши читатели в большинстве случаев могут сказать нам: «Горе вам, книжники и фарисеи!».

Написала «мы» и вспомнила историю, которая выявила то, что можно назвать второй «писательской православной болезнью». Два года назад, живя на экскурсоводческом послушании в Александро-Свирском монастыре, дерзнула я написать книжку «Письма к прп. Александру Свирскому», — в ней собраны письма, которые приходят в обитель со всех концов света. Но, как мне показалось, просто так читать письма людям будет неинтересно, надо их чем-то разбавить. И, как теперь вижу, перечитывая эту книжку, разбавила я их исключительно собою. Недаром, когда отец настоятель читал рукопись, он мягко заметил: «У вас тут все время путаются „я“ и „мы“. Выберите что-то одно». Как мне казалось, после этого замечания все «я» и «мы» = «я» были подчищены, но, перечитав ее недавно, обнаружила, что не все удалось убрать.

Итак, вторая болезнь — это наша любовь к «яканью». В некоторых случаях любовь эта достигает катастрофических размеров, когда человек страницами подробно описывает свои переживания и чувства. Хорошо еще, если эти описания касаются действительно сугубо личных вещей, а вот если читателю навязывают свое субъективное мнение как истину в последней инстанции? Пример из недавнего времени: отклик одного из журналистов на возвращение Тихвинской иконы, в котором проводятся параллели между этим образом и Владимирской иконой Божией Матери. При этом утверждается, что перед одной иконой хорошо молиться «в минуту жизни трудные, когда на сердце грусть», а перед другой, наоборот — когда радостно и душа открыта. И это пишет православный человек?!

Но, боюсь, что пересказывая, изумившую статью, впадаю в третью «детскую болезнь православных СМИ» — агрессивное обличительство. Беда наша в том, что научиться отличать осуждение от обсуждения очень трудно. Казалось бы критерий прост: несет материал «дух мирен» (как говорил прп. Серафим), значит и осуждения в нем нет, не несет — значит при всей правоте обличителей, мы имеем дело «с плохой игрой при хорошей мине». Примеров таких статей в наших православных СМИ в последнее время стало более чем достаточно. Тем более что в последние годы среди пишущей православной братии у нас появились разные лагеря.

Есть еще две крайности в тональности православных статей, одна из которых — наследие прошлого, вторая — порождение нового, «демократического времени». От «дореволюционного прошлого» к нам пришла слащавость и елейность, которая и в то время вызывала неприятие у читателей. А новое время принесло нам «легкость необычайную», когда человек, того не замечая, «ради красного словца не пожалеет отца». В этом стиле Тихвинскую икону можно назвать самой «своенравной», о смерти писать в легком жанре, например: некоторые узнают о перенесенном ими инфаркте только на том свете и пр.

Золотое правило следования «царским срединным путем» соблюдать труднее всего. Как говорил один старый профессор: мы склонны к пережиманию педалей в наших рассуждениях, на полях, рецензируемых рукописей, он писал одну только приставку «пере». Эти «пере» бывают разного свойства: слишком слащаво, или слишком агрессивно, слишком сухо и скучно, или слишком субъективно, порой даже с некоторым ерничаньем.

Перечислять наши болезни невеселое дело, но, если уж как-то попытаться стать тем, кто к себе относит слова: «Врачу, исцелися сам», нужно хотя бы осознать и назвать болезни. Для того чтобы с ними бороться.

Итак, следующая болезнь, впрочем, характерная для всех СМИ, — использование непроверенной информации, доверие к слухам, к рассказам случайных людей, да и просто доверие к своей памяти, к своему образованию, знаниям и житейскому опыту. Разновидность этой болезни: популяризирование того, что не подлежит популяризации. Журналисты, — от них же первая есмь аз, — стараются пересказать, полученные ими данные, в облегченном стиле. «Охота за жаренным», характерная для всех корреспондентов мировой журналистики, свойственна теперь и православным авторам. При этом фактические нюансы в таких материалах вычищаются, и правда жизни огрубляется. Это особенно бросается в глаза, когда православные начинают писать о творческих людях: о поэтах, художниках, музыкантах.

Но, как всегда, в противовес этой крайности, существует и другая: тут в ход идут достижения психоанализа и различных западных и восточных философских систем, противоречащие православному учению новейшие научные данные (которые завтра уже будут признаны устаревшими). Намеренно не привожу примеры, хотя, конечно же, в каждом описываемом случае болезни, имею в виду конкретных авторов и конкретные статьи. В первую очередь свои. Когда они были написаны, все это не замечалось, а теперь большинство статей иногда стыдно перечитывать.

В заключение хочу сказать о той проблеме, которая появилась в среде православных журналистов недавно: разные состоятельные люди решили «соделовать свое спасение» тем, что вознамерились вкладывать деньги в православные СМИ. Несомненно, этот порыв можно назвать благородным, но, увы, чаще всего, люди, которым благородные благотворители поручают вести это дело и дают право распределять средства, оказываются настоящими «работниками ГорЛита» прежних времен. Их цензурирование материалов при величайшей некомпетентности напоминает парткомовские разборки недавних времен. «Работники ГорЛита» — это еще комплимент. Пальцем указывать не будем. Хотя в данном случае так хочется назвать имена этих новых цензоров, радеющих за православную культуру. Хотя, есть конечно и положительные примеры. Для меня самый жизненный и самый положительный — издание журнала в память о покойных родителях, редактором которого являюсь уже пять лет.

Закончу пожеланием: всем нам потихоньку переходить от периода детских болезней к взрослой ответственности, о которой сказано в Евангелии: «по словам своим осудишься и оправдаешься». Журналистика — не просто профессия, — каждый пишущий отвечает за души тех людей, которых он смутил, привел раздражение или ввел в заблуждение своими словами.
Людмила Ильюнина, специально для Русской линии

• Твитнуть
• Читать в Телеграм
•