И тут малыш говорит: «я бы за батюшку умер»

К 9-му дню по кончине протоиерея Димитрия Смирнова

Кто-то отца Димитрия Смирнова называет «человек-глыба», а для других он был по-домашнему ласков и прост. Иным становилось не по себе от его слов, а скольких он вытащил из самых тяжких передряг, спас жизнь, отстоял, заступился. Вспоминают сослуживцы, соработники, духовные чада, друзья.

Слово у гроба

Епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон (Шатов):

— Простите, я буду сегодня, может быть, слишком откровенен, потому что перед отцом Димитрием, перед его гробом неудобно лицемерить, прикрываясь мнимым благочестием. Я всегда чувствовал себя перед ним каким-то пигмеем. Он никогда не боялся говорить правду, и вообще ничего не боялся. Не один раз он защищал меня — даже от физической расправы. Однажды спас меня от пьяного, который пристал ко мне на станции электрички.

Перед его гробом хочется сказать главное: нам не хватает той правды, о которой отец Димитрий так бесстрашно свидетельствовал, — и своими словами, и всей своей жизнью.

Он говорил подчас резкие слова, иногда грубые, но говорил от боли сердца, от любви. Он как-то привёл такое сравнение (на мой взгляд, не совсем справедливое), он сказал, что Высоцкий — это Пушкин современности. Может быть, и отец Димитрий — это такой пророк современности, который обличал пороки нашего времени. Папе Франциску повезло, что отец Димитрий скончался до того, как услышал, что тот сказал об однополых браках, — а то ему не поздоровилось бы, наверно.

Отец Димитрий говорил правду от всего своего страдающего сердца, от боли — оттого, что умел сопереживать и сочувствовать всем. Он создал три детских дома и воспитывал там детей как своих собственных. Он защищал женщин. Когда он говорил об этих несчастных гражданских жёнах, то он говорил это от боли за тех женщин, которые унижены, поруганы современным миром. Сейчас к его гробу пришло очень много женщин, они не обиделись на его слова, они видят в нём защитника своих чести и достоинства.

Он имел любовь в своём сердце — сострадающую, сочувствующую. Не любовь-размазню, не ту, что ограничивается красивыми словами и сюсюканьем, а мужественную любовь, которая может брать в свои руки оружие и защищать слабых и угнетённых.

Его слова не резче и не грубее слов святого Иоанна Предтечи, который называл «змеиным отродьем» (см.: Мф. 3: 7) тех, кто приходил лицемерно ко Христу. В словах отца Димитрия была удивительная сила, исходящая из его любящего сердца, — сила любви. Любовь в нашем мире иногда бывает слишком слабой, слишком бесхребетной — такое лайт-христианство. А него было подлинное христианство.

Я его побаивался немного при жизни, потому что никогда неизвестно было, что он может сказать и что он может сделать, — в каждый момент можно было ждать от него чего угодно. Хочется просить у него, если он найдёт дерзновение перед Богом, — а дерзновения ему всегда было не занимать, — чтобы он ходатайствовал о нас, собратья священнослужители, дабы и нам уметь говорить правду и ничего не бояться. Политкорректность очень важна в наш век — и отец Димитрий умел быть дипломатом, когда это было нужно, — но всё-таки его правдивости, искренности и прямоты нам не хватает.

Отец Димитрий всегда вносил живую горячую струю в официальные мероприятия, совершаемые соборно богослужения. Он был сам всегда живой — и у него была удивительно живая непосредственная вера.

И вот мы видим, какой может быть смерть. Она может быть торжеством. Владыка Дионисий, митрополит Воскресенский, совершающий отпевание, признался, что, когда ехал в храм Христа Спасителя, горевал, а оказался здесь на самом деле на празднике. Отпевание христианина совершается и как его прославление. Мы у гроба отца Димитрия не только плачем о нём, но и благодарим его и прославляем.

Он любил всех. Ваше Святейшество, может быть, Вы смотрите это отпевание, Вы не смогли сегодня быть здесь, врачи Вам не разрешили. Отец Димитрий очень Вас любил, Вас некоторые боятся, некоторые заискивают, думая сделать карьеру. А есть те, кто Вас любит, и отец Димитрий был таким человеком, он Вас очень любил, почитал Ваши таланты, преклонялся перед Вашими трудами. И когда, заботясь о нём, во время его болезни Вы передали ему с любовью строгое наставление, что и как нужно делать, он потом со слезами просил передать Вам свою сердечную благодарность. Он любил Вас и молится, я думаю, о Вас и ныне.

Дорогие братья и сестры, все прихожане отца Димитрия, вам будет очень сейчас тяжело. Вряд ли вы найдёте ещё такого пастыря, как отец Димитрий. Но есть Господь. Приходит время, и нас оставляют наши учителя, родители, чтобы мы обращались уже непосредственно к Богу, у Него просили помощи и у Него находили утешение.

Дорогая матушка, позволь, я обращусь к тебе на «ты». Людочка, тебе будет особенно трудно, но друзья отца Димитрия никогда тебя не оставят одну и всегда будут помогать тебе. И я очень прошу Машеньку, когда у неё родится, надеюсь, младенец Димитрий, пригласить меня на его Крещение. Я бы стал таким крестным дедушкой, так как его дедушка на Небесах.

Отец Димитрий Смирнов

Ещё раз хочу пожелать всем нам быть правдивыми, искренними, смиренными. Отец Димитрий был смиренный человек, он умел слушаться и умел почитать священноначалие (когда я стал архиереем, он даже начал ко мне относиться по-другому, с большим уважением). Он умел преклоняться перед любовью, перед братиями. Он умел быть кротким и смиренным, но не лицемерно наклонять голову, называя — только называя! — себя первым грешником, напуская на себя внешнее смирение, — он по-настоящему ощущал своё недостоинство. Он умел просить прощения, когда был неправ. Он плакал о своих грехах, искал помощи у Бога.

А ещё нам всем надо у него попросить, чтобы он помог нам научиться радоваться. Я сам часто унываю из-за какой-нибудь ерунды, а вот отец Димитрий всегда радовался и очень легко переносил трудности, которых выпало достаточно на его долю, особенно в последние месяцы жизни. Он за это время не раз оказывался в реанимации и говорил, что ужаснее места нет на свете. Но, несмотря на всё это, он сохранял благодушие и радость. Рассказывал, что однажды впал в уныние и это было так страшно, что он очень сочувствует всем, кто находится в унынии и печали. Отец Димитрий умел радоваться и, не теряя радости, переносить все те сложности жизни, которые есть у всех нас.

Я сердечно благодарю всех вас, дорогие братья и сестры, и благодарю отца Димитрия, что он своей смертью всех нас объединил в молитве, в любви, в вере. Мы верим, что, представ перед Богом, он обретёт ещё в несоизмеримо большей степени ту радость, которой он жил уже здесь, на земле. Аминь.

Слово у него было со властью

Александр Викторович Любимов, прихожанин:

— Владыка Пантелеимон в своём слове у гроба подчеркнул, что отец Димитрий правду не боялся говорить. Жаль, что это теперь в особую доблесть, особенно священнику, вменяется. Это же в христианстве основа основ.

Когда я в 2000 году увольнялся с одной работы, мне, помню, коллега диск вдруг подарила: «Послушай!» А она сама из Калининграда была, и я подумал: «Наверно, оттуда какой-то батёк..» Всмотрелся — такое русское лицо: красивое, открытое. А следующее место работы у меня как раз рядом с Хуторской оказалось. Там храм святителя Митрофана Воронежского. Мимо как-то иду, смотрю: народ собрался. Что там происходит? Я — туда, а там — этот «батюшка из Калининграда». Я так обрадовался! Как встрече с давним другом!

Я просто рос на проповедях его. Слушал их и слушал — везде в дороге они у меня с собой. А потом и вживую стал слушать: ещё интереснее! «Во батя рубит! — думаешь иной раз. — Ничего не боится!» Да на него просто посмотреть — и уже, наверно, любое прохиндейство, в которое мир каждого извалять стремится, отваливается, как кусками. Такая в нём честность, прямота, жалостливость к нам, грешным, простота.

Страждал я алкоголизмом. «Как быть, батюшка?» — «Попроси, чтобы тебя наручниками к батарее пристегнули и оставили так». Вот что он такого сказал? А на меня подействовало! Я понял, что всё где-то вовне помощи искал, а ты сам давай-ка. Единственное, я в храме алтарничал, стал тогда, если алтарь пустой, на колени вставать и вопить к Господу, тихо-шепотом, но вопить: «По-мо-ги!!!»

И так со всеми грехами батюшка мог тебя резко развернуть — к Богу! Причём-то ничего вроде и «правильного», что от священника ждёшь, не говорил. Юродствовал. А слова его были со властью. «Батюшка, я вот тут правило прочитал, — начинаешь издалека, оправдываясь. — Вроде и ложиться вот сейчас, а пойду-ка, думаю, и бутылочку-то выпью..» «Ты чё пьёшь?» — так живо вдруг заинтересуется. «Да вот портвейн крымский мне привезли». — «Портвейн пьёшь?! Что ты за мужик?!! Ты хоть коньяк пей!» Вот что он мне сказал? А у меня как отрезало. Мне уже ни портвейна, ни коньяка не надо было.

Он нашего брата очень жёстко на исповеди порой вразумлял. Или, бывает, начнёшь что-то нюни распускать, стоишь на коленях и головой весь уже так склонился: те грехи, эти. — перечисляешь. Он так к голове твоей коснется: «Ты что — в глаза так смотри, — в театр играешь, что ли?!» Смиренничанье только так пресекал. Будь мужчиной. По сути и прямо всё говори.

Вот сам он, казалось бы, такой деятельный, мужик-хозяин. Всё у него просто кипело вокруг. Сколько всего понастроил. Восстановил. Но у него не было никогда самоуправства. Он не только отец, но и сын. У него потрясающий диапазон, широта. Вот когда Святейший благословил, чтобы обязательно восприемники на катехизические беседы перед Крещением походили, я, помню, пришёл к отцу Димитрию: так, мол, и так. «Вот знакомым покрестить бы надо. Нельзя ли как-то..» А он так прямо, как всегда рубил: «Ты поищи, где по сто крестят. А у нас — фирма», — говорит. Он вот так всегда запростецки выражался. И всё тут: и послушание священноначалию, и блок на опережение — как ты на слово-то «фирма» будешь роптать? То-то вокруг него и смолкали все самые заточенные языки. И по сути скажет то, что надо: всё штучно. А значит, и осмысленно должно быть.

Слово у него было со властью. Какой взрыв в последний раз с этими бедными гражданскими жёнами был! Ведь раньше-то, даже в 1960-е годы, — я сам тушинский — у нас если на заводе кто сожительствовал, об этом шёпотом как о чем-то ужасном говорили. Это было клеймо. А сейчас как разрушили все устои? Что же, женщины совсем доступными, что ли, стали? Батюшка и сказал, чтоб опомнились. И — взорвалось! А почему? Да потому, что сами женщины уже почувствовали тогда, что с ними делают, насколько их унижают. Он же заступник был! Знаете, как он переживал обо всех и каждой?

У моей жены серьезный диагноз — по психиатрии. Они же сильнейшие таблетки пьют, все эти лекарства их как-то глушат. Она точно в своём каком-то мире живёт. Как-то я про неё батюшке на исповеди сказал, а он и так всегда был в курсе, сам спрашивал иногда про неё. А тут встрепенулся: «Скажи ей: причаститься пора». — «Батюшка, да не пойдёт же». — «Ты скажи. Твоё дело сказать. Так и передай: батюшка Димитрий волнуется, сказал тебе передать: причаститься пора». Я пришёл, всё сказал, как мне было велено, а она: «И точно!» Прямо тут же засобиралась, вскоре в храм пошла, причастилась. Это чудо. Его трудно передать. Ну, подумаешь: пошла и причастилась. А это человек, который совершенно лишён контакта с миром! И вот так оказывается законтачен словом священника — это чудо. Для меня чудо. А у него такое — через каждую минуту, на любом слове. Ты только Богу служи, а Господь всё управит — и для тебя, и для других через тебя.

А так батюшка смеялся над нами, если мы родственников в Церковь ко Крещению своими силёнками обратить хотели. «Возьми ружье. С ружьем приходишь, сначала выстрел в воздух, потом на мушку его возьми. Так к священнику под дулом приведёшь. Пусть священник тоже вооружён вторым ружьём будет. Так его и покрестите под конвоем..» Что вы, мол, за цирк устраиваете? Толку же от всех этих «покрестить его надо» никакого, пока человек сам к Богу не обратится. Вот тех, кто обращался, — он уже опекал.

Он и для священства был убежище. Такой отец отцов. У него восемь храмов на окормлении было. И в каждом он служил. Особенно постами. Помню, Великим постом на Покаянном каноне в каждом храме он обязательно бывал. Приезжает, вошел и — свет. Ощущали мы все с ним и свет, и тепло. Но такого просто так не бывает. Это он в трудах да в словах своих, проповедях у всех на виду. А свет и тепло — только в сокровенной глуби сердца в молитве изработать да для других добыть можно.

«Царь-батюшка»

Наталья Владимировна Сидорина, директор негосударственного образовательного учреждения Православный детский дом «Павлин»:

— Отец Димитрий очень любил детей. Есть одно его выступление, процитирую близко к тексту: «Что такое счастье? Я за свою жизнь построил несколько храмов, ещё столько же восстановил, прочитал 1000 лекций, провёл сколько-то тысяч радио- и телепередач, прочитал множество книг и написал тоже немало, но ничего счастливее, чем забота о детях, нет на этой земле и быть не может». Это действительно так, и эта существеннейшая для него сторона его жизни мало известна людям внешним.

Мы вчера тоже с журналистами общались. Так вот они мне и говорят, что в миру батюшка больше известен своими скандальными заявлениями. Да потому что он там воевал! Церковь-то наша воинствующая. Известно, что однажды отец Иоанн (Крестьянкин), которого отец Димитрий очень любил, так и воскликнул: «Слава Богу, вспомнили, что наша Церковь воинствующая!» Может быть, он отца Димитрия на эти сражения за слабых и благословлял.

Детский дом «Павлин», хотя наш приют был у батюшки далеко не единственный опекаемый им, — это была его жизнь. Очень сложно говорить о том, что для человека естественно. Это всё равно что дышать воздухом. Вот так батюшка жил жизнью всех наших детей. Он очень любил у нас бывать. После тяжёлых дней, встреч, колоссальной нагрузки, которую он нёс, он просто вырывался к нам, и хотя с нашими детками тоже бывает непросто, порою батюшке за них даже в суде приходилось предстательствовать, но он очень и очень любил детей. И для него встретиться с детьми — это всегда была отрада.

У нас есть маленький мальчик, Артём, который пришёл к нам полгода назад. Но так как он совсем ещё малыш, а церковная лексика ему и вовсе незнакома, то слово «батюшка» у него так и ассоциировалось со сказками. Поэтому, когда он впервые увидел того, кого у нас все так ждали, переговариваясь: «Батюшка приедет! Батюшка едёт!», он вышел навстречу отцу Димитрию и так и сказал: «Царь-батюшка». «Это наш царь-батюшка, — пояснил, — приехал». Это так по-доброму, так сказочно. Да, для нас наш сказочный отец Димитрий таким вот «царь-батюшкой» был. Это, знаете, как есть царь-колокол, царь-пушка. А ещё и царь-батюшка — самый лучший и важный для нас.

Все об отце Димитрии как о таком человеке-глыбе говорят. А видели бы вы, как он умел сприклоняться к детям! Как же он исповеди у них принимал! Когда подходили дети, он просто менялся в лице. Всегда улыбался. Это такой победный настрой. И батюшка его передавал — особенно детям. Кто-то же у нас и из неблагополучных семей — а батюшка им давал такой заряд: всё получится, всё будет хорошо, всё одолеем. Благословляя после исповеди детей, он обязательно обнимал каждого. Точно в сердце — вот так обнимая всем собой — каждого этого человечка принимал. На исповеди он всегда привлечет к себе малыша поближе — чтобы как-то согреть, успокоить его. Внимательно во всё вникал.

Отец Димитрий Смирнов и отец Владимир Воробьев. Погребение отца Иоанна (Крестьянкина)

Дети многое ему и сами рассказывали, что-то батюшка спрашивал у меня. Интересовался судьбой каждого ребёнка: как он попал, что у него в семье приключилось. На «Спасе» сейчас кто-то в студии вспоминал, что он видел батюшку плачущим в келье отца Иоанна (Крестьянкина). Да я батюшку всё время плачущим видела — плачущим по детям, потому что они попали в такие жизненные ситуации, что и не каждый взрослый перенесёт. Сердце батюшки просто разрывалось, оно было настолько чувствительно ко всему, что касалось детей, что он плакал постоянно. Вот только начинаешь рассказывать, а у него слезы уже на глаза наворачиваются и — потекли. Настолько он был добрым и ранимым. Он никого из поля зрения — мысленного, сердечного — не выпускал: «А этот как? А тот?» — по именам всех перебирая. Для нас батюшка так и остаётся: домашним, родным, любимым — и очень доступным всегда. Приходит, тапочки надевает, в креслице садится — очень домашний такой, свойский — отец! Души — добрейшей, человеколюбец.

В приюте «Павлин»

Вот попал к нам мальчик в детский дом. Семья многодетная, непьющая, но у них не было жилья. Так батюшка включился в эту проблему, через свой блог собрал денег, дом им купили в Сергиевом Посаде — в самом сердце Православия. Возвращаем мальчика в семью, а он мне звонит на следующий день: «Наталья Владимировна, забери меня обратно». Он у нас до этого пробыл полтора года, и тогда ему уже лет 10 было. «Может быть, ты отвык? Давай недельки две, — говорю, — подождём, адаптируешься». Но он позвонил снова. Я приехала к ним на выходные. Дом-то купили, а ни одного предмета мебели нет, всё пусто, тюфяк какой-то на полу, где они все спали. Игрушек, книжек никаких. ещё двое крох на полу просто в гвоздики какие-то играют. Мы на время опять и этого мальчика, и малышей-братиков к нам в приют взяли. Мама — тоже выпускница детского дома, и как обустраиваться — видно, навыков не было. Отец Димитрий им тогда и с обстановкой помог. И после уже младшенькие к папе с мамой вернулись. И всё дальше у этой семьи хорошо пошло, на ноги встали — просто надо было на том этапе им помочь. Мы до сих пор с ними созваниваемся, переписываемся. А старшему мальчику уже и 18 исполняется. Нашёл себе невесту, даже к батюшке знакомиться её уже приводил, брали они благословение на брак и так надеялись, что батюшка их обвенчает. «Как будет не хватать его присутствия, его благословений, советов, — говорит. — Как я хотел, чтобы отец Димитрий вёл, окормлял нашу семью..» «Батюшка всегда рядом», — отвечаю.

Уже в день кончины батюшки у нас первое чудо произошло. Мне сообщили утром о его смерти. А для нас батюшка был всем: и кормильцем, и заступником. «Как же, — думаю, — мы будем жить-то без него?» Наш детский дом негосударственный, мы не получаем никакого финансирования, живём только на пожертвования. Не скажу, что у меня все мысли упирались в это, думаешь, конечно, о батюшке, как он сейчас, как его душа, — но и о детях я не думать не могу. И вот как ответ на эти мысли — тут же звонит директрисса одного из магазинов «Детский мир» — тот, за которым наш приют закреплён. Но дело в том, что они и так где-то на отшибе расположены, там у них не много покупателей бывает, так в последнее время и вовсе ничего почти продавать не удавалось, чтобы и нам ещё как-то помогать. А тут голос у неё радостный такой: «Вы не можете подъехать забрать коробки с помощью?» «Я же была у вас на прошлой неделе», — говорю (просто заехала по пути, но практически ничего тогда у них не было). «Да, — отзывается, — но сегодня утром ТАКОЕ произошло! Только мы магазин открыли. Заходит мужчина. „Мне ничего не надо, — говорит. — Я могу купить ваши товары для детского дома?“». У меня почему-то первый вопрос вырвался: «А как его звали?» Наверно: Дмитрий, — в голове пронеслось. Но имени она его мне не сказала, а просто сообщила, что он все тележки нам товаром загрузил, на две кассы пробивали. «Приезжайте, — предупреждает, — на большой машине!» Это батюшка нас просто сразу же вот так подбодрил, чтобы мы и заунывать не успели! Слава Тебе, Господи!

Отец Димитрий и Наталья Владимировна Сидорина. В приюте «Павлин»

Он и своих-наших приютских мальчишек всегда отзывчивыми растил. Воинами, патриотами, мужчинами, отцами. Спортом ребята много занимались. Обязательно все воцерковлялись. Батюшка радовался всем победам мальчишек — в соревнованиях, на олимпиадах. Когда отец Димитрий приехал к нам уже после больницы, ребята из старших с такой осторожностью и почтением поднимали его на инвалидном кресле в дом, на второй этаж — в его комнату. В последний раз он был у нас на Рождество Пресвятой Богородицы — ровно за месяц до своей кончины. После службы была праздничная трапеза. У нас такая традиция уже за много лет сложилась, что в этот праздник мы всегда все вместе с батюшкой собирались и смотрели наш домашний фильм о каждом очередном прошедшем лете. И вот сидим мы так за столом, что-то обсуждаем. И вдруг обратились к нему: «Что вы думаете о том-то?» — «Я ничего не думаю, — отвечает он, — я перед судом уже стою». Он действительно очень серьёзно готовился к переходу в вечность. Уже не так бурно, как ранее всегда, с детьми общался. У него, конечно, и сил уже было меньше, но дело не в этом, а в какой-то внутренней его уже собранности, работе над собой. Детей он как любил, так и продолжал любить. Уже буквально за несколько дней я спросила: «Что можно было бы сделать для вас? Чего вы больше всего хотели бы?» — «Оказаться в детском доме», — отвечает.

Отец Димитрий Смирнов. В приюте «Павлин»

Здесь всегда он находил с детьми какое-то успокоение. Дети его всегда облепят, кто по бороде гладит, кто в нагрудном карманчике что-то перебирает, другой шепчет на ухо — батюшка просто среди малышей млел. Глаза у него тут всегда горели, какая-то под конец посещения даже хулиганская уже улыбка была. Он очень всех ребяток любил. На прощании у нас один очень уж активный мальчишка подошёл к гробу. А я потом и спрашиваю у него: «Ну что? Попрощался?» — «Да, я приложился к батюшкиной голове, и он мне прошептал..» — «Что?!» — «Веди себя хорошо». Так что батюшка не оставляет нас. Вот у меня спрашивали на днях: «Кто же у вас будет теперь духовник детского дома, детей?» Да батюшка и так нам спуску не даст. К тому же он оставил нам огромное наследие своих проповедей. Все ориентиры уже заданы там. Бери — исполняй. Мы знаем, куда идти. Для каждого из ребят он так и останется в сердце духовным отцом. Духовники будут. А отец — один.

Вскоре после смерти у меня совсем крошечный наш воспитанник спрашивает: «А батюшка уже проснулся?» «Нет, — говорю, — батюшка умер, он уже не проснётся». «Я бы за батюшку умер», — говорит вдруг этот малыш. «Что ты имеешь в виду?» — «Я бы умер, — так и поясняет, — лег бы в могилу за него». — «А почему ты так говоришь?» — «Потому что я хочу, чтобы он жил, я готов умереть, чтобы батюшка оставался живой».

Записала Ольга Орлова

29 октября 2020 г.