 |
| Православие.Ru | Архимандрит Йован (Радосавлевич) | 31.07.2020 |
Патриарх Сербский Павел
Зная о почтении и любви, с которой очень многие в России относятся к сербскому Патриарху Павлу, предлагаем читателям познакомиться с воспоминаниями о нём. Их автор — архимандрит Йован (Радосавлевич), современник, собеседник и сомолитвенник покойного Патриарха. В отрочестве, которое пришлось на военную пору, он познакомился с Гойко Стойковичем — так звали будущего Патриарха — в одном из монастырей Сербии. С тех пор их связала крепкая дружба, о которой отец Йован хранит добрую и благодарную память. Эпизоды из жизни Патриарха Павла, с которыми он знакомит читателей, — грустные и опасные, радостные и смешные — показывают спокойствие, доверие, любовь к Христу и людям, которые помогали не только самому сербскому подвижнику и его современникам, но и потомкам. Вот несколько таких эпизодов.
Первое знакомство с Гойко, будущим Патриархом. Война
Партизаны, приверженцы коммунистической идеологии, главной своей целью ставили получение власти во что бы то ни стало, не считаясь с жертвами — ни с собственными, ни со стороны сербского народа. Если четники-монархисты под руководством генерала Дражи Михайловича стремились вести освободительную войну на фронтах, не подвергая народ опасности немецких «акций возмездия», то у партизан была другая тактика. Таким образом, сербы, мирные жители Косово и Метохии, как и во всей стране, во-первых, становились жертвами оккупантов, а во-вторых, после прихода коммунистов к власти уже стали «предателями, не сражавшихся вместе с ними за торжество единственно верной идеологии».
В конце войны пронеслась весть, что партизаны идут в край, где были наши монастыри, устанавливают свою власть и крайне жестоко обходятся с верующими. Были и убийства. Испуганные монахи и монахини бежали из обителей в города и сёла в округе Кралева и Чачка или маленькие обители. Из Троицкого монастыря в Овчарско-Кабларском ущелье бежали в малую обитель Вуян трое молодых людей, один из них — Гойко Стойкович, молодой, лет 28−30-ти, богослов. Они рассказали, что идти им пришлось скрытно, под бомбами немцев, а в деревнях и сёлах слышали много рассказов о жестокости партизан. Вот такой была первая встреча с будущим Патриархом Павлом.
Вскоре православные должны были бежать и из этого монастыря — ушли почти все, за исключением старушки-поварихи, сгорбленного старичка и больного туберкулезом Гойко. Он сказал, что предает себя целиком Христу и с Его помощью надеется пережить беду. Гойко, как потом обнаружили вернувшиеся братия, по большей части лежал в своей келлии, читал Евангелие, молился и ничуть не поддавался панике, охватившей многих. За время своего затворничества он общался как с немцами, так и с партизанами, четниками, и нельзя сказать, чтобы это общение было приятным. Однажды к нему в келлию ворвался немец и рявкнул: где партизаны? и кто он вообще такой. Гойко ответил со своей кровати, что он болеет туберкулезом, из келлии не выходит и не имеет понятия о том, что происходит за стенами монастыря. Немец окинул взглядом келлию, увидел полпросфоры на подоконнике, схватил её, запихнул в рот и побежал от заразного больного. Потом пришли четники, но они просто осмотрелись и быстро покинули монастырь. Затем появились партизаны и остались в обители на ночь. Один из них явился в келлию к Гойко и разместился на ночлег прямо на его кровати, придавив ноги больного. На что тот сказал:
Архимандрит Йован (Радосавлевич)
— Друг, ты мне так ноги переломаешь. Да и опасно здесь — я болен туберкулезом!
— А! Туберкулез! — вскочил, схватил свою плащ-палатку и убежал.
…К лету 1945 года Гойко постепенно поправился. У нас к нему относились как к единственному, у которого было хорошее богословское образование, впрочем, так оно и было. У Гойко был прекрасный голос, и он хорошо разбирался в клиросном пении — для нас, монастырских послушников, это было очень ценно. Относились мы к нему с большим уважением: приносили дрова в холодные дни в его келлию, воду, чай и т. п., и всегда просили научить чему-нибудь из церковной службы — правильно спеть «Херувимскую», причастен, тропарь или стихиру празднику, — он всегда с радостью помогал нам.
Завхоз, столяр, электрик.
..В те военные и первые послевоенные годы не было ничего, даже самых необходимых, привычных вещей. Никто не мог найти швейных игл, например, или письменных ручек — тогда мы писали ещё перьями, — и те, кто с руками, делали их сами. Гойко всё это, конечно, видел. Видел и то, что в монастыре не было креста, который клали рядом с праздничной иконой на аналой. Тогда он уселся за кропотливую работу: в течение нескольких месяцев вырезал великолепный крест, кажется, из ясеня. Выполнял он подобные работы и позже, когда принял монашество, до глубокой старости: ремонтировал испорченные настенные часы, будильники, карманные часы (ручных тогда не было), был столяром, плотником, сапожником — в общем, с приходом Гойко в монастырь у нас появился свой электрик, завхоз и прораб. Мы всё время диву давались, что слабый и болезненный интеллигент — студент-богослов — знает так хорошо не только теологию и другие научные дисциплины, но владеет и такими навыками.
Нешуточная духовная математика
Гойко, когда позволяло здоровье, много с нами общался, и мы были этому очень рады: он очень много знал, и свои знания мог передать доступным языком. У него был дар рассуждения — спокойно, правильно и убедительно говорить о самых разных вещах, проблемах и разных мнениях о них. Но он умел и пошутить, и шутки или анекдоты, смешные истории Гойко тоже были духовными, я бы сказал.
Из нашей братии только у Гойко было высшее образование. Однажды игумен Василий пошутил: «Знаешь, Гойко, ты здесь — как единица перед нулями. Что значит ноль без единицы? — Ничего не значит. Так и мы без твоей учености и ума ничего не значим». Но потом посерьёзнел и сказал: «Но и единица без нулей ничего не значит. А вот когда она вместе с нулями, тогда её ценность увеличивается — в десятки, сотни, тысячи раз. Вот и мне кажется, что и ты без нас не такой уж и ценный», — таких примеров отец Василий знал и приводил очень много. Но этот, про нули и единицы, точно был уроком для Гойко, чтобы больше внимания обращал на смирение, чем на суету, которая сопровождает жизнь образованного, учёного человека.
Ещё мы, молодые послушники, очень любили рассматривать с ним звездное небо — Гойко много нам рассказывал о созвездиях, планетах, остальном космосе, предлагая вместе с ним удивиться и восхититься той премудрости, которая дала такой стройный порядок мирозданию. Мы все тогда замирали перед этим тихим и добрым величием созданного Богом мира, это было очень светлое чувство.
Как будущий Патриарх учил власть марксизму-ленинизму
Году в 1946-м, сразу после войны, в наш монастырь (мы тогда уже жили в Овчарско-Кабларском ущелье, в Благовещенской обители) пришёл милиционер и начал нас «просвещать» о Марксе, Энгельсе и коммунизме как «открытии правильной жизни общества», «коммунистическом мировом порядке» и т. д. Гойко вступил с ним в разговор, внимательно выслушал и начал объяснять милиционеру особенности коммунистической доктрины и порядка лучше всякого политинформатора, потому что марксизм он изучил (и был от него не в восторге). Разговор милиционер прервал очень резко: «Тебя убить надо! Я вижу, что ты знаешь про коммунизм больше меня, но не будешь поступать по-коммунистически». А убивали тогда много: шло уничтожение, как и в России после революции, христианского духа народа, лучших его представителей.
Ревность иеродиакона Павла
Но Бог спас, и через 2 года, в день апостолов Петра и Павла, в Благовещенской обители Гойко принял постриг и получил то имя, которое мы знаем и любим не только в Сербии: Павле, Павел. Надо сказать, что с тех пор, как он стал монахом, а вскоре и иеродиаконом, Павле стал предельно строг к себе, и мы немного жалели, что прекратились его веселые истории. Но шутить он продолжал, и это, конечно, утешало.
Потом братство монастыря должно было перейти в обитель Рачу на западе Сербии. Здесь отец Павел вёл себя так же, как и всегда. Особое внимание он обращал на точность и правильность проведения богослужений — Павле стремился к тому, чтобы службы шли без запинок, пауз, но и не хаотично быстро. Часто он читал проповеди перед Причастием — краткие, содержательные, светлые. Народ очень любил их.
Когда просили его совета о чём-либо, отец Павел давал ответ не сразу: ему требовалось время для размышления, чтения Евангелия или святых отцов и молитвы — только тогда он мог предложить своё мнение.
Он вёл строгую подвижническую жизнь, и было видно, что отец Павел любил такую жизнь искренне. В монастыре Рача он постоянно напоминал нам, чтобы мы жили в согласии и чтобы жизнь текла по монастырским правилам. Он нам служил «будильником»: около 5-ти часов утра Павле будил послушников, чтобы ровно в 5-ть все были на утреннем богослужении. Затем — трапеза и послушания.
Непреклонность иеродиакона Павла
Однажды в монастырь пришёл бедный иеромонах Иона. Когда-то отлично завершивший семинарию, прекрасно знавший богословские и другие дисциплины, он утратил свои знания из-за пристрастия к алкоголю. Дело довершила война: Иона попал в усташеский концлагерь, где его подвергли страшным мукам. Войну он пережил, но был опустошён и физически, и психически: чтобы забыть ужасы концлагеря, издевательства усташей, он пил без просыпу, пил просто страшно. В трапезной он сказал однажды, обращаясь к игумену: «А ты знаешь, что имеешь право поставить мне здесь и сейчас литр ракии?» Игумен не растерялся: «А знаешь ли ты, бедный Иона, что имеешь право не пить и не терять время в поисках алкоголя?» Но ни увещания игумена, ни беседы отца Павла не помогали: Иона пил. Несколько раз мы вместе с отцом Павлом должны были бежать в соседнее село, чтобы на тачке или на носилках отнести пьяного обездвиженного Иону, убежавшего из монастыря и опять нашедшего ракию — к нам приходили жители сёл и говорили: выручайте Иону, иначе его свиньи покусают. Потом отец Павел всем нам говорил: «Даже домашние животные или дикие звери служат кому-либо или чему-либо, т. е. представляют собой пользу. Но человек, который предал себя пьянству, только существует, разлагаясь: как будто бы жив, а на самом деле мертв, и никакой пользы не приносит — ни Богу, ни людям». Иона заболел «белой горячкой», его отвезли в белградскую клинику, где он и скончался. С тех пор отец Павел жёстко настоял на полном отказе от алкоголя в обители — видя перед собой печальный пример иеромонаха Ионы, мы поддержали Павле, конечно. И строгое отношение к вину сохранилось у отца Павла до конца жизни.
(Продолжение следует)
Подготовил Степан Игнашев
При подготовке материалов использовались отрывки из книги архимандрита Йована (Радосавлевича) «Мемоари. Сећања».
P. S. Дорогие читатели, мы продолжаем инициативу по оказанию помощи косовским сербам и храмам, монастырям Косово и Метохии. Если вы хотите и можете оказать помощь, вот номер карты Сбербанка, на которую можно перечислить пожертвование:
5469 0177 0923 5086, Петр Михайлович Д. (Обязательна пометка: «Помощь Косово»).
