Преподобномученица Дария (Зайцева)

Преподобномученица Дария родилась в 1870 году в селе Богослово Рязанской губернии в семье крестьянина Петра Зайцева. С детства возлюбив Господа, она в ранней юности решила удалиться от мира с его соблазнами и лукавством и служить своему Небесному Жениху. Девятнадцати лет ушла она в Борисоглебский женский Аносин монастырь в 30 верстах от Москвы, в 15 верстах от Звенигорода, на реке Истре, где подвизалась до самого закрытия обители советской властью в 1928 году. Неизвестно с достоверностью, что побудило Дарью выбрать для жительства именно этот монастырь, но к тому времени Аносина пустынь была процветающей, образцовой общежительной пустынью как по укладу жизни, так и по духовным своим достижениям. Обитель славилась прежде всего своим подвижничеством. Ее монахини нередко становились настоятельницами других монастырей и общин. Многие известные духовники направляли своих духовных чад в Аносино, зная, что именно там они получат помощь в монашеском подвиге и духовное окормление. Вообще Аносинский монастырь часто называли «женской Оптиной пустынью»: здесь также было развито старчество — традиция духовного окормления монашествующих, особенно новоначальных сестёр. Каждая из них вручалась опытной монахине — старице, и отношения между ними строились на взаимном доверии, без чего невозможно стяжать смирение и послушание — начало всех других христианских добродетелей.

Обитель в Аносино, удалённая от человеческого жилья и мирской суеты, была пустынью не только по названию. По территории монастыря никто из посторонних вообще не ходил, даже с родственниками сестры могли встречаться лишь за оградой монастыря — в гостинице. По уставу в обители не допускалось наёмного труда. Все работы, вплоть до изготовления обуви, сестры выполняли самостоятельно. При этом запрещалось ходить в мир «за сбором» (то есть за милостыней на нужды монастыря). Труда в монастыре было много, но столько, чтобы он не препятствовал молитве. Уставные, долгие службы начинались глубокой ночью. Келейно же сестры упражнялись в молитве Иисусовой. Дабы ничто не отвлекало сестёр от внутреннего делания, в кельях не было даже освещения (кроме лампадки перед иконами). Общежительный устав избавлял насельниц от излишних попечений и вместе с тем приучал к смирению и нестяжательности. По кельям не позволялось иметь ничего лишнего, только самое необходимое, никто ничего не мог получить от мира.

Люди, опытные в духовной жизни давно заметили, что для монаха чрезвычайно важен период новоначалия, ибо направление, полученное при начале пути, накладывает отпечаток на весь дальнейший путь подвижника и его духовное устроение. В те годы, когда Дарья пришла в Аносино, настоятельницей монастыря уже в течение пяти лет была игумения Иоанна, почитаемая за свою строгую подвижническую жизнь, молитвенность, духовную мудрость, ревностную любовь к уставным богослужениям. Как настоятельница игумения Иоанна была строга. Принимая в обитель сестёр, она предупреждала о трудности монастырской жизни и о необходимости полного разрыва с миром, даже брала с них подписку до смерти безвыходно пребывать в монастыре, не разрешала никаких поездок и отпусков на родину. «Большая польза, — объясняла она родственникам, приезжавшим просить отпустить к ним инокиню — всем, если сестра останется в монастыре, всем миром помолимся за болящего или умершего, а выйдя из обители сестра порассеется в миру, прежней уже не вернётся». Вела матушка старческое окрмление и всемерно заботилась, дабы насельницы обители не проводили времени праздно. В то же время строгость настоятельницы в отношении духовного уклада монастырской жизни не была ни черствостью, ни жестокостью. К сестрам она была милостива, как мать, а они благоговели перед своей игуменией. Сама отличаясь сосредоточенностью и бдительным вниманием к движениям своего сердца, она приучала и сестёр всегда ходить пред очами Божиими. «С Богом ли ты идёшь, душечка?» — таково было неизменное приветствие сестрам этой опытной подвижницы, стяжавшей дар непрестанной молитвы Иисусовой. По свидетельству епископа Арсения (Жадановского), «святое сродство» объединяло её душу с душой известного старца Зосимовой пустыни схиигумена Германа (Гомзина), который «время от времени проведывал её с целью поучиться монашеству и поутешиться беседою». Игумения Иоанна стояла во главе монастыря около сорока лет (1879−1918−1919?) и преставилась в возрасте 90 лет уже после революции. Естественно, что возвышенное духовное устроение Матушки нечувственно передавалось и её духовным чадам.

До революции 1917 года Борисоглебская Аносинская обитель была процветающей. В ней подвизалось около 180 монахинь и послушниц, хозяйство было хорошо налажено, здесь производили почти все виды сельскохозяйственных работ, занимались вышивкой и другими рукоделиями. Как уже упоминалось, молитвенный и трудовой день в Аносино начинался глубокой ночью. Чередная сестра с билом обходит монастырь, будя сестёр к полунощнице. Сестры тихо, одна за другой, молча идут к храму. Входят, делают три поясных поклона Господу, а потом глубокие поклоны сестрам — направо и налево, и сразу идут на свои места. Мантийные монахини стояли на возвышенном с деревянным полом месте, находившемся вдоль стен — от одного придела до другого. Против алтаря у западной стены — место матушки игумении. Рядом с ней по обе стороны стояли казначея и благочинная. Послушницы стояли в передних рядах, за ними — инокини. Схимницы находились у западной стены в углу в левом приделе. Во время служб никто не сходил с места, не разговаривал, не поворачивался по сторонам. Не было такого, чтобы кто-то без причины не пришёл или опоздал на службу. Это было невозможно и всем сразу заметно, ибо пустовало бы место. Во время службы не полагалось прикладываться к иконам, ставить свечи, раскланиваться или подходить к матушке под благословение в неурочное время — вообще, не допускалось никаких лишних движений в храме, которые бы могли создавать суету, мешали бы сосредоточиться. В церковь сестры ходили в полном облачении. В отношении монашеского одеяния были заведены очень строгие порядки. С самого основания монастыря по замыслу его первоначальницы игумении Евгении (Мещерской) не полагалось шёлковой или шерстяной одежды, не было ни одной пары галош, которые в начале XX века служили скорее признаком состоятельности, нежели служили по своему прямому назначению — круглый год сестры носили кожаные полусапожки, шитые в монастыре, только зимой на выезд в лес выдавали валенки. Ни у кого, даже у матушки игумении, не было шерстяных вязаных кофт или пуховых платков, носили ватные безрукавки и простые тёплые черные шали. Во время трапезы сестры сидели не только молча, но даже не поворачивали головы. Слышно было лишь чтение поучения. На послушаниях тянули чётки, перебирали картошку, яблоки — всё молча, каждый молился про себя. Никто не видал сестер праздно стоящих или о чём-то разговаривающих. По чужим кельям ходить не полагалось. Не было слышно в обители недовольного, раздражительного или повелительного тона, вообще громкого голоса, смеха.

В таком благоустроенном монастыре и проходила свой подвижнический путь послушница Дария. Трудилась она на общих послушаниях, особенно часто приходилось ей носить для монастырских нужд воду с реки Истры, протекающей под высоким монастырским холмом по живописной лощине, или из источников, которых множество в окружающем лесу. Многие годы терпеливо и безропотно трудясь на монастырских послушаниях, Дария вела жизнь смиренную, ничем внешне не выделяясь из среды единонравных сестёр. Она не домогалась высших должностей и званий, памятуя о том, что не место и не одежда красят человека. Послушница Дария, почти сорок лет работая Господу, служа Ему верой и правдой, не унывала и не роптала на то, что старшие, испытывая терпение и кротость этой искренней рабы Божией, медлили постригать её в иноческий чин. Она твёрдо помнила сказания древних патериков о том, как, случалось, добросовестные послушники по смерти являлись облачёнными в великую схиму, в то время как нерадивые схимники оказывались лишёнными её. Поэтому всё внимание усердная послушница старалась уделять внутреннему устроению, чтобы явиться — не перед пристрастным и близоруким взором человеческим, но лишь пред очами Отца Небесного — истинным, внутренним монахом, неоскверненно нося свои пустыннические ризы, «в неистлении кроткого и молчаливого духа».

После революции Аносин Борисоглебский монастырь существовал ещё десять лет. В 1923 году, уже при большевиках, он отметил своё столетие. Его последняя перед закрытием игумения Алипия, в схиме — Евгения, в миру Мелания Петровна Таишева (1875−1942), духовная дочь схиигумении Фамари (Марджановой), приняв обитель в цветущем состоянии, всеми силами старалась сохранять монастырский дух и уклад жизни на прежнем высоком уровне. Но притеснения от властей не могли не сказаться: монастырь был обложен тяжёлыми налогами. Инокини всегда много работали, но ровно настолько, чтобы обеспечивать себя: устав обители не позволял им иметь ничего лишнего, так как главной в их жизни была молитва. Теперь же, чтобы платить налоги, пришлось расширять хозяйство — стали разводить свиней, стегать одеяла, вязать на специально приобретённых машинах чулки и пуховые вещи на продажу, разводить для этого пуховых кроликов. Питание ухудшилось, сестры стали уставать. Пришлось, не сокращая служб, переносить их с ночного на более удобное утреннее время. Новых сестёр из мира стало поступать мало, но до самого закрытия всё ещё оставалось около 130 инокинь и послушниц.

Весной 1928 года из Павловской слободы в монастырь приехали представители власти и потребовали, чтобы через час в трапезной были собраны все сестры. Когда все собрались, приезжие оповестили насельниц, что отныне они будут именоваться не монастырем, а трудовой артелью. Но уже в конце июня приехали снова и арестовали матушку, двух священников и ещё четырёх сестер. Арестованных повезли в Москву, а остальным приказали через три дня освободить монастырь. Сестры разошлись кто куда, но ещё до этого, не дожидаясь их ухода, кельи монахинь заняли местные жители, так что последние дни они ночевали в трапезной на полу.

После закрытия монастыря послушница Дария поселилась в селе Холмы Истринского района, где прислуживала в Знаменской церкви. По воспоминаниям местных жителей, вместе с Дарией прибыли ещё две монахини, но вскоре они куда-то ушли, а Дарья прижилась при храме. Жила она в церковной сторожке. В 1934 году её избрали церковной старостой. Одна из местных жительниц вспоминает, что в те годы её, восьмилетнюю девочку, мама водила к матушке Дарье, чтобы та помолилась и помазала святым маслом больные ножки девочки, ребёнок от этого получал облегчение в своей болезни.

2 марта 1938 года послушница Дария была арестована Истринским отделением милиции и заключена в камеру предварительного заключения, а через некоторое время переведена в Таганскую тюрьму в Москве. На следующий день состоялся допрос.

— Дайте показания о вашей контрреволюционной агитации, проводимой вами среди населения Холмы, — потребовал следователь.

— После прихода к власти коммунистов нам, православным, жить стало хуже, стали нас притеснять, закрывать церкви. Пересажали в тюрьму всех священников, диаконов, монашествующих. Вот я приготовила себе вещи и ожидала, когда меня посадят… В 1937 году зимою приходили ко мне в сторожку женщины деревни Холмы, где я вела разговор без всякой на то злобы, что нужно больше молиться Богу и просить, чтобы Бог помог избавиться нам от власти и послал нам другую. При этой власти стало жить очень тяжело крестьянам и к нам крестьяне в церковь не ходят, забыли Бога. Вот нам и послана такая власть, и в Законе Божием написано. Власть сейчас делает гонения на крестьян и православных, и я умру за Веру и Батюшку Царя…

— Почему вы недовольны существующим строем и проводите контрреволюционную деятельность?

— Недовольна я существующим строем лишь потому, что закрывают церкви и делают гонения на религию и православных, поэтому смириться существующим строем не могу.

8 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушницу Дарию (Зайцеву) к расстрелу. Послушница Дария была расстреляна 14 марта 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребена в общей могиле. Вскоре был закрыт и разорён и Знаменский храм села Холмы, ставший родным для матушки Дарии.

Преподобномученица Дария прославлена в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г. Определение Священного Синода от 12 марта 2002 г.

https://monasterium.ru/monastyri/svyatie/prepodobnomuchenitsa-dariya-zaytseva-poslushnitsa/?from_monastery=5087