 |
| Православие.Ru | Петр Давыдов | 09.07.2019 |
Птичка улетела. Художник: Творожников Иван Иванович, 1917
«Жизнь нашего прихода, — любил говаривать отец Василий, — это нечто среднее между детским садом и психбольницей». Неизменно, правда, добавлял для самых угрюмых и серьезных: «Это шутка. Имеющий уши слышати да слышит».
Шутки шутками, но даже самые угрюмые и серьезные должны были признать: жизнь в Церкви строится по совершенно иным, непонятным правилам, которым нет особого дела до грозных стереотипов, предрассудков и неписаных, а то и писаных, законов. Согласно этим законам, не только одна община, да и вся Церковь, наверное, давно бы прекратили своё существование. Проще говоря, Христос, обещавший хранить Церковь, иногда делает это с юмором, показывая, что доброй улыбке всегда есть место в нашей серьезной и угрюмой жизни. Например, Он руками Кати-балерины разорил целый зал игровых автоматов и помог нашей общине во время очередного финансового кризиса. Случай реальный, кстати: он занесен в хроники прихода.
Балериной её прозвали, понятно, злые языки. Такие в каждом приходе есть. Слабоумная Катя ходила по одной ей известной и одной ею определяемой траектории: расшатываясь и прихрамывая на обе ноги, она могла запросто врезаться в служащего отца Василия, а если не подоспеют аколуфы, то и в епископа. Со временем к её выходам из-за печки стали относиться спокойно, но поначалу, бывало, епископ сильно недоумевал, а отец Василий удивленно улыбался. Улыбался он — правда, сквозь слезы — и тогда, когда Катя вступала в общий хор на «Верую..» или «Отче наш»: нежный абсолютный слух пианиста-виртуоза, каким был батюшка, подвергался откровенной пытке.
Гугнивая, слабоумная, с нарушенной походкой, со страшным голосом, но очень и очень добрая и никогда ни на кого не обижающаяся — кто ж посмеет оскорбить Катю-балерину. Никто и не смел. Более того, когда к ней и её закидонам привыкли и Катя стала, что называется, лицом прихода («На безрыбье и рак — рыба», — вздыхал отец Василий под общий хохот), ей охотно подавали милостыню — зачем ей нужны были деньги, никто не понимал, правда.
А тут грянул бодрящий сердца кризис: пришлось вдруг вспомнить про «не хлебом единым». Причём вспомнилось всерьез. Приход резко и неумолимо обеднел. Нечем было платить даже за «коммуналку» — вторую статью расхода после помощи бедным и многодетным семьям. Приуныли. Особенно, конечно, староста. Говорил: «Хоть в рулетку играй. Русскую».
Катя-балерина, надо сказать, испытывала самые нежные чувства к старосте и врезалась в него чаще, чем в других, — к радости не только его супруги, но и епископа, иногда становившегося свидетелем их встреч, которые всегда сопровождались игрой отца Василия на фортепиано в приходском домике. И вот она услышала эти слова про рулетку и крепко задумалась, отойдя на полшага. Впрочем, «задумалась» в случае с Катей — вряд ли самое подходящее слово, считают некоторые. Не уверен.
Так или иначе, у нашей убогой созрел план по выводу прихода из денежной ямы, а то и пропасти. Не просто созрел — она ж его осуществила, и с какими последствиями!
В один прекрасный депрессивный день она, захватив мешочек с монетами, которые накидали ей прихожане, отправилась через дорогу к «одноруким бандитам» — там был целый зал этих игровых автоматов, лишивших средств к существованию не одного человека, не одну семью. Хозяева — упитанные увальни в темных очках — очень походили на наркоторговцев и цедили сквозь зубы отчаявшимся матерям, женам, друзьям своих жертв: «Всё законно. Не я такой — жизнь такая». Ну да, ничего личного.
Бедную слабоумную Катю они встретили презрительно спокойно. Какое им дело до дурочки, если она несет деньги? Пусть веселится.
Катя веселилась от души. Закидывая деньги в чрево «одноруким бандитам», она поочередно каждого из них. крестила. И у каждого из них случалось чудесное недержание: все до единого они выдавали гремящий металлом «джек-пот», который Балерина сгружала в мешок.
Веселой походкой она пролетела мимо совершенно офонаревших Сциллы и Харибды, перешла дорогу и с восторгом вручила отцу Василию мешок с добром: «на электричество», — прогнусавила. Тот её рассказу ничуть не поверил, конечно. Чтобы Катя — и вдруг в геймеры подалась? Да быть такого не может.
На следующий день история повторилась. Катя вновь принесла мешок с деньгами — вслед за ней неслись раскрасневшиеся мордатые, но на пороге храма что-то их остановило. Отец Василий был крайне озадачен и поручил одному из друзей проследить за бедной богатой Катей. Проследил.
У входа в логово разбойников собралась толпа. Катя орала, что хочет ещё поиграть «с этими машинками», очковые не хотели её пускать внутрь, а продувшиеся в пух и прах клиенты жаждали мести: пусть хоть этой слабоумной повезет. Катя на везение не рассчитывала: она была твердо уверена в своей правоте. её буквально внесли в проклятый зал. Там повторилась абсолютно та же история, что и вчера, и позавчера. Провожали её с каким-то религиозным трепетом.
Когда отец Василий узнал, что всё это правда, он устроил настоящий разнос бедной Кате. «Чтобы туда больше ни ногой!» — рявкнул он не столько ей (что взять с убогой), сколько десятку собравшимся вокруг молодых.
Но даже если бы кто-то и захотел прийти «поиграть в машинки», то ничего бы не вышло: зал игровых автоматов стал испытывать жуткие трудности с оплатой аренды и вынужден был закрыться. Куда скрылись бандюганы, никто не знает, да и не сильно это кого-нибудь и волновало. А ещё через пару месяцев их вообще запретили, на сей раз законодательно. Ничего личного.
Прошло несколько лет, один кризис сменился другим. Кто-то, увидев Катю, все так же радостно вышагивающую, нет-нет да и попросит, смеясь, помочь деньгами, подавая ей очередную мелочь. Но Катя строга: «Мне нельзя. Я лучше помолюсь». Мы не против. Даже — за.
