 |
| Русский вестник | Сергей Фомин | 14.11.2005 |
За объединительным процессом с Зарубежной Церковью, как-то на второй план отошли проблемы взаимоотношения со старообрядцами. Между тем, разрешение этого вопроса занимало и умы зарубежников. Более того, долгие годы Московская Патриархия и РПЦЗ шли здесь, как говорится, голова в голову.
Еще в апреле 1929 г. последовало Постановление Патриаршего Священного Синода об упразднении клятв Московского собора 1656 г. и Большого Московского Собора 1667 г., наложенные ими на старые церковные обряды [1].
Постановлением Св. Синода Русской Православной Церкви от 10/23 апреля 1929 г. соборные клятвы XVII в. также были отменены. По свидетельству архиепископа Женевского и Западноевропейского (РПЦЗ) Антония (Бартошевича, 1911−1996) так же поступил и митрополит Антоний (Храповицкий): «…Когда митрополит Антоний оказался за границей, то он написал обращение к старообрядцам. И написал он так, сердечно и с любовью: до сих пор вы были гонимы, а мы как бы в положении гонителей, Церковь официальная, а теперь, говорит, и мы такие же гонимые, как вы. То не пора ли нам почувствовать, что мы братья, и должны жить вместе. Это, конечно, письмо не имело того желанного ответа, который митрополит предполагал» [2].
Поместный Собор Русской Православной Церкви 1971 г. вновь обратился к этому вопросу. С докладом «Об отмене клятв на старые обряды и придерживающихся их» на вечернем заседании 31 мая выступил митрополит Никодим (Ротов). Он предлагал в качестве Соборного определения повторить в измененном виде Постановление Св. Синода 1929 г. [3] В Деянии Поместного Собора «Об отмене клятв на старые обряды и на придерживающихся их» от 2 июня 1971 г. говорилось: «Мы, составляющие Поместный Собор Русской Православной Церкви, равносильный по своему достоинству и значению Московскому Собору 1656 г. и Большому Московскому Собору 1667 г., рассмотрев вопрос о наложенных этими соборами клятвах с богословской, литургической, канонической и исторической сторон, торжественно определяем во славу Всесвятого Имени Господа нашего Иисуса Христа: 1) Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 г. о признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды, и равночестными им. 2) Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 г. об отвержении и вменении яко не бывших порицательных выражений, относящихся к старым обрядам, и в особенности, к двуперстию, где бы они ни встречались и кем бы ни изрекались. 3) Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 г. об упразднении клятв Московского собора 1656 г. и Большого Московского Собора 1667 г., наложенных ими на старые русские обряды и на придерживающихся их православноверующих христиан, и считать эти клятвы яко не бывшие» [4]. Встречного шага не последовало.
Зарубежная Церковь на III Всезарубежном Соборе 1974 г. также сняла «клятвы на старые обряды».
Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 1988 г. в специальном обращении подтвердил Деяния Поместного Собора 1971 г., касающиеся старообрядцев.
В самом начале 1999 г. Отдел внешних церковных сношений Московской Патриархии приступил по инициативе митрополита Кирилла (Гундяева) к налаживанию контактов со старообрядцами. По его докладу 19 июля 1999 г. было решено создать особую комиссию при ОВЦС по координации отношений со старообрядчеством. Судя по обнародованным документам, все «древлеправославные церкви» (включая безпоповские!) названы «церквами-соседями»[5].
Ответа снова не последовало, если не считать того, что на «Освященном соборе Русской православной старообрядческой церкви» в октябре 2001 г. утверждался «чин отречения от никонианской ереси» [6].
В переломном для России 1881 году один из умнейших русских людей, внук московского священника, сын профессора словесности Московского университета, обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев писал Е. Ф. Тютчевой, дочери великого русского поэта, сестра которой была замужем за известным славянофилом И. С. Аксаковым:
«…Но вот словечко о расколе.
Вот чего не хочет понять Ив. Серг. [Аксаков] и прочие идеализаторы, не знающие истории и действительности. Раскол у нас прежде всего — невежество, буква — в противоположении духу, а с другой стороны — хранилище силы духовной под дикой, безобразной оболочкой. Снять эту оболочку — значит добыть великую силу для Церкви, и Церковь мало-помалу добывает ее, ибо лучшие люди из раскола переходят к нам. Ив[ан] С[ергеевич] не знает и знать не хочет, что в последние 10 лет Церковь наша выставила замечательных деятелей для этого добывания, и все они большею частью перешли оттуда же.
Но вместе с тем раскол есть у нас, теперь в особенности, политическая партия, и весьма опасная. Опасная — по милости непрошеных адвокатов и защитников, людей, не имеющих ничего общего с верой и Церковью. Простые люди из раскола и не подозревают, что во главе их становятся — с одной стороны, мужики-кулаки, преследующие личные свои цели властолюбия и своекорыстия, с другой стороны — журналисты. Из Москвы кто ратует за раскол, кто подкупает журналы? Шибаев из Рогожского кладб[ища], человек, говорящий терминами газетных статей, входивший в связи с Герценом, не имеющий никакой веры. Морозов, который всех детей своих воспитывает с англичанами-гувернерами. Солдатенков, — который печатает антирелигиозные книги. У этих людей свои цели. Кто вопиет о свободе раскола? Люди, не скрывающие своих задних мыслей — произвесть смуту и бросить в народ демократические тенденции. Они возводят в идеал — основное учение раскола, что наша Церковь признанная и утвержденная есть Церковь незаконная и что власти законной, как церковной, так и гражданской уже нет" [7].
Этот верно схваченный дуализм старообрядчества во второй половине ХХ в. был напрочь забыт. Толковали лишь о древности, о чистоте веры, о корнях, о неиспорченности обрядов, о всегдашних гонениях. В результате старообрядец в общественном сознании приобрел по существу значение понятия истинно-русский.
Именно этот перекос вызвал предлагаемые вниманию читателей наши заметки, в какой-то мере, разумеется, односторонние, ибо мы полностью солидаризируемся с мнением Победоносцева, характеризовавшего старообрядчество не только как опасную политическую силу (в его верхах), но и как (в рядовой массе) «хранилище силы духовной». Поговорим о тех людях в старообрядчестве, у которых, по словам Константина Петровича, были «свои цели».
Весьма заметная старообрядческая струя была в разного рода заговорах, волнениях, восстаниях и бунтах, направленных на свержение Помазанника Божия, вплоть до прямой службы иноверным врагам России. Недаром старообрядчество так привлекало масонов, евреев и вообще разного рода борцов с Богоустановленной Царской властью.
Вот только некоторые староверческие (в советской историографии несправедливо получившие название «крестьянских» или «казацких») бунты и войны, в действительности направленные на свержение Династии Романовых (Царя Алексея Михайловича «ревнители благочестия» называли «рожком антихристовым», «новым жидовином»): Соловецкое восстание 1668−1676 гг., бунт Степана Разина 1670−1671 гг., стрелецкие 1682 и 1698 гг. мятежи, восстания на Дону 1687 и 1698 гг., в Саратове 1693 г., на Северном Кавказе 1695 г., Астраханский и Тарский бунты первой четверти XVIII в., Булавинское восстание на Дону 1708−1710 гг., Чумной бунт в Москве 1771 г. и Пугачевский бунт 1773−1774 гг. Все это сопровождалось убийствами архиереев и священников, ограблением храмов и монастырских ризниц. При этом характерно было использование феномена самозванчества, в котором староверы хорошо поднаторели (достаточно вспомнить самозванство многих их священников и архиереев). Почти миллион человек, так или иначе принимавших участие в этих действиях, сочувствовавших им и членов их семей покинули Россию. Основными местами их проживания стали Турция, Австро-Венгрия, Польша, Пруссия и США. Не случайно в годы Царствования Императора Петра I и Императрицы Екатерины II было наложено запрещение на занятие старообрядцами государственных должностей.
Война с Российским Самодержавием, между тем, продолжалась раскольниками и далее, постепенно принимая лишь иные формы (ибо основные силы бунтовщиков были поражены). Достаточно вспомнить участие казаков-некрасовцев в боевых действиях против Русской Армии на стороне Османской империи в русско-турецких войнах; признание старообрядцами Наполеона после того, как он занял Москву, своим государем. (При этом в старообрядческой молельне была вывешена картина, изображающая Императора Александра I, уверяющая зрителей в том, что Он — антихрист.)
Показательно, что официальных похвал староверов удостоились либеральные реформы Императора Александра II. «В новизнах Твоего Царствования нам старина наша слышится», — писали Государю старообрядцы с Преображенского кладбища.
Как справедливо пишет предпринявшая исследование антицарского феномена старообрядчества Н. Михайлова, «излагать историю „буржуазной“ революции в России, не обращая внимания на конфессиональную принадлежность этой буржуазии, тогдашних „олигархов“, значит сознательно или по неведению замалчивать наиболее существенное в побудительных причинах к свержению Царя и разрушению Монархии».
Факты же свидетельствуют вот о чем:
К 1825 г., «по меньшей мере, 1/3 жителей Первопрестольной столицы были раскольниками».
«В начале ХХ века выходцы из раскольничьих скитов завладели уже не отдельными предприятиями, а целым рядом отраслей».
«Из 25 купеческих родов Москвы почти половина были раскольническими».
«При имущественном цензе в избирательном праве России они имели возможность захватить все выборные должности».
«…Уже ко времени Екатерины IIтри четверти (75%) русского капитала и большая часть промышленности (Север, Урал) оказались в руках „вечно гонимых“ раскольников».
В начале ХХ в. в их руках было около 60% всего промышленного капитала России.
При этом следует учитывать, что вплоть до начала ХХ века в России не существовало чисто русских банкирских домов. Примечательно, что первопроходцами в этом стали именно старообрядцы. Одним из первых в 1902 г. был основан Банкирский дом «Братья Рябушинские» [8]. Причиной такого отношения была библейская заповедь: «Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост…» (Втор. 23, 20). Будучи в эмиграции, В. П. Рябушинский написал примечательную статью «Судьбы русского хозяина» (1928), попытавшись с точки зрения верующего старообрядца обосновать постыдную «торговлю деньгами». Однако в то время он еще не мог полностью обойти неприятие это православным народом:
«…Протестантизм сыграл большую роль, устранив главное препятствие на пути развития важнейшего фактора современного хозяйственного строя — кредита. Дело в том, что средневековая католическая церковь считала большим грехом и запрещала давать деньги в рост. Правило это постоянно нарушалось, но организация кредита все-таки тормозилась. Кальвин и многие другие протестантские богословы стали на другую точку зрения и открыто разрешали брать проценты. Снятие клейма неблаговидности с банковской деятельности привело к значительному ее расширению, и вопрос о кредите стал на твердую и законную почву в протестантских государствах. Оттуда дух капитализма (в связи с отходом Римской церкви от ее прежней непримиримости по отношению к процентам) распространился по всему Западу, но с течением времени стал сильно меняться. Еще в XVI, а в Америке даже в XVIII и начале XIX столетия западный «хозяин» чувствовал себя не абсолютным распорядителем своего богатства, а Божиим управителем. Очень мало от всего это осталось в середине XIX века: оболочка еще кое-где сохранилась, но сердцевина истлела. Аскетизм заменился жаждой наслаждений; чувство ответственности перед Богом пропало; зато еще возросло преклонение перед богатством, и в таком виде, рука об руку с материализмом, дух капитализма проник в Россию. Там он встретил не пустое место, а исторический, веками складывавшийся тип «русского хозяина».
Хозяин-православный во многом отличается от кальвиниста. Мiрской аскетизм есть и у нас, но он не постоянный, а периодический, связанный с постами. Отношение к богатству тоже другое. Оно не считается греховным, но на бедность не смотрят как на доказательство неугодности Богу. Поэтому в России нет того сухого, презрительного отношения к беднякам, которое появилось на Западе после Реформации. Протестанты, конечно, предписывают благотворительность, но, организовав ее очень хорошо формально, они вынули у нее душу, осудив личную милостыню, столь дорогую и близкую русскому человеку. Что же касается сознания своего положения, лишь как Божьего доверенного по управлению собственностью, то оно было внедрено в православного еще прочнее, чем в пуританина.
По отношению к больному вопросу о процентах Восточная Церковь держалась следующей практики: осуждая их принципиально, она фактически боролась лишь с ростовщичеством, не налагая огульных кар на всех взимателей процентов и не прибегая к помощи мiрской власти, как Католическая церковь. Условия русской экономики особенно требовали такого отношения, ибо вся колонизация Севера шла на кредит. В связи с этим банкирских класс Северной Руси, новгородское боярство, пользовался почетом и большим политическим влиянием; и Церковь отнюдь не причисляла его к числу отверженных.
Однако, по-видимому, в народной душе остался какой-то осадок против торговли деньгами. Еще на моей памяти в московском купеческом кругу держалась своеобразная расценка различных видов хозяйственной деятельности. Более всего уважалось занятие промышленностью: фабриканты и заводчики стояли на первом месте; за ними шли купцы, а к лицам, занимавшимся коммерческим учетом, даже без всякого оттенка ростовщичества, а из самых дешевых процентов, отношение было неискреннее: в глаза уважали, а за глаза пренебрежительно говорили «процентщики». Может быть, здесь и нужно искать объяснения, почему у нас в XIX веке совсем не существовало старых и крупных, чисто русских банкирских домов, а таких же промышленных и торговых было очень много" [9].
Неслучайно, наверное, что труды В. П. Рябушинского в наши дни вышли в еврейском издательстве, также как, вероятно, и то, что в настоящее время в снятии клейма с «торгующих деньгами», вместо Кальвина, подвизается диакон А. Кураев.
В предреволюционные годы старообрядческий капитал сделал свой политический выбор. Староверы были среди основателей партий кадетов, прогрессистов и октябристов; владели такими влиятельными газетами, как «Утро России», «Последние новости», «Голос Москвы». Они были влиятельными депутатами Государственной думы, министрами Временного правительства, крупными масонами.
Вещественным памятником членства влиятельных старообрядцев в масонских ложах (а, значит, и участия их в противоправительственных заговорах) является т. н. «молельня» в московском доме-музее пролетарского писателя М. Горького (также весьма близкого масонам). «После возвращения в Москву в начале тридцатых годов, — пишет современный исследователь Л. Болотин, — А. М. Пешков поселился в бывшем особняке П. П. Рябушинского, где сейчас музей писателя. Любопытную информацию об этом доме сообщает писатель П. Паламарчук — во время одного ремонта дома уже в наше время глухая комната, которая считалась кладовкой, оказалась украшенной эффектной абстрактной росписью. По предположению местных специалистов комнату почему-то атрибутировали как старообрядческую молельню (ведь Рябушинский, как и Гучков, происходил из старообрядческой семьи), но нелепость этого утверждения очевидна. Старообрядчество не приемлет даже афонского письма в иконописи, не то что абстракционизма. Очевидно, роспись носит ярко выраженный культовый характер, не случайно комната названа специалистами „молельней“. Конечно же, это никакая не молельня, а масонское капище. Не случаен и выбор этого дома М. Горьким, входившим в свое время в круг Рябушинского, как не случайно, думается, и поновление этой ложи в настоящее время» [10].
На Московском съезде старообрядцев всех согласий в августе 1917 г. делегаты, радуясь переменам, призывали всех своих единоверцев «мощно встать» на защиту новой России, под управлением министров-староверов.
Вряд ли стоит преувеличивать участие старообрядчества в Белом движении. Были и иные примеры. Вспомним «Архипастырское послание к христианам древлеапостольской старообрядческой Христовой церкви» «архиепископа Московского и всея Руси» Мелетия и «епископа Петроградского и Тверского» Геронтия 1923 г., в котором сии «архипастыри» писали: «Теперь, слава Богу, у нас в России утвердилась рабоче-крестьянская власть» [11].
Оставляя в стороне хорошо известный факт старообрядческого «меценатства» революционным партиям (напомним только, что пресловутый Савва Морозов был лишь «одним из…»), приведем позднейший пример такого же рода. Речь пойдет о внучатом племяннике основателя Третьяковской галереи П. М. Третьякова Сергее Николаевиче Третьякове (1882−1943), главе Товарищества Большой Костромской льняной мануфактуры (1905), члене редсовета газеты П. П. Рябушинского «Утро России», министре Временного правительства и правительства адмирала Колчака. (Недаром, видимо, Колчаковское правительство уравняло старообрядчество в правах с Русской Православной Церковью.) Будучи в эмиграции он был заместителем основанного П. П. Рябушинским в Париже Российского торгово-промышленного и финансового союза. Входил в одну из масонских лож, а, кроме того, с 1929 г. был агентом ИНО ОГПУ. С помощью установленного микрофона он прослушивал разговоры, ведшиеся в канцелярии Русского Общевоинского Союза и обо всем, заслуживающем внимания, докладывал чекистам. Участвовал он и в похищении генерала Е. К. Миллера; спас от поимки непосредственного исполнителя этого преступления ген. Н. В. Скоблина. Будучи разоблаченным германскими спецслужбами, был расстрелян [12]. Вот такой «герой сопротивления».
Не до конца выяснена, наконец, роль в цареубийстве староверов. Современные исследователи старообрядчества обращают наше внимание на пока еще не получившие оценку факты: «…На территории в треугольнике между Пермью, Тобольском и Челябинском с центром в Екатеринбурге число раскольников доходило до 60−70% от всего населения. Большинство из них принадлежало к согласию заводских часовенных-кержаков. Урал и заводы были издавна в их руках» [13].
Реакция на этот текст, вместо разговора по существу, со стороны старообрядчествующих была клишированной, с опорой на близкие широкой общественностиобщечеловеческие ценности: «„кровавый навет“ — обвинение в пособничестве убийству Царской Семьи в 1918 г.» [14]
Между тем, в более поздней своей статье тот же автор, записывая чуть ли не большинство русских православных в раскольники, вопрошает: «Разве только подстрекательством инородцев-комиссаров можно объяснить глубинное, нутряное остервенение против „тунеядцев-попов“ у чисто русских, потомственно деревенских людей в веке ХХ-м?» [15].
К сожалению, дело было не только в «остервенении». Трудно объяснить этим, скажем, финансовую поддержку ниспровергателей Монархии в России крупными старообрядческими дельцами. Или, например, вот такую братскую помощь, о которой читаем в современном исследовании о политическом сыске в России: «…Верный страж „Народной воли“ А. Д. Михайлов брал уроки конспирации у староверов-бегунов, в частности, по организации конспиративных квартир („пристаней“). Эти самые „пристани“ содержались и в домах под лестницами, и в двойных кровлях, иногда в каморках за двойной стенкой в избе… Есть деревни, где все дома соединены потайными ходами, и последний дом имеет подземный ход в сады, перелесок, овраг…» [16].
Таившееся под спудом вырвалось с первых минут революции. Заключенный сразу же после февральского переворота 1917 г. в Министерском павильоне Государственной думы Начальник Петроградского охранного отделения ген. К. И. Глобачев вспоминал двух своих первых тюремщиков — революционера и «верующего»: «Караульный начальник прапорщик Знаменский был вполне приличным, держал себя весьма корректно, справедлив и не позволял себе издеваться над арестованными, хотя по партийной принадлежности был социалист-революционер и в прошлом в свое время потерпел за свою революционную деятельность. Нельзя того же сказать про караульного унтер-офицера Круглова — это был буквально зверь. Старообрядец Нижегородской губернии, призванный из запаса, мало развитой, озлобленный человек. Лет 40, выше среднего роста, с русой бородкой и глубоко сидящими маленькими злыми глазами, производил отталкивающее впечатление — до того, что все арестованные звали его „Малютой Скуратовым“. Круглов наводил страх и пользовался, видимо, исключительным уважением как всего караула, так равно и представителей новой власти; даже Керенский, назначенный министром юстиции, прокурор Петроградской судебной палаты Переверзев, и комендант Перетц пожимали ему почтительно руку и явно заискивали перед ним. Он же особенного почтения перед ними не выказывал и считал себя самым важным лицом в отношении всего персонала, обслуживавшего Министерский павильон. Ко всем арестованным он относился с большим презрением, считая их своими личными врагами, а потому позволял себе всяческие издевательства и грубость» [17].
Бывший Пермский губернатор Александр Владимирович Болотов (1866+1938), камергер Высочайшего Двора, принявший в эмиграции монашество с именем Амвросий в Св.-Пантелеимоновском монастыре на Св. Горе Афон, свидетельствовал: «…На большинстве заводов не только на Сысертском заводе, находившемся в сорока верстах от Екатеринбурга […, население было угрюмое и разбойничье. Особенно славился Алапаевский завод, и когда я впервые попал туда в сентябре 1906 года, то Главноуправляющий этим горным округом горный инженер Грум-Гржимайло, умный, добродушный и оригинальный человек, впоследствии профессор Петроградского политехникума, встретил меня со словами: „Какой ч… вас принес сюда? Что вам жизнь, Ваше-ство, надоела?“ И все-таки я обошел весь завод, как и всюду это проделывал, чтобы все рабочие меня видели, после чего меня поздравляли с благополучным исходом. Когда я узнал, что несчастная Великая Княгиня Елизавета Феодоровна и еще несколько Великих Князей были отправлены в этот Алапаевск, я иллюзий насчет их судьбы себе не делал. Точно также у меня сжалось сердце, узнав о переводе Царской Семьи в Екатеринбурге, и сказал своим родным: это не к добру» [18].
Открыто провозглашавший себя старообрядцем поэт Н. А. Клюев еще в 1908 г. в малоизвестном стихотворении «Победителям» так выразил свое «отношение» к Самодержавию:
…Мы вас убьем и трупы сложим
В пирамидальные костры[19].
Вот вам и «кровавый навет"…
И ведь Кого предлагали сложить в ритуальный костер? — Того, Который накануне издания Указа о веротерпимости, 16 апреля 1905 г. в телеграмме Московскому генерал-губернатору писал: «Повелеваю в сегодняшний день наступающего Светлого праздника распечатать алтари старообрядческих часовен Рогожского кладбища и предоставить впредь состоящим при них старообрядческим настоятелям совершать в них церковные службы. Да послужит это столь желанное старообрядческим мiром снятие долговременного запрета новым выражением Моего доверия и сердечного благоволения старообрядцам, искони известным своею непоколебимою преданностью Престолу. Да благословит и умудрит их Господь с полною искренностью пойти навстречу желаниям и стремлениям Русской Православной Церкви и прекратить соборным решением тяжелую историческую церковную рознь, устранить которую может только Церковь. Николай II».
Особой, совершенно неисследованной темой остаются евреи-старообрядцы. Приведем лишь несколько фактов. Один из таких превратившихся в «старовера» выкрестов, В. М. Карлович (ум. 1912), выпустил в 1881 г. в Москве под криптонимом В. М. К. первый том «Исторических исследований, служащих к оправданию старообрядцев», сожженный цензурой. Отсидевший полгода в заключении и высланный из страны, Карлович не угомонился: в Австрии он выпустил 2-й и 3-й тома «Исторических исследований», а после амнистии в Москве в 1907 г. напечатал «Краткий обзор преследования христиан первых веков в тесной связи с печальной судьбой старообрядцев».
Весьма характерной фигурой был старообрядческий епископ Канадский Михаил (Павел Васильевич Семенов, 1874−27.10.1916). До перехода к старообрядцам этот выкрест был архимандритом, профессором С.-Петербургской академии, горячим сторонником «отделения Церкви от государства путем учреждения отдельного Патриаршества», одним из авторов манифеста будущих обновленцев «письма 32-х», социалистом, близким американским и английским масонам. Уже став «епископом», он писал в 1910 г.: «Я уважаю и люблю старообрядчество за то, что оно кровью купило себе свободу от рабства государству, от порабощения свободы церковной воле папы, Никона или заступившей его папской иерархии. Я уверен был по его духу (и сейчас уверен), что в нем, обагренном реками крови, пролитой за свободу мысли и убеждения, возможнее, чем где-нибудь, свободное раскрытие правды Божией о земле и небе».
Известной фигурой был и другой выкрест — Исаак Александров — наставник женского безпоповского скита в С.-Петербурге, более известной как «Киржаковская дача» [20].
О том, что проблема евреев в старообрядчестве вовсе не надумана, а реально существует, свидетельствует заявленный к выпуску в Германии библиографический указатель: Agourski M.Bibliographie zumwerhaltnis Russischenorthodoxie undjudentium (Erlangen, серия «Oikonomia». Bd. 10). Об этом же говорит и рапорт, с которым товарищ министра внутренних дел Российской Империи Харузин обратился в Сенат: «В настоящее время на основании Высочайшего указа 17-го апреля 1905 года об укреплении начал веротерпимости, старообрядцы уравнены в правах с лицами инославных вероисповеданий. В виду сего за последнее время стали наблюдаться случаи перехода евреев в старообрядчество, причем такие лица возбуждают ходатайство о присоединении их в порядке статьи 776-й зак. сост. к обществу внутренних губерний. Принимая во внимание, что при внесении в Свод Законов о состояниях статьи, освобождающей евреев, принявших христианство, от действий ограничительных постановлений, старообрядцы почитались непризнанной сектой, и принятие старообрядчества не предоставляло евреям каких-либо льгот и преимуществ и имея затем в виду, что ни Высочайшим указом 17-го апреля 1905 года, ни Высочайше утвержденным того же числа положением комитета министров не постановлено никаких изменений действующих в то время правил относительно евреев, перешедших в старообрядчество, — казалось бы, что и ныне действие статьи 776-й тома IX не распространяется на лиц этой категории» [21].
Достоин упоминания и дерзкий, ёрнический, постыдный отклик старообрядцев в журнале, издававшемся товариществом Рябушинских в Москве, на дело об убийстве в Киеве отрока Андрея Ющинского (т. н. «дело Бейлиса»):
«…Употребляют евреи христианскую кровь или нет? — вот к какому вопросу сводится все дело Бейлиса. […] Старообрядцам не приходилось самостоятельно решать этот вопрос, не было для этого никаких поводов. Старообрядческая кровь, хотя самая чистейшая по своей принадлежности истинным христианам, почему-то не требуется евреям, им подавай кровь непременно никониан. Казалось, им ничего не стоило бы и достать кровь старообрядческих детей. Сколько старообрядческой крови пролили наши вековые гонители. Целое море. Евреи могли бы свободно черпать ее целыми ведрами. Запаслись бы ею на всю жизнь, до самого конца мiра. Старообрядцы только недавно получили кое-какие права в своем родном отечестве, а до этого времени они были безправными людьми. Евреям легче всего было бы хватать детей старообрядцев, и пользоваться их кровью. Поверьте при тогдашнем положении старообрядчества ни один бы, ни судебный, ни полицейский, чиновник не обратил внимания на пропажу старообрядческих детей, а господствующее духовенство было бы только радо этой пропаже: все же меньше стало бы ненавистных ему «раскольников». Отчего же евреи не пользовались таким счастливым для них положением старообрядчества: за 250 лет гонений на старообрядцев евреи могли бы целыми тысячами нарезать детишек старообрядческих, и совершенно безнаказанно и даже без всякой опасности для себя. А кровь-то какая: не отравлена ни табаком, ни алкоголем, ни другим каким-либо ядом. Но вот, подите же, ею почему-то евреи совсем не пользовались. Замечательно, что они и никогда не пользовались настоящей христианской кровью для своих религиозных целей, Вот уже скоро минет 2000 лет, как существует христианство, а христианская Церковь не знает ни одного мученика, который был бы убит евреями с ритуальной целью. [Вот и преподобномученик Евстратий Печерский, +1097 г., и мученик младенец Гавриил Белостокский, +1690, оказались забыты «для дела"] […] Чем бы ни кончился процесс Бейлиса, из него уже получился суровый приговор над авторами кровавого навета» [22].
Читая весь этот раскольничий глум над телом замученного русского отрока, еще раз убеждаешься в правоте архиепископа Никона (Рождественского), предупреждавшего еще в 1910 г.: «Не думайте, что раскольники такие кроткие агнцы: они способны не только издеваться над Церковью и ее служителями, но и над каждым православным, лишь бы почувствовали свою свободу. Помнить надо, что всякое лжеучение, в том числе и раскол, заражены страшною гордынею: просим мы, служители Церкви, поверить нам в этом на слово, — вся их религиозная жизнь в ее проявлении, в делах, зиждется на безсознательном лицемерии: „несмы якоже прочии человецы“».
После всего сказанного вольно же было старообрядческому митрополиту Московскому и всея Руси Алимпию утверждать: «Синодальное православие и привело к революции 1917 года» [23].
Примечания:
1. Это и другие постановления имели свою предысторию. Еще в 1906—1907 гг. IV Всероссийский миссионерский съезд в Киеве и VI отдел Предсоборного присутствия заявили о равночестности старого и нового обрядов
2. Беседа Женевского архиепископа Антония (Бартошевича) о старообрядчестве // Духовные ответы. Вып. 12. М. 1999. С. 77.
3. Журнал Московской Патриархии. 1971. N 7. С. 69.
4. Поместный Собор Русской Православной Церкви. 30 мая — 2 июня 1971. М. 1972. С. 129−131.
5. Михайлова Н. Исторические очерки о старообрядчестве // Благодатный огонь. N 4. М. 2000. С. 67.
6. О снятии клятв со старообрядцев // Благодатный огонь. N 8. М. 2002. С. 28.
7. К. П. Победоносцев в 1881 году. (Письма к Е. Ф. Тютчевой) // Река времен. М. 1995. С. 186.
8. Подробнее см.: Ананьич Б. В. Банкирские дома в России, 1860?1914 гг. Очерки истории частного предпринимательства. Л. 1991. С. 111−130.
9. Рябушинский В. Старообрядчество и русское религиозное чувство. Русский хозяин. Статьи об иконе. ?Мосты?. М.-Иерусалим. 1994. С. 125−126. См. также: Вебер М. Протестантские секты и дух капитализма. М. 1990.
10. Болотин Л. Откуда идет дорога? великого? Князя // Царь-Колокол. N 10. М. 1991. С. 40.
11. История Русской Православной Церкви. От восстановления Патриаршества до наших дней. Т. I. 1917−1970. СПб. 1997. С. 699.
12. Берберова Н. Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия. Харьков-М. 1997. С. 65−66.
13. Подробнее об этом см.: Михайлова Н. Раскольники против Царства // Радонеж. 1999. N 13−16; она же. Исторические очерки о старообрядчестве // Благодатный огонь. N 4. М. 2000. См. также ее статьи в журнале? Благодатный огонь?, NN 2 и 3. Шахназаров О. Л. Старообрядчество и большевизм // Вопросы истории. 2002. N 4.
14. Карпец В. И. Таежное послание. Рец. на кн.: Покровский Н. Н., Зольникова Н. Д. Староверы-часовенные на востоке России в XVIII—XX вв. Проблемы творчества и общественного сознания. М. 2002. — 471 с. / Библиообзор. Вып. 15 // www.politstudies.ru
15. Карпец В. И. Филиппов Тертий Иванович (1825−1899): ?Муж государственный и верный? // Материалы интернета.
16. Жандармы в России. СПб.-М. 2002. С. 385−386.
17. Глобачев К. И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения // Вопросы истории. 2002. N 9. С. 73.
18. Болотов А. В. Святые и грешники. Воспоминания бывшего человека. Париж. 1924. С. 183.
19. Азадовский К. М. Раннее творчество Н. А. Клюева (новые материалы) // Русская литература. 1975. N 3. С. 204.
20. Церковный вестник. 1888. N 12. С. 244. См. также: Мельников Ф. Е. Участие иудеев и иноверцев в Делах Церкви (К вопросу присоединения митр. Амвросия). М. 1911.
21. Евреи-старообрядцы // Старая Русь. 1912. N 13−14. С. 237.
22. Около дела Бейлиса // Церковь. Старообрядческий церковно-общественный журнал. 1913. 20 октября. С. 1001−1003.
23. История Русской Православной Церкви. От восстановления Патриаршества до наших дней. Т. I. 1917−1970. С. 705. Со ссылкой на газету? Русь Православная. 1996. N 3.
