 |
| Православие и Мир | Священник Сергий Круглов | 23.03.2019 |
В дни Великого поста, как всем известно, в храмах акафисты не служатся. Но то — устав общественного богослужения. А дома верующие вполне могут читать то, к чему привыкли или к чему больше лежит их сердце. И известный Акафист о поминовении всех усопших многие мои знакомые читают дома накануне Вселенских родительских суббот.
«Рече некогда Исаак Сириянин: „Сердце милующее о людех и скотех и о твари всей молитвы слезныя ежечасно приносит, дабы сохранилися и очистилися“. Такожде и мы все дерзновенно всем от века умершим у Господа помощи просяще, взываем: ниспосли нам, Господи, дар молитвы пламенеющей о умерших. Помяни, Господи, вся заповедавшия нам, недостойным, молитися о них, и изжени забвенныя ими грехи. Помяни, Господи, вся без молитвы погребенныя, приими, Господи, в селения Твоя, вся от скорби или радости смертию напрасной скончавшияся. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя»..
«От скорби или радости»..
В эти дни «неканонических» умерших, в частности самоубийц, поминают многие — разве может верующее сердце не молиться о тех родных или друзьях, кого постигла такая беда. При этом все мы хорошо понимаем церковное отношение к самоубийству не только как к жизненной трагедии, но и как к тяжкому греху, понимаем, почему в течение веков Церковь относилась к самовольно жизнь свою скончавшим по-особенному, почему диссонансом в отношении их поступка прозвучало бы «Со святыми упокой».
Знакомый священник как-то сказал мне: «В последние годы появился утвержденный Синодом молитвенный чин для утешения родных самоубийцы, который я совершал на похоронах несчастных, да и попросту не раз приходилось их отпевать, когда родные писали специальные прошения архиерею, прилагали какие-то справки о психическом нездоровье, и архиерей разрешал. Но, знаешь, всякий раз, когда вот так отпевал самоубийцу, внутри глодала одна мысль: а есть какая-то гарантия, что ну вот я отпел самоубийцу — и Господь его, за правильное легитимное совершение обряда, таки простит и примет?.. Какие там „гарантии“, кто может Его принудить, он ведь Бог, мы полагаемся не на правильность обряда отпевания, а на Его милость. И родные, и друзья — для кого-то из них это отпевание, может быть, и стало утешением и, как оно мыслится, толчком к пробуждению собственной веры, к молитве о несчастном, но ведь для, наверное, большинства — стало просто законной отмазкой, поводом успокоиться: ну вот, добились, заплатили, организовали, и поп все положенное сделал, можно больше не переживать, и покойный, стало быть, отныне окончательно успокоился, и вроде как бы уже и не повесился, а вполне мирно усоп, и боли и позора больше нет, и переживать можно перестать. В общем, неизвестность, одна неизвестность».
«Отче утешения всяческаго, солнцем озаряеши, плодами услаждаеши, лепотою мира друзи и врази Твоя веселиши. Веруем бо, яко и за гробом милосердие Твое, даже всеми отверженныя грешницы милующее, не истощаевается. Скорбим об ожесточенных и беззаконных хулителях Святыни Твоея. Буди, Господи, над ними спасающая благая воля Твоя. Остави, Господи, без покаяния скончавшимся, спаси в омрачении ума сами себе погубившия, да угаснет пламень греховности их в море благодати Твоея. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя»..
Да, батюшка, и неизвестность, и гарантий никаких. В отношениях с Богом — какие могут быть гарантии. Мы ведь, христиане, сами постоянно декларируем, что Бог для нас — не Наниматель, не Партнер, не Работодатель, в отношениях с которым действуют безличные «гарантии», а любящий Отец (нам ещё хватает глупости гордиться этим перед прочими людьми и уничижать не-христиан). В личных, подлинных отношениях гарантий нет никаких, там по-другому всё.
Через весь текст Акафиста о усопших проходит совсем другое отношение — трепетное, живое, слезное, смиренное. Этот текст — молитва, то есть живое обращение, речь. Это обращение основано на вере (уж какая она у молящегося ни на есть), на надежде, часто отчаянной и безумной, на любви, пусть испорченной, немощной, севшей, как батарейка, от невзгод жизни, — но никак не на требовании «гарантий».. Жив Бог, и милосердия у Него много, на это милосердие и уповаем.
«Церковь Христова Вселенская непрестанно ежечасно молитвы за почившия по всей земли возносит, грехи бо мира Пречистою Кровию Божественнаго венца смываются, от смерти к животу и от земли к Небеси души усопших силою молитв за ня пред олтари Божии. Буди, Господи, ходатайство Церкви умершим лествицею к Небеси. Помилуй я, Господи, предстательством Пресвятыя Богородицы и всех святых. Остави им согрешения, верных Твоих ради, день и ночь к Тебе вопиющих. Незлобивых ради младенцев помилуй, Господи, родителей их, и матерей слезами искупи согрешения чад их. За молитвы безвинных страдалец, за кровь мученик пощади и помилуй грешницы. Приими, Господи, молитвы наша и милостыни, яко воспоминание добродетелей их. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя»..
Авторство этого акафиста, любимого уже не одним поколением православных христиан, точно не установлено. Однако, по мнению некоторых знатоков, язык, стиль, примерное время написания его дают возможность предположить: его автор — тот же, кто написал известный акафист «Слава Богу за всё», вместе они составляют грандиозную прекрасную молитвенную дилогию, прославляющую Творца за дары жизни, за саму смерть и грядущее воскресение. Этот автор — митрополит Трифон (Туркестанов).
Митрополит Трифон (Туркестанов). 1915 год
Уроженец княжеской семьи, оставивший мирскую карьеру ради служения Церкви, духовное чадо преподобного Амвросия Оптинского, глубоко верующий монах и талантливый пастырь, «московский Златоуст» и «кухаркин архиерей», как его называли, чьими проповедями заслушивалась верующая Москва, произносил эти проповеди в страшное для Церкви время, в 10-е — 30-е годы ХХ века.
Митрополит Трифон скончался, что редкость для архипастырей тех лет, не в лагерном бараке, но в своей постели, в 1934 году. Однако то, что мы называем большевистскими гонениями на Церковь и веру, он вкусил сполна, именно в эти годы он высказал самое сокровенное своё переживание Христова откровения в поэтических строках акафистов, утешая и вдохновляя ими народ Божий.
«Благословите скоротекущее время. Каждый бо час, мгновение каждое к вечности приближает. Новая скорбь, седина новая суть вестницы мира грядущаго, свидетелие тленности земныя, яко вся мимотечет возвещают, яко Царство Вечное приближися, идеже несть ни слез, ни воздыхания, но отрадная пения: Аллилуиа»..
Откуда это дерзновение в молитве об абсолютно всех усопших, грешных и праведных, верных, неверных, ведомых и неведомых земной Церкви? Откуда эта уверенность в милосердии и всеведении Божием, откуда такая поистине вселенская широта взгляда на жизнь и смерть, какая явлена в строках Акафиста об усопших? И мы-то с вами, нынешние — почему мы так часто этого дерзновения лишены?.. Можно много думать об этом.
Но один из моментов — лежит на поверхности: во времена гонений Церковь стряхивает с себя очень много наросшего на неё лишнего, короста многопопечительности о земной силе и славе, о статусе в суетном мире слетает с неё, и евангельское, вселенское, главное — светится и зрится яснее.
Неужели всегда нам, Христовым немощным человекам, надобны скорби и тесноты, неужели в двери клети нашего сердца нужно непременно стучать прикладами расстрельной команды, чтобы оживилась наша поросшая паутиной повседневности вера, чтобы яснее видеть свет Царства Христова, а в нём — и суть жизни, и смерти, и самих себя, и наших ближних?..
«Чаем сретения со Господем, чаем ясной зари воскресения, чаем пробуждения из гробов сродников наших и знаемых и оживления в благоговейнейшей лепоте жизни умерших. И грядущее преображение всея твари торжествуем и Возсоздателю нашему вопием: Господи, к торжеству радости и доброте мир создавый, нас к святости из глубины греховныя возставивый, даждь умершим царствовати посреде бытия новаго, да возсияют яко светила на Небеси в день славы их. Да будет им Агнец Божественный светом невечерним. Даждь, Господи, и нам с ними Пасху нетления праздновати. Соедини умершия и живыя в нескончаемей радости. Господи, Любы Неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя»..
Что же нам с вами делать, приходя в храм на службу Родительской субботы, неся втайне за пазухой прошение о наших умерших, и верных, и полуверных, и самоубийцах, и хуливших Бога, и далёких от Церкви, — разных?..
Возмущаться ли тем, что суровые «попы-бюрократы» ссылаются на такие, казалось бы, немилосердные к людям каноны церковные? Думаю, не стоит. Эти каноны ведь не на пустом месте возникли, они напоминают о том, что жизнь и смерть — вещи серьёзные, напоминают об ответственности человека перед Богом, перед ближними и перед собою за эти свои жизнь и смерть, о том, что бывают вещи и необратимые, и страшные, и их последствия нельзя будет переложить на Бога, мол, «Его воля на то», а приходится нести ответственность самим, и это правильно, поскольку мы, люди, берём на себя великую честь и великую тяготу называться — людьми.
Однако и бояться мнимого «довления» канонов не стоит: они возникли в помощь человеку, но не против человека. В молитве о своих «неканонических» усопших надо, в первую очередь, подвизаться самим, не стремясь во что бы то ни стало передоверить это дело «специалистам», заплатить деньги и ждать «обслуживания», а потом успокоиться и забыть — подвизаться самим, со всей верой, какая уж есть. Эта молитва близких — самая верная помощь душам усопших. А Господь по Своей милости устроит так, что эта молитва не останется без ответа, и Церковь в лице её служителей так или иначе подключится к ней.
