 |
| Православие и современность | Марина Бирюкова | 23.02.2019 |
Рассказ о двух изданных Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом книгах, связанных общими событиями, значимыми для каждого из нас, для Русской Церкви, для православного народа. Речь идёт о спасении и сохранении бесценных святынь: чудотворной иконы Божией Матери «Умиление», молясь перед которой преподобный Серафим Саровский отошёл в вечность, и его личных вещей.
Но начнём, пожалуй, не с книги, а с человека. В декабре минувшего года в Саратове на 65-м году жизни скончалась прихожанка храма в честь Благовещения Пресвятой Богородицы Татьяна Вячеславовна Губатенко, урожденная Спиридонова. Её дед, протоиерей Владимир Спиридонов, прошел через ГУЛаг; отец, протоиерей Вячеслав Спиридонов, последние годы жизни своей служил в городе Петровске Саратовской области, там и похоронен; а с 1955 по 1961 год он жил в Муроме и окормлял тайную общину живших в этом знаменитом городе монахинь разогнанного большевиками Дивеевского монастыря. В изгнании сёстры продолжали монашескую жизнь; многие из них прошли через тюрьмы и лагеря. Об этом рассказывает книга протоиерея Павла Хондзинского «Незримая обитель», изданная Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом. В подготовке этой книги Татьяна Губатенко принимала участие, что и стало причиной нашей с нею встречи. Мы познакомились незадолго — месяца, наверное, за полтора — до её мучительной кончины. Татьяна Вячеславовна перенесла сложнейшую операцию на желудочно-кишечном тракте и жила каждым днём как даром Божиим. Её мужество и глубокая, глубже страданий живущая, христианская радостность — поразили меня на всю жизнь:
— Я не знаю, сколько я вот так еще проживу, — говорила Татьяна Вячеславовна, — но если Господь дал мне пройти через болезнь, если Он даровал мне ещё это время на земле — значит, не просто так, а для чего-то. И слава Ему за всё!
Из воспоминаний Татьяны Губатенко (Спиридоновой), включенных в книгу «Незримая обитель»: «В моей памяти навсегда останутся те далекие годы, в которые Бог даровал нашей семье встречу с насельницами разогнанной Серафимо-Дивеевской обители. Только будучи взрослой, я осознала степень влияния монахинь на моё воспитание. Их душевная теплота, забота, любовь стали для меня образцом отношения к людям».
«Когда обстоятельства сложились так, что мою пятилетнюю дочь Татьяну не с кем было оставить дома, — рассказывал отец Вячеслав составителям книги „Незримая обитель“, — её воспитанием занимались дивеевские монахини, главным образом, матушки Мария (Баринова) и Иоанна (Щербова).. Когда я был занят на службе и не успевал забрать Таню домой, она оставалась ночевать в келье матушки Марии — „бабы Мани“, как она её называла».
«Монахини постоянно трудились, — вспоминала Татьяна Вячеславовна, — у всех были свои обязанности, шили и вышивали облачения, пекли просфоры, стирали церковные облачения, разводили цветы, а также трудились в различных учреждениях. Но для всех их жизнь была закрыта. Ими четко и умело руководила матушка Мария <…> По рассказам моих родителей, она пострадала за веру, пережила гонения».
Да, действительно, пережила. Группа дивеевских монахинь во главе с архиепископом Тамбовским Зиновием (Дроздовым), который ушёл на покой, не приняв Декларации митрополита Сергия Страгородского, и многоопытной игуменией Александрой (Траковской) приехала в Муром в октябре 1927 года. В числе прибывших была и юная келейница матушки Александры, её воспитанница с детских лет — Анна Баринова, впоследствии, в монашестве — Мария, «баба Маня» маленькой Тани Спиридоновой.
Пять лет выброшенная из родного монастыря монашеская община жила более или менее спокойно — неукоснительно исполняя монашеское правило, посещая богослужения в Благовещенском соборе и трудом своим добывая себе пропитание. Но в 1932 году в Муромское ОГПУ поступил донос, не содержавший, собственно, никаких обвинений, просто предлагавший власти разобраться с «бывшим архиепископом Дроздовым и его свитой», которые «по непроверенным (!) слухам живут на широкую ногу, приобрели дом под чужой фамилией». Власть разобралась: арестовала владыку Зиновия, инокиню Анну Баринову и еще пятнадцать дивеевских сестёр. Всех обвинили в организации «церковно-монархической группы и нелегального женского монастыря». Кого-то отправили в концлагерь, кого-то в ссылку. Игумению Александру не тронули. Её келейница и воспитанница Анна вернулась из заключения через два года. По тем временам, это была малая кровь, конечно, но, как говорила матушка Александра, «что ей, бедной, пришлось перенести, я узнала только после её возвращения из лагеря, а если бы узнала, когда она ещё в лагере была, то, наверное, умерла бы от горя».
В тридцать седьмом году в Муроме арестовали много ссыльных монахов и монахинь (не только дивеевских), местных священников и мирян. Две дивеевские монахини — Анатолия (Коняева) и Михаила (Карманова) — получили по десять лет. В сороковом году повторно арестовали вернувшегося из ссылки в Муром владыку Зиновия (Дроздова), и он умер в Богословлаге в Свердловской области.
..А в тайном монастыре, несмотря ни на что, продолжалась монашеская жизнь, приходили послушницы, совершались постриги — таким образом, число монахинь росло. В 1938 году инокиня Анна Баринова была пострижена в мантию с именем Марии Магдалины. После смерти матушки Александры она стала во главе обители.
В книге «Незримая обитель» много фотографий, воспоминаний, писем, документов. Особый интерес представляют письма сестёр Кореневых, Ксении (монахини Викторины) и Веры (схимонахини Афиногоры). Это были истинные исповедницы, смиренные, светлые: обе прошли через тюрьмы и лагеря, но видели в этом лишь милость Христа, позволившего им, «недостойным», пострадать за Него. Обе сестры вступили в «незримую» (хотя вполне зримую — и для бдительных органов, и, с другой стороны — для тех, кого вёл в неё Сам Бог) монашескую обитель уже в Муроме.
Сорок монахинь муромской-дивеевской общины похоронены в этом древнем городе; последняя из них, монахиня Магдалина (Елизавета Ретивова), умерла в 1993 году.
Конечно, дом, в котором жили монахини, перенёс немало обысков, но — не иначе как по молитвам преподобного Серафима, предвидевшего страшные времена, монахиням удалось сохранить его личные вещи и чудотворную икону Божией Матери «Умиление» из его кельи. По воспоминаниям отца Вячеслава Спиридонова, «святыни преподобного Серафима были кем-то из монахинь привезены в Муром в сундучке с ручкой, похожем на чемодан. Специально выбрали ветхий, чтоб не привлекал внимания <…> в тёмном уголке за занавеской помещалась батюшкина чудотворная икона Божией Матери „Умиление“, которую сёстры в целях конспирации выдавали за копию».
В 1980 году матушка Мария (Баринова), чувствуя приближение своего земного конца, обратилась к Патриарху Московскому и всея Руси Пимену с вопросом: кому передать вещи преподобного Серафима — на хранение до лучших времен?
Выбор Предстоятеля остановился на протоиерее Викторе Шиповальникове, которого он знал с молодости.
+ + +
Об отце Викторе (†2007) — вторая наша книга. Она называется «Мы все брали у него благословение»; издана, как и первая, Православным Свято-Тихоновским университетом. Редактор-составитель — протоиерей Владимир Воробьёв.
«Бог даст, придёт время, и ты вернёшь их по назначению», — сказал Патриарх, благословляя отца Виктора на подвиг — хранение дивеевских святынь. Отец Виктор хранил эти святыни в глубокой тайне более десяти лет — и вот наконец время пришло. В 1991 году, по втором обретении мощей преподобного Серафима, протоиерей Виктор Шиповальников передал часть его вещей по акту Патриарху всея Руси Алексию II; остальное хранились в Серафимовском приделе Троицкого храма на станции Удельной, настоятель которого — отец Виктор. В 1999 году и эти святыни переданы — возрожденному женскому монастырю в Дивеево. В «монастырском» списке: чулки постригальные, плат хлопчатобумажный, нож, пинцет, топор, гребень, шапочка, рукавицы, зипун, мантия. и та самая скамеечка, что едва не загорелась от свечки, оброненной отходившим в вечность старцем.
Протоиерей Виктор Шиповальников был человеком поразительной судьбы. Родившийся в 1915 году в Архангельске, в семье морехода-помора, он, несмотря на всё давление безбожной власти, с малолетства участвовал в церковных службах. А учась в старших классах, сделал выбор: «Шли повальные репрессии. Вечером в церкви служба, утром приходишь — уже тех священников нет. Поэтому у меня была такая мысль: а кто же их заменит, если так будет продолжаться?». Виктору Шиповальникову не дали доучиться в Ленинградской промышленной академии, потому что он был замечен в церкви; война застала его на действительной военной службе. Он оказался в числе тех наших солдат, которых при отступлении просто бросили на съедение врагу в Одессе: сумел сбежать из колонны пленных, нашёл убежище в кладбищенской церкви, стал служить в ней псаломщиком. Оккупированная Одесса находилась фактически под властью Румынии — православной страны: благодаря этому, за период оккупации Виктор Шиповальников окончил семинарию и, обвенчавшись с избранницей, стал священником. Ну, а после победы оказался за всё это дело в советском концлагере.
В книге много воспоминаний об отце Викторе, много интересных фактов: например, о встрече и дружбе семьи Шиповальниковых с Александром Солженицыным, о том, как отец Виктор отказался участвовать в шельмовании автора «Архипелага», как он ездил на Кавказ причащать тайных старцев-пустынников. Всего тут не перескажешь — книгу лучше прочитать: ограничусь цитатой из воспоминаний священника Вадима Суворова: «Богослужения, совершаемые отцом Виктором, производили на нас глубокое впечатление. В величественном седовласом священнике-старце, казалось, оживала эпоха Святой Руси. Образы святого праведного Иоанна Кронштадтского и Серафима Саровского становились для нас реальностью».
