 |
| Православие и Мир | Сергей Худиев | 07.02.2019 |
В России нарастает давление на религиозные меньшинства, в некоторых случаях мы уже можем без всякого преувеличения говорить о гонениях. Нас самих пока никто не гонит; гонят сектантов и еретиков. И это ставит нас, православных христиан, перед вопросом о том, как к этому относиться.
Наиболее сурово власти обрушились на «Свидетелей Иеговы». Сама эта организация была объявлена экстремистской, её имущество конфисковано — и вот речь идёт уже о существенных тюремных сроках за само исповедание этой религии. Так, для руководителя орловской общины «Свидетелей Иеговы» Денниса Кристенсена обвинение запросило 6 с половиной лет лишения свободы. Его преступления состояли в том, что он «после решения суда о ликвидации орловского отделения „Свидетелей Иеговы“ продолжал организовывать собрания его членов, проводил религиозные выступления и коллективные богослужения, а также распространял экстремистскую литературу».
Нападки на баптистов носят эпизодический и менее суровый характер — но их число увеличивается. Так, недавно Верховный суд Татарстана утвердил штраф пастору церкви евангельских христиан-баптистов «Возрождение» Леониду Поворову за несогласованную с властями церемонию крещения на берегу Камы.
Можно привести и много других примеров, когда власти оказывают давление на протестантские общины. На это уже обращали внимание президента, и он высказался о преследованиях такого рода с неодобрением.
На заседании президентского совета по правам человека Владимир Путин заявил, что вовсе необязательно зачислять «представителей религиозных сообществ» в «какие-то деструктивные, даже не то что в террористические организации. Мы можем и даже должны в какой-то момент быть гораздо более либеральными к представителям различных религиозных сект». Он также назвал преследование «свидетелей» «полной чушью».
Однако на местах события развиваются по пословице «Жалует царь, да не жалует псарь», пока что слова президента ничего не изменили.
Почему это так? Можно назвать, по крайней мере, две причины. Во-первых, государство, сказав «а», вынуждено говорить и «б», и, объявив какую-то религиозную общину преступной и прописав это в законе, будет действовать исходя из этого. Государственная машина неизбежно обладает большой инерцией.
Во-вторых, как и другие человеческие страсти, ксенофобия (а это именно она) легко начинает жить самостоятельной жизнью, она обладает не только инерцией, но и сильной тенденцией к самораскручиванию. Выпустить ее на свободу гораздо легче, чем потом загнать обратно.
Но как нам к этому относиться? Я время от времени сталкиваюсь с одобрением преследования еретиков — еретики же, распространяют лжеучения, вот и хорошо, что государство их преследует. Это совершенно понятная инстинктивная реакция — но именно в силу её инстинктивности ложная и вредная для Церкви.
Христиане не должны жить инстинктами. Христиане должны жить по внушению Святого Духа.
Действительно, те же «Свидетели Иеговы» — еретики, отрицающие такие фундаментальные для нашей веры догматы, как Троица и Боговоплощение. Даже по самым широким и снисходительным меркам мы не можем признать их нашими единоверцами.
Вопрос в другом — можем ли мы одобрять и поддерживать государственное преследование еретиков. Есть сильный соблазн именно такую позицию и занять; но это именно соблазн.
В падшей человеческой природе ненавидеть чужаков — это важное средство формирования коллективной идентичности, мы против них, пролетарии против буржуев, арийцы против неарийцев, хуту против тутси, правоверующие против еретиков и иноверцев.
Умелые демагоги играют на этом качестве человеческой природы — расцвечивая эту, почти животную, ксенофобию в яркие цвета любви к Родине, к справедливости, к истине, к чему-то ещё.
Эта же больная страсть нашего падшего естества, увы, постоянно выдает себя за религиозное рвение; и очень часто «ревность о вере» не имеет собственно к вере никакого отношения — это просто всё та же ксенофобия, навесившая на себя похищенные из Церкви облачения. Всё то же деление человеческого рода на «нас» и «врагов».
Христиане — это не люди, прикрывающие Евангелием свои мирские страсти; это люди, преображенные Евангелием, люди, которые чувствуют, живут и действуют по-другому, и видят всё с совершенно другой точки зрения.
И мы призваны увидеть еретиков именно глазами христиан — как они выглядят в глазах Бога, который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины, с точки зрения возложенной на нас миссии учить все народы и проповедовать Евангелие всей твари.
И вот с этой точки зрения они — нам не враги, а люди, за которых умер Христос, люди, призванные к вечному спасению. Причём, в отличие от рядовых телезрителей, это люди, у которых уже есть живой интерес к Богу, к вечному спасению, к слову Божию. Это первые, с кем стоит говорить о православной вере — обращаясь к Писанию (которое они уже чтут) и открывая волю Бога (в которого они уже верят).
И вот тут важно выбрать, чего же мы хотим — привести этих людей в Церковь или поддерживать государственное давление на них. Потому что это две вещи несовместимые.
В миру есть циничная поговорка, запущенная, как говорят, знаменитым американским гангстером Аль Капоне: «При помощи кольта и доброго слова можно добиться большего, чем только при помощи доброго слова». В области христианской миссии это не работает. Потому что для того, чтобы человек послушал вас и глубоко пересмотрел свои взгляды, необходим очень высокий уровень доверия. Доверие необходимо хотя бы затем, чтобы человек согласился с вами разговаривать. При помощи кольта вы это доверие моментально утратите.
Потому что для того, чтобы сектант с вами был рад беседовать, нужно, чтобы он видел в вас искренне верующего человека, заинтересованного как в истине, так и в спасении своей души. Нужно, чтобы он вам доверял. Но никто никогда не станет доверять человеку, который натравливает на него полицию и хочет ввергнуть его в тюрьму. Трудно ожидать от гонимых веры в нравственное и духовное превосходство гонителей.
Пытаться обратить человека к Церкви и пытаться сдать его полиции — это взаимоисключающие подходы.
Полицейские меры вызывают в последователях иных учений отнюдь не желание присоединиться к Церкви — а, напротив, негодование против насилия над их религиозной совестью, которое легко переносится на Церковь, когда они встречают православных людей, одобряющих эти гонения. Приветствовать давление на них — значит отвращать людей от Церкви.
Насилие и грубая враждебность не привлекает, а отталкивает людей — почему этот очевидный тезис остается многим непонятен? Увы, в людях вообще инстинктивные порывы — такие, как ксенофобия — гораздо сильнее рациональности. Рефлексия, способность ставить себе ясные цели и наметить реалистичные пути к их достижению всегда требует усилий; это как карабкаться вверх по склону. Поддаваться инстинктивным порывам — так же легко, как катиться вниз.
Надо, однако, напрячься и задуматься, чего же мы хотим? Привести людей — всех вообще, как рядовых телезрителей, так и сектантов, в Церковь. Когда это произойдёт? Когда они этого захотят по своей свободной воле. Когда они могут этого захотеть? Когда они сочтут наш пример — привлекательным, и нашу проповедь — убедительной, иначе говоря, когда они нам поверят. Вызовем ли мы к себе доверие, как к искренним последователям Христа, если будем одобрять полицейские гонения на инаковерующих? Ответ очевиден.
Конечно, изучать слово Божие и веру Церкви, чтобы быть в состоянии ясно изложить и защитить её — это труд. Это требует усилий и немалой заинтересованности в предмете. Выработка христианского характера, который привлекал бы людей, являя плоды Святого Духа — «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22,23) — это аскетический подвиг. Это требует серьезного отношения к своей вере.
Но для того и посланы нам последователи иных учений, чтобы мы учились быть православными. Это экзамен — и на знание слова Божия, и на желание жить по нему.
