В ту зиму перестали помогать свалившимся от истощения

Весной 1942 года советский чиновник в своём дневнике описывал блюда, которыми кормили в стационаре горкома: «Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, колбаса, рыбное — лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки и столько же чёрного хлеба на день, тридцать грамм сливочного масла и ко всему этому по пятьдесят грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину».

Этот дом отдыха для избранных находился в нескольких километрах от Ленинграда. Полгода назад сгорели Бадаевские склады, и люди в городе продавали друг другу землю, пропитанную остатками уничтоженных продуктов. Они получали по 125 граммов хлеба в день, варили «кисель» из олифы и столярного клея, меняли золото и последнее имущество на масло и хлеб.

Их жизнь в первую блокадную зиму была так тяжела, что родители решали, кому из детей выжить. Пайку обреченных на смерть делили между членами семьи.

В ту зиму дети и подростки вырывали хлеб из рук стариков и быстро съедали его, не обращая внимания на побои. Голод и холод быстро превращали людей в скелеты.

В мае 1942 года по Ленинграду еле передвигались замерзшие люди, одетые в пальто. Они сразу видели приезжих. По здоровому цвету лица, полноте, способности смеяться. В первую блокадную зиму почти все ленинградцы подозревали откормленных мужчин и женщин в воровстве — на скудный паек нельзя было так хорошо выглядеть.

Они имели на это право. Людей слишком часто обманывали — продавали вместо масла олифу, вместо манки — основу для клея, вместо конфет — мастику.

За буханку плохого хлеба в декабре 1941 или январе 1942 года хоронили родственников, то есть попросту отвозили на кладбища и клали в братские могилы штабелями. Голыми, без гробов — древесина была роскошью, и люди сами просили близких не менять еду на гробы. Все равно их продадут второй раз, а еда поможет родственникам выжить.

В ту зиму перестали помогать свалившимся от истощения — молодая мать, ковыляющая на работу, извинялась, что не может подать руки: «Могу упасть рядом и не встану, а дома меня ждут дети».

Зимой 1941 года в Ленинграде в гости ходили со своим хлебом и делали друг другу подарки — малюсенький кусочек сахара, немного муки. Женщина, пережившая блокаду, рассказывает, как увидела на улице одну горошину, которую вскоре унес ветер.

Дети и взрослые крошили пайку на множество частичек, раскладывали их по коробкам, и 125 грамм хлеба, поделенные на 50 кусочков, ненадолго обманывали мозг и желудок — некоторым удавалось растянуть эту скудную пищу на целый день.

В первую блокадную зиму некоторые ленинградцы не сразу хоронили своих родственников — карточки выдавались на десять дней, и люди могли недолго получать хлеб за покойника.

Высшей ценностью становилась еда. Лучшими местами работы для простых людей были ясли, магазины, больницы, столовые и детдома, где можно было немного подкормиться. В семьях пищу делили поровну между всеми членами семьи, дети не съедали школьные обеды целиком, чтобы поделиться с теми, кто ждал их дома. В больницах раненые делились едой с близкими, навещавшими их. От истощения в хлебных очередях и университетских столовых иногда возникали скандалы, продавцов и поваров подозревали в обмане. Мужья следили за женами, взрослые — за детьми. Старший брат, боясь съесть пайки всех членов семьи, посылал в магазин за хлебом маленькую сестру. Дети ждали смерти бабушки, чтобы съесть ее хлеб.

Другие люди старались помогать друг другу. От смерти могли спасти друзья или сослуживцы:

«Мама слегла. Написала мне записку на хлебозавод, где она работала кондитером, чтобы мне что-нибудь дали. В проходной подала записку. Дали буханку, сказали, чтобы спрятала под кофточку».

К сожалению, коллеги по работе не всегда были такими благородными. Дмитрий Сергеевич Лихачев рассказывает о завхозе Пушкинского дома. Сотрудник воровал карточки обессилевших от голода. Однажды один из дистрофиков всё-таки дошёл до института: «Вид у него был страшный (изо рта бежала слюна, глаза вылезли, вылезли и зубы). Он явился в дверях как привидение, как полуразложившийся труп и глухо говорил только одно слово: „Карточки, карточки“». Едва расслышав просьбу, завхоз «рассвирепел, ругал его и толкнул».

В это же самое время член Военного совета Ленинградского фронта А. А. Кузнецов подарил одной из ленинградских актрис шоколадный торт, испечённый на одной из фабрик города. Другие руководители Ленинграда просили сотрудников Публичной библиотеки найти непристойные изображения в книгах, чтобы чиновники могли с пользой провести «редкие минуты отдыха».

900 дней блокады закончились 27 января 1944 года. Люди выбегали из квартир, смотрели на салют и понимали, что в этот миг они победили не только голод, холод и фашистов, но и самих себя. Они сохранили свою честь и достоинство, и скоро смогут досыта наесться, о чём они мечтали в дни блокады.

При подготовке материала использовалась книга Сергея Ярова «Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941—1942 гг.». Москва; 2012

https://www.pravmir.ru/zhizn-v-blokadu-shokoladnye-torty-i-stolyarnyj-klej/