Священномученик Герман (Косолапов), епископ Вольский

Священномученик Герман, в миру — Николай, родился 22 октября 1882 года в Саратове в семье статского советника, преподавателя русского языка и словесности Саратовского реального училища Василия Васильевича Косолапова (род.15.01.1851г.) и его супруги Веры Гавриловны, дочери дворянина Гавриила Наватина.

Отец священномученика происходил из купеческой семьи, в 1875 г. был преподавателем Саратовского реального училища, в 1884 г. произведён в статские советники. 1 августа 1886 г. перемещён на ту же должность в Саратовскую I мужскую гимназию, а в 1900 г. Василий Васильевич стал на непродолжительное время её директором. Жили Косолаповы в собственном доме в Саратове на ул. Большой Кострижной (ныне ул. Сакко и Ванцетти). Впоследствии В.В.Косолапов состоял преподавателем Царицынского реального училища с момента его открытия в 1907 г. вплоть до 1915 г.

К моменту рождения Николая в семье было трое детей: сыновья — Василий (род. 4.05.1877), Фёдор (род. 17.10.1878) и дочь — Елизавета (род. 15.01.1880). Ещё двое детей родились позднее: Георгий (род. 26.04.1884) и Дарья (род. 15.12.1889). Сын Василий учился в Императорском Юрьевском университете, Фёдор — в Императорском Казанском университете.

Воспитанный в благочестивой и образованной семье заслуженного деятеля саратовского просвещения, Николай с детства желал посвятить свою жизнь служению Богу. Огромное влияние на Николая оказала личность епископа Гермогена (Долганева).

После окончания Саратовской первой мужской гимназии в 1902 году Николай, по благословению своего духовного отца — епископа Гермогена, отправился поступать в Санкт-Петербургскую Духовную Академию.

В Санкт-Петербурге жила его старшая сестра Елизавета с мужем, однако Николай Васильевич, решив жить отдельно, поселился в самом центре Санкт-Петербурга на Невском проспекте (д.162, кв.21). Зимой 1902−1903гг. Николай долго болел (тяжелая форма ревматизма, искривление позвоночника) и не мог посещать занятия в Академии. Ректором СПбДА в то время был епископ Ямбургский Сергий (Страгородский), духовное общение с которым оказало на Николая большое влияние, так же как проповеди епископа Волынского и Житомирского Антония (Храповицкого). Ярким впечатлением академической жизни Николая Косолапова была и личность инспектора Академии иеромонаха Феофана (Быстрова), впоследствии архиепископа.

Николай укрепился в стремлении принять монашество благодаря переписке с духовным отцом, к тому времени епископом Саратовским Гермогеном (Долганевым).

8 января 1905 г. Николай Васильевич принял иноческий постриг с именем Герман. В 1906 г. окончил Духовную Академию в сане иеромонаха со званием кандидата богословия.

Первым местом служения отца Германа стала должность помощника смотрителя Сарапульского духовного училища Вятской губернии. В 1907 году он был переведён в родную Саратовскую епархию и стал исполнять ту же должность в Камышинском духовном училище Саратовской губернии.

13 марта 1908 года отец Герман был назначен смотрителем Петровского духовного училища и ежегодно, вплоть до 1910 года, упоминается в списке лиц, служащих в Петровском духовном училище. Прослужив в Петровске три года, отец Герман был возведен в сан архимандрита и 28 июля 1911 года переведён смотрителем в Обоянское духовное училище Курской губернии, а 1 февраля 1913 года стал смотрителем Курского духовного училища.

В апреле 1916 года архимандрит Герман назначен ректором Владимирской духовной семинарии, которую возглавлял до ее упразднения.

В конце декабря 1917 года скоропостижно скончался епископ Вольский Иннокентий (Кременский) и на его место по представлению епископа Саратовского и Царицынского Досифея (Протопопова) был назначен архимандрит Герман. 17 января 1918 года он был наречён епископом Вольским, викарием Саратовской епархии. Хиротония была совершена в Вольске 24 февраля 1918 года правящим епископом Досифеем, Петровским викарным епископом Дамианом (Говоровым) и епископом Уральским Тихоном (Оболенским).

Вот как позднее характеризовали жители Вольска служение владыки Германа на своей кафедре: «У него была всегда одна дорога — в храм, где он совершал богослужения для верующих и в своих проповедях излагал только чистыя истины Христова учения, призывая всех к миру, любви, осуществлению в жизни правды Божией, смирению, терпению и прочим христианским добродетелям. Всё это было вполне естественно, так как и сам епископ Герман представляет образец архиерея кроткого, тихого, глубоковерующего. По этой причине и служение его производило всегда на всех глубоко умиротворяющее влияние. При всех изменениях условий своего материального положения, связанных с преобразованием социальной жизни по принципам советской власти, он не проявлял не только раздражения, но и недовольства. Перестали, например, отпускать ему лошадей городских, он по-прежнему, неопустительно ходит пешком к богослужению с прежним благодушным настроением; прекратили выдачу ассигнованных городом на его содержание денежных средств, он не протестует; когда, после белоармейского мятежа, пошли самые невероятные слухи о жестоких намерениях по отношению к гражданам вступающих в город красноармейцев, он безвыходно остается в городе, непрерывно служит в храме, всех утешает, ободряет, рассеивая неизвестно кем пущенные дикие слухи; когда красноармейцы пришли к нему с обыском, не обнаружившим ничего в его квартире предосудительного, он угощал производивших обыск своим обедом и получил разрешение производить в крестовой церкви колокольный звон к богослужению, хотя в то время для других церквей это не допускалось».

Но епископские труды владыки Германа продолжались очень недолго. С 18 июля по 7 сентября он, приехав в Саратов, временно замещал Правящего Саратовского епископа Досифея, отбывшего на заседание Всероссийского Церковного Собора. В это время произошло событие, повлёкшее арест святителя Германа и, впоследствии, его убийство безбожной властью.

В начале августа 1918 года в Саратове было получено сообщение о казни богоборцами в ночь на 17 июля 1918 года семьи последнего российского императора. 4 августа настоятель саратовского Свято-Серафимовского храма священник Михаил Платонов совершил молитвенное поминовение убиенного помазанника Божия и сказал слово о гонениях на веру. 24 августа отец Михаил был арестован Районным Штабом Революционной Охраны. Владыка Герман дал благословение Епархиальному совету прекратить богослужение в храме, кроме требоисполнения, и обратиться к прихожанам с призывом бороться за своего пастыря и требовать его освобождения: «Если пастыри не жалеют себя ради паствы, то и паства должна самоотверженно защищать своего духовного отца».

В сентябре 1918 г. в Саратов прибыл Председатель Реввоенсовета РСФСР Л.Д.Троцкий, который дал указание Председателю Саратовского губисполкома В.П.Антонову-Саратовскому «подорвать влияние Церкви». Председатель приказал арестовать епископа Германа и весь Епархиальный совет и провести над ними показательный судебный процесс.

16 сентября 1918 г. владыка Герман и члены Епархиального совета протоиереи Алексий Хитров (председатель Епархиального совета) и Евгений Шкенев, священник Николай Докторов, миряне Евгений Николаевич Аниров и Петр Петрович Львов были арестованы. Их обвинили в «инсценировке запрещения богослужения советской властью» и в подстрекательстве к выступлениям против Советской власти.

На скамье подсудимых справа налево: священник Михаил Платонов, епископ Герман (Косолапов), председатель Саратовского епархиального совета протоиерей Алексий Хитров, члены совета: священник Николай Докторов, Петр Петрович Львов, протоиерей Евгений Шкенев, Евгений Николаевич Аниров. 5 октября 1918 года

Показательный процесс был проведён в Большом зале Саратовской консерватории. 6 октября 1918 г. владыка Герман был приговорён к 15 годам лишения свободы с привлечением выполнения принудительных работ, священник Михаил Платонов — к высшей мере наказания — расстрелу, протоиерей Алексий Хитров — к 15 годам лишения свободы. Другие члены Епархиального совета были подвергнуты наказанию в виде лишения свободы сроком на 10 лет условно.

Все обвинения они отрицали

На приговор большевицкого суда была подана кассационная жалоба. Около 10 тысяч верующих Саратова и Вольска подписались под прошением об освобождении владыки Германа и других арестованных священнослужителей. Определением Кассационного отдела при ВЦИК от 5 декабря 1918 г. из-за нарушений делопроизводства, приговор от 6 октября 1918 г. был отменён, и дело направлено на новое рассмотрение в Саратовский ревтрибунал, по Определению которого 20 декабря 1918 г. к владыке Герману был применён акт амнистии, и из-под стражи он был освобождён.

Дело назначено было вновь к рассмотрению и 10−11 января 1919 г. состоялось публичное судебное заседание Саратовского Ревтрибунала, по приговору которого за то же деяние владыка Герман был повторно осужден к лишению свободы сроком на 15 лет с привлечением к принудительным работам, священник Михаил Платонов осужден к тюремному заключению на 20 лет с применением общественных работ, протоиерей Алексий Хитров осужден к условному заключению в тюрьму на 10 лет

2 апреля 1919 г. на основании акта амнистии владыка Герман досрочно был освобожден от наказания и ненадолго вернулся к епископскому служению в Вольске. Но 5 мая 1919 г. последовало новое определение властей и приговор оставлен без изменения, а ранее отпущенные исповедники христовой веры вновь арестованы. Новомученикам не суждено уже было покинуть тюрьму: После покушения на Ленина и наступления войск Деникина постановлением Саратовской губернской чрезвычайной комиссии, заседавшей 8 октября 1919 года, они были приговорены к расстрелу «за антисоветскую агитацию и как непримиримые враги рабоче-крестьянской власти». По преданию, когда узники узнали о готовящемся расстреле, священнослужители во главе с архиереем совершили в стенах саратовской тюрьмы отпевание самих себя и своих соузников-мирян. Владыка Герман был казнён вместе с протоиереем Андреем Шанским (бывшим секретарем канцелярии сщмч. Гермогена (Долганева)), священником Михаилом Платоновым и 10 мирянами в ночь на 10 октября 1919 года на окраине саратовского Воскресенского кладбища. Почитание этих страдальцев как мучеников началось практически сразу после их гибели. Братская могила была отмечена крестом из рельсов. Впоследствии верующие саратовцы почитали это место как «могилу пяти убиенных» — по числу погребенных священнослужителей, но только в 1998 году имена казненных были установлены.

Священноученик Герман прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г. Определение Священного Синода от 26 декабря 2006 г.

Сайт Саратовской епархии «Православие и современность»

Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века.

---

ПРИЛОЖЕНИЕ:

Письма Николая Васильевича Косолапова духовному отцу епископу Гермогену (Долганеву):

+ + +

Петербург. 1.05.1902 г.

Ваше Преосвященство!

Много раз благодарю Вас за то, что благодаря Вашему содействию и Вашему участию ко мне я наконец приехал в Петербург.

С домом и моими родными, несмотря на их печаль, я расстался с легким сердцем, мне казалось, что за спиною у меня выросли крылья, которые принесут меня туда, в то место, куда давно тянуло меня. Но на первое время я немного печалился, и вот по какой причине: Иван Саввич Пальмов[1], к которому Вы дали мне письмо, уехал за границу на всё лето. Что теперь мне делать с письмом? Вчера я был у Пр<еосвященного> Сергия Страгородского, епископа Ямбургского, викария Санкт-Петербургской епархии, ректора СПбДА. Он принял меня ласково, обо всем расспросил и просил прийти к нему сегодня вечером. Я передал ему Ваш поклон. Он спросил меня о свидетельстве моей благонадежности и моих документах. Потом сказал, что нужно подать прошение в Св<ятейший> Синод, чтобы он разрешил мне держать экзамен. Дело теперь заключается в том, что я теперь не знаю, к кому из студентов мне обратиться за более подробными сведениями. Пр<еосвященный> Сергий говорит, что из Тифлисской семинарии только один студент (фамилию я позабыл), но сегодня, я думаю, он постарается выпутать меня из трудного положения. Еще мне кажется то, что Пр<еосвященный> Сергий не совсем доверчиво относится ко мне, так как, действительно, я совсем ему незнаком и нельзя человеку понравиться сразу. Не знаю, что будет дальше; но мне кажется, что Пр<еосвященный> Сергий отнесся бы ко мне более доверчиво, если бы у него было от Вас письмо обо мне. Я не смею просить Вас об этом, и, пожалуйста, если Вы найдете это неуместным, не затрудняйте себя и не пишите ему обо мне.

Устроился я прекрасно, нашел светлую комнату со столом и вполне уверен, что здесь дело подготовки пойдет у меня успешнее, нежели в Саратове, только бы не оставил меня Бог Своею милостью и благодатию и Вы не позабывали бы обо мне, поддерживали бы меня в часы скорби и печали.

Простите и благословите уважающего и любящего Вас Н. Косолапова.

P. S. Надеюсь еще раз, что Вы не будете меня забывать в своих молитвах и писать ко мне.

Адрес: Невский проспект, дом № 162, кв. № 21. Николаю Васильевичу Косолапову.

+ + +

Петербург. 28.06.1902 г.

Ваше Преосвященство!

Простите мне, что я своим письмом буду отнимать у Вас время. Но мне больше не с кем поговорить от сердца к сердцу, как только с Вами. Вот уже два месяца, как я занимаюсь и живу самостоятельно. Занятия мои идут, слава Богу, хорошо; только иногда, когда утомляешься, приходится немного давать себе отдых; заниматься приходится много и трудновато, в особенности по Св<ятому> Писанию; но вместе с тем я не теряю надежды и уповаю на Бога, что труды мои не пропадут; если же мне не удастся попасть в Дух<овную> Ак<адемию>, то ещё с большей надеждой, верой и упованием на Бога я буду стремиться к этой цели. Мое положение теперь похоже на положение Иудеев в Аравийской пустыне; с одной стороны, подобно тому, как Иудеев влекли назад в Египет котлы и мяса, так и моё тело влекёт меня в Саратов, душа же стремится туда, в область духовного и святого, как и Иудеи стремились в обетованную землю. Теперь я увлекаюсь проповедями Антония, еп<ископа> Волынского; чудные проповеди, в особенности те, которые обращены к юному поколению; какое знание юного сердца, его стремлений и надежд; сколько у него любви к своим духовным детям и какие светлые взгляды он проводит в жизни. Также хороши его слова к постригающимся в монашество. При посвящении Климента в еп<ископа> Уфимского, Антоний (тот же) сказал очень хорошую речь — она мне очень понравилась.

В Петерб<урге> я чувствую себя отлично; в нравственном уже отношении куда лучше, чем дома. Здесь меня никто не стесняет; я могу и помолиться как след; только теперь я узнал, какое благотворное влияние имеет молитва на человека; как хорошо делается, когда из глаз брызнут слёзы и когда почувствуешь всю свою греховность и немощь; мне кажется, что слёзы — это роса, которую дает Господь для освящения и очищения человека от грехов. Кажется, Потапенко сказал, что «слёзы — литургия сердца» — как это сходно с тем, когда испытываешь такое состояние; я молю Бога о том, чтобы еще можно было проливать слёзы за молитвой. Когда чувствуешь себя одиноким и непонятым людьми, первое дело — горячая молитва к Богу, а кто с Богом, как может быть он одинок!

Простите мне, что я так размечтался. Я знаю, что Вам некогда отвечать на мои письма, но всё-таки надеюсь, что Вы осчастливите меня, сделаете для меня праздник, если хоть несколько строк мне напишете. Я Вам позабыл написать, что меня освободили от древних языков — всё будет не так трудно. Мне очень жалко, что я не застал Ив<ана> Савв<ича> в Петербурге.

Ну, простите меня и благословите.

Любящий и уважающий Вас Н. Косолапов.

P. S. Получили ли мое первое письмо?

+ + +

Петербург. 5.09.1902 г.

Ваше Преосвященство!

Простите мне, что я так долго не мог поблагодарить Вас за Ваше письмо к ректору. Экзамены и ожидание моей участи отнимали у меня время. Экзамены все я выдержал — нет ни одного неудовлетворительного балла, и между тем меня не приняли. Для меня это было очень неожиданно, и сначала я повесил голову; но я верю, что Бог меня не оставит и что, если и не поступил в нынешнем году в Академию, то поступлю в будущем; может быть, это будет лучше для меня. Причина, почему меня не приняли, та, что принимали очень строго; у меня не хватает до 31/2конкурсный бал — 1/12, и я остался за флагом. Но всё-таки у меня остается надежда поступить в нынешнем году; ректор хочет хлопотать за меня у митрополита <Петербургского Антония (Вадковского)], так как у меня все удовлетворительные баллы. Меня только огорчает то, что я выдержал все экзамены, и выдержал лучше многих семинаристов, и всё-таки не принят. Пусть что будет, но я никогда не отступлю от своих взглядов на жизнь и не потеряю свою веру в Бога, Который мне помог пройти огромный курс и выдержать экзамены. Во время экзаменов я жил в Академии. Мне так всё там нравится, так там всё просто, что готов век прожить под кровом этой alma mater. Если мне не удастся попасть в этом году, то одно мне горько, что я лишний год буду обременять собой родителей.

С папой мы расстались очень хорошо; теперь я вижу, что он меня очень любит. У него за последнее время столько накопилось разного горя, что не знаю, как он переживёт всё, если не обратится за утешением к Богу.

Участь моя, вероятно, решится числа 15-го; до этого времени я буду жить у сестры, что мне не особенно приятно, так как она с мужем — люди совсем другого характера.

Не забывайте в Ваших молитвах любящего и уважающего Вас Н. Косолапова".

+ + +

Петербург. 4.11.1902 г.

Ваше Преосвященство!

Простите меня, что я до сих пор не собрался Вам написать и поделиться с Вами моими мыслями и впечатлениями.

Живётся мне очень хорошо, так что всегда буду благодарить Бога и Вас за то, что теперь в Академии, где я нашёл себе утешение и покой духовный. Только за последнее время у меня открылся ревматизм, и я уже более двух неделей нахожусь в больнице; думаю, что, милостью Божией, пройдет эта болезнь, и всё будет хорошо. Завтра подаю первое сочинение: «Значение самовоспитания для убеждения в истинности христианства». Тема хорошая и как раз подходит под моё настроение. Пришлось много почитать, в том числе и сочинения еп<ископа> Феофана <Затворника>, которого Вы мне давали читать. Сочинение у меня вышло в четыре листа; проверять будет о. Евгений Аквилонов[2]; не знаю, как он оценит мое сочинение. Завтра нам дадут второе сочинение, которое нужно будет подать к 16-му декабрю.

Хотя я соскучился о Вас и о родителях, но всё-таки думаю, что на Рождество мне не придётся приехать, так как нужно позаняться серьёзно.

Я очень привязался к нашему владыке — он такой добрый и милый. Сегодня он был в больнице и меня также видел.

8-го числа у нас будет служить митрополит; мне, вероятно, не придётся поглядеть на него.

В сентябре у нас постригали двух студентов с третьего курса; владыка сказал хорошую речь к вновь постриженным. К нам поступили два студента, окончившие курс Петербургского университета; я с ними сошёлся, так как они очень хорошие и умные, вероятно, постригутся в монахи. Мысль о монашестве меня не оставляет, напротив, я всё более и более убеждаюсь, что эта дорога будет соответствовать моим стремлениям и вообще моему характеру. Я также подружился с моим однокурсником с о. Василием, диаконом; он очень милый и симпатичный человек, с виду очень веселый, но на самом деле очень несчастный. Он уже пять лет как овдовел; жил с женой только четыре месяца, и теперь без слёз не может вспоминать о жене. Мы с ним часто беседуем по душе, что для меня также большое подспорье.

Когда выздоровею, то стану говорить проповеди в коллежском доме Александра III, что недалеко от Академии. Был как-то у Вашего брата, но не дозвонился; как выйду из больницы, то непременно ещё схожу.

Да хранит Господь Ваше здоровье во спасение Вашей паствы.

Не забывайте в молитвах Ваших любящего и глубокоуважающего Вас Н. Косолапова.

+ + +

Петербург. 1.12.1902 г.

Ваше Преосвященство!

Не знаю, получили ли Вы моё письмо, я его посылал не заказным, так как по болезни не мог сходить на почту. Недавно приезжала ко мне мама, и мы были с ней в клинике — советовались о моей больной ноге. Проф<ессор> Турнер[3] нашёл у меня искривление позвоночного столба — вот до чего досиделся; он это объясняет тем, что я слишком много занимался (не теперь, а летом). Неправильность в хребте повлекла за собой ненормальное положение нервов левой ноги, отчего и происходила вся болезнь. Теперь мне делают массаж спины и левой ноги; дело теперь, кажется, идёт на поправку; стоять за богослужением теперь могу, но всё-таки ещё устаю.

Проф<ессор> мне запретил заниматься, но я всё-таки понемногу занимаюсь, так как скоро нужно подавать семестровое сочинение: «Вавилоняне как колыбель общечеловеческой культуры». Теперь я выхожу гулять и чувствую себя гораздо лучше, так как пользуюсь воздухом. Писал о своей болезни о. Иоанну Кронштадтскому и верю, что его молитва помогает мне.

Мне очень совестно, что я до сих пор не побывал у Вашего брата, но что ж поделаешь — не мог вырваться.

Я с нетерпением жду, когда мне повидаться с Вами и поговорить; на Рождество едва ли я приеду, так как за время болезни я многое упустил, и мне придется нагнать своих товарищей.

Болезнь не позволила мне заняться также и проповедничеством; но теперь я начну проповеди в Коллежском доме Александра II, не знаю ещё только, на какую тему говорить; думаю, что всего лучше заняться объяснением евангельских чтений. Я хотел у Вас просить об этом совета, но, зная, что у Вас столько дела и что Вам так дорого время, не смею утруждать Вас — увидимся, тогда поговорим обо всем. Владыко несколько раз навещал меня в больнице и скорбел, что нога меня связала и что я не могу прислуживать во время богослужения.

Маме с папой я подарил по Евангелию, когда мама приезжала в Петербург. Хорошо, что профессор не сказал маме, что у меня искривление хребта, а то она стала бы очень беспокоиться. Пусть она об этом не знает, тем более что это массажем скоро может вылечиться.

Я совершенно сжился с Академией и домой меня почти не тянет — так здесь спокойно и хорошо; после всех тех волнений, которые пережил я дома, мне кажется Академия тихим пристанищем и успокоением для моей души.

Да даст Вам, Владыко, Бог здоровье и силы на Ваш нелегкий труд и радость успеха в деле спасения своих ближних.

Помолитесь о любящем и глубокоуважающем Вас Вашем Н. Косолапове.

+ + +

Петербург. 2.04.1903 г.

Христос Воскресе!

Дорогой Владыко! Сердечно поздравляю Вас с великим праздником и с Вашим назначением в сан старейшего архипастыря в наш родной город. Радуюсь этому событию и благодарю Бога за него, что Ваше назначение, как мне кажется, было поистине избранием Вас самою Вашей паствой. Ваша простота, любовь и доступность каждому, жаждущему слова утешения и назидания, сделали то, что на Вас стали смотреть иначе и другими глазами, как смотрели на Ваших некоторых предшественников, и поэтому Вы сразу приобрели особенное уважение и любовь не только среди простого народа, у которого так чутко сердце до всего хорошего, но и среди образованного класса — интеллигенции. Итак, Вы избраны голосом Вашей паствы, голосом народа, а глас народа — глас Божий. Этому-то я особенно и радуюсь. Дай Вам Бог побольше сил духовных и телесных для Вашего трудного подвига; пусть Бог пошлет Ваш хорошего помощника в Вашем деле, чтобы он был всегда с Вами солидарен, понимал Ваши стремления и осуществлял их. Прошу Ваших молитв и благословения.

Любящий и глубокоуважающий Вас Н. Косолапов [12]".

+ + +

С. Петербург. 21.12.1903 г.

Дорогой Владыко! Сердечно поздравляю Вас с Рождеством Христовым и наступающим новым годом. Также поздравляю Вас и с новым помощником и делателем на ниве Божией — преосв<ященным> Палладием. Теперь Вам не будет так трудно управлять и с кипами бумаг, и вообще с управлением епархией.

Мне жалко, что не придётся повидать Вас на праздники, но всё-таки здесь я чувствую себя лучше, чем у наших дома.

Преосвященный Сергий что-то ничего не говорит мне о моём постриге — верно, придётся ждать до осени. Летом мне очень бы хотелось пожить у Вас в скиту — не знаю только, придётся ли.

На днях приезжал в Петербург преосвященный Антоний, мне он очень понравился.

Был недавно у о. Ефрема[4]. Он много трудится: читает беседы в Соляном городке, а также участвует в одном религиозном обществе. На праздниках побываю у него вместе с папой.

Да сохранит Вас Господь Бог на благо паствы Вашей!

Любящий и глубокоуважающий Вас Н. Косолапов.

+ + +

С. Петербург. 15.02.1904 г.

Дорогой Владыко!

Наконец-то я собрался опять Вам написать. Я думаю, Вы получили мое поздравление к Рождеству?

Меня огорчают слухи, что Вы всё прихварываете.

На Рождество, как Вы уже, вероятно, знаете, папа приезжал ко мне. Мы хорошо провели с ним время. Только при проводах он страшно плакал и убивался; может быть потому, что преосв<ященный> Сергий не сказал ему ничего определённого насчёт моего пострига, и папа думал, что в последний раз видит меня светским. Я же думаю, что преосв<ященный> Сергий похлопочет о мне, и пострижение состоится весною, после экзаменов.

Хотя я и свыкся с мыслью о монашестве, но иногда на меня находит некоторое опасение, и вот какого рода. Мне было бы страшно тяжело, если бы в будущей своей жизни и деятельности я не нашёл среди окружавших меня лиц сочувствия и участия к моим стремлениям. Этого, повторяю, я страшно боюсь. Не хочется остаться одному со своими думами и стремлениями; тяжело человеку, когда его не понимают или не хотят понять. Подобное состояние я уже испытал перед поступлением моим в Академию; из этого состояния я вышел только благодаря Вам, Ваше Преосвященство. И я надеюсь и молю Бога, что Вы и в будущей моей жизни не оставите меня без Вашего руководства и участия; это так необходимо для начинающего жизнь инока.

В Академии у нас жизнь идёт по старому: мерно и спокойно. Студенты теперь увлекаются политикой, и она поглощает много времени: чтение газет и разговоры. Часто бываю у преосв<ященного> Сергия; у него собираются обыкновенно все монашествующие и вместе коротают время после ужина до 11 часов.

Чем больше я присматриваюсь к о. Феофану, тем более убеждаюсь, что он совершенно необыкновенный человек. Года два тому назад кончил курс у нас иером<онах> Макарий, теперь преподаватель Холмской семинарии. До монашества он был человек ни во что неверовавший, разгульный и, одним словом, ведший нехорошую жизнь. Вследствие неизвестных мне причин он подал прошение об увольнении его из Академии, но преосв<ященный> Сергий прошение это не принял и отослал о. Макария, тогда еще Розанова, к о. Феофану для вразумления. Розанов стал говорить инспектору, что он ни во что не верит и всё отвергает. Указывая на икону с горящей лампадой, Розанов сказал о. Феофану, что уверует в Бога, если лампада потухнет. Лампада вдруг погасла. Через некоторое время было пострижение Розанова. Он жил у о. Феофана, и теперь от прежнего Розанова ничего не осталось, сделался другой о. Феофан — о. Макарий.

Да сохранит Вас Господь Бог и даст Вам здоровья и сил на Ваше трудное служение. Психологическое общество очень благодарно Вам за Ваш дар. Не забывайте в Ваших молитвах грешного и сердечно любящего Вас Н. Косолапова.

+ + +

С. Петербург. 24.03.1904 г.

Ваше Преосвященство, дорогой Владыко! Приветствую Вас с праздником: Христос воскресе!

Вот уже проходит учебный год, и скоро я опять буду в Саратове. Желание моё принять монашество на втором курсе не осуществится, потому что митрополит не благословил: владыко Сергий просил его о мне; итак, придётся ждать до осени.

Любящий и глубокоуважающий Вас грешный Н. Косолапов.

+ + +

С.Петербург. 5.01.1905 г.

Ваше Преосвященство, глубокоуважемый и дорогой Владыко!

В субботу моё пострижение: прошу Ваших молитв и благословения.

Если к Вам обратятся родные, то покорнейше прошу Вас не оставить их без утешения; в особенности мать: она, кажется, до сих пор не может помириться с мыслью, что я буду монахом.

Ещё раз прошу Ваших архипастырских молитв и благословения; также прошу молитв Вашего батюшки — Его Высокопреподобия[5] и о. Гавриила[6].

Прошу прощения, глубокоуважающий и любящий Вас Н. Косолапов.

---

Примечания:

[1] Пальмов Иван Саввич (1855−1920, Петербург), историк Церкви, славяновед, доктор церковной истории (1904), академик Российской Академии наук (1916; член-корреспондент Петербургской Академии наук с 1913). Окончил Петербургскую духовную академию (1880), в 1884—1918 занимал там же кафедру истории славянских Церквей. Член совета (с 1889) и председатель издательской комиссии Славянского благотворительного общества. Автор около 30 работ по истории западно-славянских Церквей и духовного образования. Жил на Невском проспекте, 182. Похоронен на Никольском кладбище.

[2] Евгений Петрович Аквилонов (1861−1911), русский духовный писатель, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии; с 1910 года — протопресвитер военного и морского духовенства. Основное сочинение: «Церковь. Научные определения Церкви и апостольское учение о Ней как о Теле Христовом».

[3] Генрих Иванович Турнер (1858−1941), российский врач, один из основоположников отечественной ортопедии, заслуженный деятель науки России (1927). Организатор и руководитель (с 1900) первой в России кафедры и клиники ортопедии. Организовав в 1900 году первые в России кафедру и клинику ортопедии, Г. И. Турнер заложил научные и клинические основы этой важнейшей отрасли хирургии, создал отечественную школу ортопедов и до конца своих дней — почти полвека — являлся ее бессменным руководителем. Перу Г. И. Турнера принадлежит более 200 научных работ. Ученый широко известен в нашей стране и за рубежом как большой знаток и специалист своего дела, прекрасный педагог, чуткий, вдумчивый клиницист, организатор и общественный деятель огромного размаха.

[4] Родной брат епископа Гермогена. О нём см. База данных «Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви XX века» ПСТГУ.

[5]Родной отец св. Гермогена, единоверческий священник Ефрем Долганёв, позже принял монашество с именем Иннокентий и последние годы жизни состоял насельником Саратовского Спасо-Преображенского монастыря, где и скончался в сане архимандрита в 1906 году.

[6]Вероятно, имеется в виду иеромонах Гавриил (окончивший Духовную Академию), бывший казначеем Саратовского Спасо-Преображенского монастыря с 1904 по 1907 год. См.: Епископ Дамиан (Говоров). История Спасо-Преображенского мужского монастыря в г. Саратове. Саратов, 1918. С. 23.