 |
| Русская Стратегия | Дмитрий Соколов | 02.10.2018 |
Наиболее мифологизированным эпизодом истории Крыма в ХХ столетии являются репрессии, которые в годы Гражданской войны проводились на его территории антибольшевистскими силами. Литература, посвященная этой теме обширна. Особенно много было написано в советский период. Описывая «белый террор», авторы следовали идеологической конъюнктуре, сводя воедино многократно растиражированные, выдернутые из общего контекста цитаты из воспоминаний, и более-менее подтверждённые факты, с одной стороны, и откровенно сомнительные источники, с другой. Кроме того, советские исследователи и мемуаристы шли по пути расширительного толкования, относя к проявлениям «белых» репрессий любые акции антибольшевистских сил. Так, в числе жертв «российской контрреволюции» оказывались убитые крымско-татарскими националистами в ходе восстания на Южном берегу Крыма весной 1918 г., а также расстрелянные германскими оккупационными властями.
Излишне говорить, что такой подход открывал широкий простор для манипуляций и политических спекуляций, чем большевики и их последователи не преминули воспользоваться. И сегодня существует заметное число публикаций, посвященных теме антибольшевистских репрессий, воспроизводящих обветшалые советские пропагандистские штампы. Подменяя собой реальную исследовательскую работу, подобные тексты служат примером фальсификации истории и могут быть приняты во внимание лишь с множеством оговорок.
Действительно, в годы Гражданской войны насилие не было исключительной монополией красных. Преследование политических противников, взятие заложников и бессудные расправы в той или иной мере практиковали все участники конфликта. Но акты террора, совершаемые антибольшевистскими силами, были преимущественно эксцессами военного времени, вызванными взаимным ожесточением, и часто носили ответный характер. Так, наиболее серьёзные вспышки насилия со стороны белых проявлялись в ходе борьбы с партизанами и при подавлении восстаний. При этом массовый террор не был официально провозглашенной политикой. Чрезмерные проявления жестокости не поощрялись командованием и осуждались гражданскими структурами власти, а также общественностью.
В основе большевистской идеологии лежала концепция «классовой борьбы», которая, являлась, по сути, ничем иным, как противопоставлением одной части народа — другой. Или, если угодно, доктриной гражданской войны. Придя к власти в результате государственного переворота, руководители компартии не только не отрицали необходимость широкого применения насилия как метода построения «нового общества», но всячески развивали его теоретическую основу. Человека могли репрессировать не за конкретные преступления или оппозиционные взгляды, но и за принадлежность к определённым социальным слоям.
«Белая» идейная установка была принципиально иной. Сопротивление большевизму стало реакцией на вооруженный захват власти организацией политических экстремистов, которая не являлась законным правительством. Борьба с большевизмом допускалась не только с морально-нравственной точки зрения, но и должна было стать долгом каждого российского гражданина в соответствии с законодательством, действующим на момент Октябрьского переворота. В политических программах антибольшевистских режимов провозглашались идеи восстановления законности и правопорядка. На территориях, которые контролировались белыми, действовало законодательство Российской империи. А в политической жизни даже в условиях военного времени сохранялись начала парламентаризма, идейного плюрализма и уважения к частной собственности.
Разница в идейных установках предполагала и принципиально иные принципы проведения репрессивной политики. «Белые» правительства не ставили во главу угла истребление и дискриминацию целых общественных групп. Речь шла именно о наказании носителей идей революционного экстремизма. Большевики и другие участники Гражданской войны на стороне красных назывались «виновными в насильственном посягательстве на изменение существующего государственного строя». Также им инкриминировались преступные деяния общеуголовного характера. То, что со стороны большевиков считалось «классовой борьбой» и «советским строительством», белыми властями характеризовалось как государственные и общеуголовные преступления. Большевизм при этом считался преступной идеологией.
Все вышеизложенное иллюстрирует деятельность специальных органов Белого движения, осуществляющих правосудие и поддержание порядка в тылу, которые функционировали на территории Крымского полуострова.
Части Добровольческой армии впервые появились в Крыму в конце ноября 1918 г. Силы добровольцев были весьма малочисленны, поэтому белое командование не могло эффективно противостоять мощному большевистскому подполью, которое действовало во всех крупных городах региона. Несмотря на это, местными властями и военной администрацией предпринимались попытки наведения порядка в тылу, которые позволили достичь определённых успехов.
28 ноября 1918 г. при штабе командующего войсками Добровольческой армии в Крыму было создано Особое отделение (контрразведка). Территориальные пункты были сформированы в городах Крыма в декабре 1918 — январе 1919 г. В январе при штабе Крымско-Азовской армии была организована судебно-следственная комиссия «в целях более успешной борьбы с большевизмом»[1].
7 февраля 1919 г. Совет министров Крымского Краевого правительства принял постановление «об образовании Особого совещания для борьбы с большевистским влиянием на массы». В состав Особого совещания входили: министры внутренних дел, юстиции, начальник штаба Добровольческой армии и их заместители. Деятельность Особого совещания осуществлялась под председательством Министра внутренних дел, или его заместителя. Задачей учрежденного органа было «рассмотрение действия лиц, изобличаемых в содействии большевикам с целью захвата последними власти, или принимавших непосредственное участие в захвате и осуществлении власти большевиками, за исключением тех из них, дела о которых направлены в судебном порядке». Особое совещание наделялось правом «высылать из пределов территории, на которой действует власть крымского правительства», лиц, которые признавались «угрожающими общественной безопасности или успеху борьбы с большевиками». В случае невозможности по каким-либо основаниям применить высылку в отношении вышеуказанных лиц, Особое совещание было вправе заключить их под стражу на срок до шести месяцев, по истечении которого принимало решение сделать распоряжение или об освобождении, или о продлении заключения на новый срок[2].
Этим же постановлением были определены полномочия органов расследования (стражи, милиции и контрразведывательного отделения при штабе Добрармии), которые осуществляли свою деятельность, «руководствуясь существующими законами». Чинам контрразведывательного отделения предоставлялось право производить обыски, выемки и предварительные аресты «совместно с чинами стражи или милиции, с соблюдением правил устава уголовного судопроизводства», причём разрешение на производство указанных действий выдавалось «Министром внутренних дел или лицом, им уполномоченным, на основании единогласного постановления товарища Министра внутренних дел, или лица, им уполномоченного, и ген.-квартирмейстера, или лица, им уполномоченного»[3].
2 марта 1919 г. Совет министров Крымского краевого правительства принял постановление об изъятии из гражданской подсудности и передаче в военный окружной суд, для осуждения по законам военного времени, всех дел о нападении на чинов Добровольческой армии, умышленной порчи путей сообщения и военного имущества, а также убийствах, кроме убийства в запальчивости и раздражении, грабеже, разбое, — дел, предусмотренных статьями 100, 101, 102, 108 (ч.1), 126, 129, 131, Уголовного уложения. В случае если виновный застигнут на месте преступления, дело передавалось военно-полевому суду[4].
Принятые жесткие меры были закономерным ответом на террористическую деятельность большевистских подпольных организаций и краснопартизанских отрядов, которые проводили диверсии, совершали убийства представителей гражданской и военной администрации (не считаясь при этом с потерями среди мирных жителей), возбуждали население к неповиновению и массовым беспорядкам. Как следствие, подпольщики и партизаны стали основной категорией, на которую было направлено острие репрессивной политики Крымского краевого и других антибольшевистских правительств, которые существовали на территории Крыма в годы Гражданской войны.
Несмотря на многочисленные проблемы и сложности, начальный период пребывания полуострова в зоне ответственности Добровольческой армии, в борьбе с большевистским подпольем её спецслужбы добились определённых успехов. Так, в начале 1919 г. белой контрразведке удалось предотвратить вооружённое выступление в Симферополе. Были арестованы секретарь горкома РКП (б) Я. Тевлин, член комитета компартии Д. Самотин, приняты меры к розыску других видных подпольщиков, а также к выявлению связанных с большевиками офицеров авиапарка. Кроме того, симферопольские контрразведчики выявили действовавший в районе города отряд численностью в 400 человек, имевший на вооружении до 2000 винтовок, до 100 пулемётов, а также склады боеприпасов и 16 орудий[5]. В марте 1919 г. севастопольская контрразведка арестовала по подозрению в принадлежности к стачечному комитету несколько человек, но из них только двое имели отношение к подполью[6].
Весной 1919 г. военная обстановка складывалась не в пользу белых. В апреле-мае Крым, за исключением Керченского полуострова, вновь стал советским. Период «второго большевизма» продлился недолго — всего 75 дней. В июне 1919 г. силы Добровольческой армии возвратили полуостров под свой контроль.
Практически сразу были отданы приказы штаба Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) о выявлении лиц, служивших советской власти, и привлечении их к уголовной ответственности, направляя их в контрразведку и следственные комиссии[7]. После завершения следствия дело передавалось в военно-полевой суд, где судьбы обвиняемых решали несколько офицеров.
Характеризуя деятельность этого органа чрезвычайной юстиции, советские авторы изображали её исключительно в мрачных тонах. Создавалось впечатление, что военно-полевые суды пренебрегали элементарными процессуальными нормами, выносили исключительно смертные приговоры, а осуждённые были сплошь безвинными жертвами. Как и другие, это утверждение также нуждается в существенных коррективах.
Действительно, реалии Гражданской войны с её взаимным ожесточением, политическая нестабильность, расстройство государственного аппарата на территориях, которые контролировали белые армии, способствовали многочисленным злоупотреблениям со стороны военной администрации. В то же время ошибочно утверждать, что репрессивные органы ВСЮР полностью пренебрегали законностью.
Проанализировав приговоры военно-полевых судов, хранящиеся в фондах Архива города Севастополя (ГКУ АГС), можно сделать вывод о том, что, несмотря на чрезвычайный характер, при рассмотрении дел совершались необходимые процессуальные действия: опрос свидетелей, изучение вещественных доказательств, определение степени вины подсудимых. Приговоры выносились на основании норм дореволюционного российского законодательства: Уголовного Уложения, Воинского устава о наказаниях, и были адекватны общественной опасности совершенных противоправных деяний. При этом смертная казнь не была единственной мерой наказания, применяемой военно-полевыми судами.
Так, 4 сентября 1919 г. военно-полевой суд Евпатории в судебном заседании при закрытых дверях, в составе председателя полковника Головченко, членов: поручика Стеблюка, подпоручиков Корне и Валова и прапорщика Мяташ рассмотрел уголовное дело жителей Евпатории Николая Соломко (он же Ермолаев) и Александра Прилепы, преданных суду приказом начальника гарнизона Евпатории 3-го сего сентября 1919 г. Подсудимые обвинялись в том, что поступили на службу в ЧК во время пребывания Крыма под властью большевиков. Прилепа был комендантом Особого Отдела, Соломко — сотрудником военно-контрольного пункта Секретно-Оперативного Отдела Евпаторийской ЧК. В этом качестве обвиняемые производили обыски, реквизиции и аресты среди населения. Кроме того, Соломко «в числе других шестнадцати человек, составлявших летучий отряд, принимал участие в расстрелах и казнях, обречённых большевиками на смерть неизвестных лиц в Евпатории в период с 15 по 25 января 1918 г. и в ночь на 1-е марта того же года». Совместно с Варварой Немич[8] «и другими неизвестными лицами» в марте 1918 г. принимал участие в расстреле на 11 участке на Пересыпи. 14 января 1918 г. Соломко совместно с вооруженными матросами похитил вещи, принадлежащие жителю Евпатории Черноголовому. В тот же день возле Сак Соломко собственноручно штыком ранил в грудь солдата Крымского Конного полка Абдул Кирима и участвовал в убийстве неизвестного татарина.
Заслушав показания подсудимых и свидетелей, изучив материалы дела, суд приговорил Соломко к смертной казни через расстрел, а изъятые у него золотые часы обратил в доход казны. Прилепа «за благоприятствование властям Советской республики» и будучи признан виновным «во враждебных против Добровольческой армии действиях» лишён всех прав состояния и подвергнут ссылке на каторжные работы, сроком на двадцать лет". 5 сентября 1919 г. приговор утвердил начальник гарнизона и комендант Евпатории, генерал-майор Ларионов[9].
При вынесении приговоров также принимались во внимание ходатайства общественности. Так, бывшая председательница Симферопольского ревкома, убеждённая большевичка Евгения Багатурьянц («Лаура»), арестованная в конце июля 1919 г., и обвинявшаяся в организации репрессий и реквизиций, была оправдана именно благодаря многочисленным выступлениям в её защиту представителей местной интеллигенции. Несмотря на то что оправдательный приговор не был утверждён высшей инстанцией, это позволило «Лауре» скрыться и выйти из подполья только после возвращения советской власти осенью 1920 г.[10]
В целом советские источники признавали, что период с лета 1919 г. по ноябрь 1920 г. для крымских большевиков был «особенно сложным и тяжелым»[11]. Эвакуированные из Севастополя в конце июня органы советской власти не успели организовать подпольные структуры. Лишь в августе 1919 г. на подпольной конференции был создан Севастопольский горком РКП (б), взявший на себя функции обкома и наметивший план борьбы с белыми[12]. Силы большевиков на данном этапе были крайне разобщены, и результаты их деятельности были весьма скромными. Органы контрразведки успешно разоблачали левоэкстремистские заговоры, выявляли и репрессировали функционеров компартии, и других враждебно настроенных лиц. Уже на 1 сентября 1919 г. в севастопольской тюрьме числилось 138 политических заключённых, а на 1 октября — 193. В декабре 1919 г. в докладе ЦК РКП (б) крымские большевики писали, что, по данным севастопольской контрразведки, 736 жителям Севастополя было предъявлено обвинение в «активном большевизме»[13]. Лишь осенью 1919 г., после того как обстановка на фронте вновь стала складываться не в пользу Добровольческой армии, советское подполье резко активизировалось. В ответ на это белые власти усилили репрессии.
Так, в период с 22 декабря 1919 г. по 13 января 1920 г. в Севастополе Особым отделением Морского управления по обвинению в связях с большевистским подпольем арестовано 18 матросов, которые несли службу на линкоре «Георгий Победоносец», эскадренных миноносцах «Пылкий», «Капитан Сакен» и других кораблях Черноморского флота[14].
В ночь на 21 января 1920 г. белой контрразведкой был захвачен севастопольский подпольный комитет большевиков. Найдено оружие, оборудованная типография с набором, набранная прокламация «к офицерству», взрывчатые вещества, протокол заседания, печать и оружие. Комитет был захвачен в клубе строительных рабочих и располагал конспиративной квартирой в доме № 17 по 2-й Цыганской улице. При комитете было три секции: военная, подрывная, контрразведывательная. Подрывная секция имела задачей взорвать все мосты вокруг Севастополя, военные корабли и другие объекты. Контрразведывательная секция составляла списки лиц, работающих в учреждениях Добровольческой армии. После завершения следствия 9 арестованных членов подполья были преданы военно-полевому суду и приговорены к смертной казни. Приговор приведен в исполнение в ночь на 24 января[15].
Эту успешную операцию контрразведки большевики объявили «чудовищным преступлением», и призвали трудящихся вступать в боевые дружины, дабы совершить отмщение[16].
Ещё один удар по севастопольскому подполью был нанесён в марте 1920 г. 10 (23) марта газета «Юг» сообщала, что военно-морской суд приговорил к смертной казни матросов Александра Беганова, Ивана Горобца, Василия Маспанова и рабочего токаря Михаила Пасько, обвинявшихся во вступлении в коммунистическую ячейку, похищении и насильственном захвате оружия береговых морских частей, склонении матросов флота на сторону советской власти и установлении связи с севастопольским комитетом партии. Приговор был немедленно приведен в исполнение[17].
В феврале 1920 г. разгромлена большевистская подпольная организация в Феодосии. Подпольщики, имевшие большие связи в частях гарнизона, рассчитывали, захватив город, установить по Арабатской стрелке связь с советскими войсками в районе Геническа и открыть им путь в Крым. Но в разгар подготовки восстания заговорщиков арестовала контрразведка. После допросов с пристрастием схваченные коммунисты во главе с видным революционером Иваном Назукиным были расстреляны[18].
18 марта 1920 г. в Севастополе на Корабельной стороне арестованы члены оперативного штаба ревкома и боевой подпольной организации, готовившие восстание в городе. При задержании большевики оказали вооруженное сопротивление. 22 марта военно-полевой суд приговорил троих арестованных к смертной казни, двух — к десяти годам каторги, пятерых оправдал. Приговор вызвал протесты общественности, ввиду чего комендант крепости Турбин передал дело для пересмотра в военно-морской суд. Окончательно судьбу арестованных решил командующий Крымского корпуса генерал Яков Слащев, который приказал их доставить в свою ставку в Джанкой, где принял решение о расстреле нескольких осужденных[19].
В марте 1920 г. на посту Главнокомандующего Деникина сменил генерал Пётр Врангель, считавший одной из главнейших причин поражений Добровольческой армии отсутствие в ней «твёрдого правового уклада и чувства законности»[20]. Под его руководством был проведён комплекс мероприятий по реорганизации контрразведывательных учреждений и органов военной юстиции. В июне 1920 г. сформирован Особый отдел при Штабе Главнокомандующего. Его возглавил бывший директор Департамента полиции сенатор Евгений Климович. Его заместителем стал видный российский криминалист, бывший начальник Московской сыскной полиции, позднее руководивший всем уголовным сыском Российской империи, Аркадий Кошко[21].
Привлечение профессионалов сыскного дела к борьбе с большевистским подпольем повысило эффективность контрразведки, которая и до того была чрезвычайно высокой. Так, в период с апреля по июнь 1920 г. были разгромлены подпольные организации в Севастополе, Симферополе, Феодосии, Ялте и Керчи. 20 апреля морская контрразведка арестовала на Северной стороне 21 человека по делу подпольного подрывного отряда, 17 мая — матросов подводной лодки «Утка», имевших план угнать лодку в Советскую Россию, 27 мая — группу В. Цыганкова. 2 июня разгромлен подпольный горком РКП (б) во главе с В. Голубевым (П.Храмцовым). Последний серьёзный удар по севастопольскому подполью был нанесён 8 июня, когда морской контрразведкой была арестована группа Г. Мишко.
Несмотря на то, что отдельные группы подпольщиков и далее продолжали осуществлять свою деятельность, разгромленное в Севастополе подполье так и не смогло оправиться. Возрожденные после арестов в апреле — мае 1920 г. подпольные организации в Ялте, Симферополе и Феодосии были разгромлены вновь контрразведывательными органами в июле — августе. В начале сентября Керченский морской контрразведывательный пункт предотвратил угон канонерской лодки «Грозный», арестовав почти всю команду лодки и несколько матросов линкора «Ростислав»[22].
После завершения следствия дела арестованных передавались в военно-полевой суд. Как и в предыдущие месяцы, приговоры, которые в этот период выносились подпольщикам и другим антигосударственным элементам, были жестокими, но соразмерны степени общественной опасности совершенных преступных деяний.
Так, 22 апреля 1920 г. военно-полевой суд при штабе Добровольческого корпуса в составе: полковника Литвиненко, штабс-капитана Жданова, поручиков Мольского и Жданова, подпоручика Рейцера, рассмотрел дело Амета Мамутова Оглу (он же Рифатов), Асан Изет Оглу, Сеит Амет Баталова, Мухамеджанова Урманова, Хамзы Сеима Сакаева, Асана Ксеина Сакаева, Мурата Решита Асанова, Сеит Ислама Авалова, Абдулы Мустафы Баледжиева, вольноопределяющегося Николая Ярко-Аптекмана, стражника Ислям Умарова и Евгении Жигаревой, признал их виновными в том, что с начала 1920 г. в Симферополе «они составили между собою сообщество, носившее название Мусульманского Областного Бюро при Крымском Областном Комитете Российской Коммунистической Партии (б), имевшее своей целью, путём вооруженного восстания против властей и войск вооруженных сил Юга России, изменение установленного на территории полуострова Государственного строя и способствование советским войскам в их враждебных против вооруженных сил Юга России действиях, для чего имели в своём распоряжении пулемёты и др. оружие и вооруженные отряды»[23]. Кроме того, Баледжиев признан виновным в убийстве поручика Каспаревича. Согласно приговору, Ислям Умеров лишён всех прав состояния и сослан на бессрочную каторгу; Сеит Амет Баталов, Сеит Ислам Авалов, Ярко-Аптекман — лишены всех прав состояния и сосланы на каторжные работы сроком на 8 лет; Урманов и Сакаев оправданы. Остальные приговорены к смертной казни через расстрел. Приговор утвердил командир корпуса генерал Александр Кутепов[24].
На следующий день, 23 апреля 1920 г., тот же военно-полевой суд рассмотрел дело вольноопределяющегося Зиновия Воловича (он же Зиновьев), Александра Азорского, Ивана Ананьева, Боруха Горелика (он же Кацман), Фани Шполянской, Шлемы Ципенюка, Давида Зака, Тамары Годлович, Моисея Глизерина, Раисы Орловой, Григория Старосельского, Давида Долинера, и солдатах 7-го запасного полка Леонида Александрова и Ильи Тишлера, признал виновными:
— Воловича в том, что он состоял членом компартии, вошёл в подпольную организацию и в качестве начальника штаба боевой дружины союза коммунистической молодежи, организовал и руководил боевыми пятёрками, хранил оружие.
9 апреля 1920 г. в местности под названием «Собачья балка» Волович принял участие в собрании членов партии, где был арестован контрразведкой. При задержании подпольщики оказали вооруженные сопротивление. Ранее, в конце февраля 1920 г., Волович и его люди совершили налет на 1-й участок Симферопольской городской стражи, обезоружили чинов последней и освободили арестованных.
— Азорского и Ананьева в том, что они также состояли в компартии и оказали вооруженное сопротивление при аресте;
— Горелика в том, что он состоял членом компартии, входил в состав её Симферопольского городского, а затем и Крымского областного комитета, руководил контрразведкой подполья, вёл большевистскую агитацию и приобретал оружие для вооружения боевиков;
— Шполянскую в том, что она состояла в союзе коммунистической молодежи и была связной между Симферопольским и Крымским комитетами РКП (б). В начале апреля Шполянская передала Ципенюку для печати в типографии и последующего распространения воззвание к солдатам и молодому офицерству, с призывом уничтожать командный состав и переходить на сторону Красной армии. Шполянская также была арестована в ходе собрания членов партии в «Собачьей балке», и оказала вооруженное сопротивление.
— Ципенюка, Зака, Иодловича, Глизерина, Старосельского и Долинера в том, что они состояли в союзе коммунистической молодежи, были связными между различными подпольными партийными органами, и принимали участие в печатании и распространении прокламаций.
— Александрова и Тишлера в том, что они отпечатали вышеуказанное воззвание к солдатам и молодому офицерству в количестве 500 экземпляров.
Приговор: Воловича, Азорского, Ананьева, Горелика, Шполянскую, Александрова, Тишлера, Старосельского — к лишению всех прав состояния и смертной казни. Долинера, Зака и Глизерина — к лишению всех прав состояния и каторжным работам без срока. Иодлович — к лишению всех прав состояния и 6 годам каторги. Орлова признана невиновной. Утвердив приговор, генерал Кутепов заменил Заку как несовершеннолетнему бессрочную каторгу 12 годами[25].
20 мая 1920 г. генерал Кутепов подписал приказ о предании военно-полевому суду очередной группы советских подпольщиков в количестве 17 человек, виновных в подготовке террористических актов на железнодорожном транспорте, укрывательстве члена Симферопольского городского комитета компартии, и подготовке к восстанию. По итогам рассмотрения дела суд признал 15 фигурантов дела виновными и приговорил к смертной казни[26].
14 июня 1920 г. военно-полевой суд в Керчи в составе председателя генерал-майора Михайлова, членов: полковников Рудова и Аблова, войскового старшины Чувашина и подпоручика Трушевского в закрытом судебном заседании рассмотрел дело гражданина Литвы Рудольфа Вольдемаро Шмидта, местных мещан Ильи и Клавдии Громозда, французского поданного Луи Генриха, именующего себя Рок-де-Спурго, мещанина Курска Иван Смирнова, подпоручика Федора Корнилова, мещанина Евпатории Хасика Яковлянца, крестьянина Старосельского уезда Курской губернии Алексея Гайдукова, прапорщика Александра Орлова, мичмана Андрея Бакала, мещанки Керчи Софьи Магун и крестьянина Курской губернии Никифора Костромицы.
Они обвинялись в том, что в 1919 — в начале 1920 г. «в сообществе с др., скрывшимися и не обнаруженными лицами организовали, с целью насильственного посягательства на изменение государственного порядка, на территории, подчиненной верховной власти главнокомандующего вооруженными силами на Юге России, Керченский комитет коммунистической партии большевиков, имевший в своём распоряжении средства для взрыва и склад оружия, собирали в пользу большевиков сведения о состоянии вооруженных сил на Юге России, распространяли прокламации, призывая население к восстанию и войска к переходу на сторону большевиков, и рассылали состоятельным лицам угрожающие письма с требованием денег на организацию». Изучив материалы дела, суд постановил:
Шмидта, И. Громозда, Рок-де-Спурго, Смирнова, Корнилова, «за участие в сообществе для учинения тяжкого преступления», и за «способствование советским властям, заключавшееся в склонении к переходу на сторону большевиков и шпионаж», кроме того, «Шмидта, Громозда — в вооруженном сопротивлении чинам, последствием коего было убийство ими корнета Жужменко, и в сокрытии убийства, учинённого членами пятерки, де-Спурго, Смирнова и Корнилова за разбой и убийство в военное время, а Корнилова, кроме того, и за покушение на грабёж», по лишении прав состояния, а Корнилова — и воинского звания, подвергнуть смертной казни через повешение.
Яковлянца, Магун, 45 л., «за участие в сообществе для учинения тяжкого преступления», подвергнуть каторге: Яковлянца на 2 года и 8 месяцев, Магун на 4 года. Подсудимого Алексея Гайдукова, за недонесение о содеянном преступлении подвергнуть кратковременному аресту в течение 3 месяцев.
К. Громозду, Орлова, Бакал, Костромицкого и Гайдукова «по обвинению в сообществе для учинения тяжкого преступления», кроме того, «Гайдукова и Шмидта в разбое, а Гайдукова и в укрывательстве», а подсудимых: Лидию Леонову, Льва Сокольского, Симу Маркевку, Бориса Маркевку и Юлия Элькина в недонесении, считать по суду оправданными.
Вещественные доказательства: переписку согласно описи оставить при деле, деньги в общей сумме 56.361 руб., серебряные часы, серебряный портсигар, серебряные портмоне цвета золота, 1 брошь и 2 медальона, бритву и перочинный нож, взятые при обыске квартиры Корнилова, и передать в судебную часть при начальнике гарнизона для выдачи наследникам Корнилова, бутылочку с надписью «яд», старые погоны мичмана, печать и штамп коммунистической партии (большевиков) уничтожить.
Утвердив приговор, белое командование проявило милосердие, и заменило де-Спурго и Смирнову смертную казнь бессрочной каторгой[27].
Дифференцированный подход в назначении наказания проявился и в приговоре севастопольского военно-полевого суда от 25 июня 1920 г. по делу группы Цыганкова, члены которой распространяли большевистские прокламации, вели подрывную работу среди военнослужащих, имели тесные связи с красными партизанами и передавали им оружие. Так, 8 обвиняемых суд приговорил к смертной казни через расстрел, 2 — к лишению всех особых прав и ссылке на каторжные работы сроком на 20 и 15 лет, 1 — к заключению в тюрьму сроком на 2 месяца, 1 — к заключению в исправительный дом сроком на 1 год и 6 месяцев. Четверо подсудимых были оправданы[28].
В ночь с 17 на 18 июля 1920 г. Ялтинским контрольным разведывательным пунктом задержаны члены коммунистической подпольной ячейки: 16-летний Яков Бронштейн по кличке «Красный», дочь местного мирового судьи 2 участка Наля Максимова и Ольга Череватенко, работавшая санитаркой в городской больнице. В тот же день контрразведкой арестованы пришедший на явку помощник начальника штаба партизанского отряда Максим Любич и ещё 18 человек. В ходе расследования было установлено, что члены подполья с февраля 1920 г. печатали листовки и прокламации, вели большевистскую агитацию, организовали забастовку швейников, добывали оружие и готовили вооруженное восстание в городе. После завершения следствия 14 подпольщиков были преданы военно-полевому суду. В заседании, которое проходило 26 и 27 августа 1920 г., суд приговорил 7 обвиняемых (включая Бронштейна и Максимову) к смертной казни. Позже при утверждении приговора Максимовой заменили смертную казнь 15 годами каторги. Остальные осужденные 28 августа 1920 г. были казнены в балке Чукурлар[29].
Оперативные разработки и аресты подпольщиков с последующим преданием их военно-полевому суду продолжались всё лето и осень 1920 г. В октябре 1920 г. силами контрразведки предотвращено покушение на Врангеля. В момент прибытия поезда Главнокомандующего на станцию Симферополь злоумышленники вывели из строя входные стрелки на железнодорожном пути. Действуя по «горячим следам», контрразведка арестовала 11 членов подпольной организации. В конце октября органы безопасности, ликвидировав ряд подпольных ячеек в технических частях Русской армии, предотвратили готовящееся вооруженное выступление[30].
Таким образом, деятельность репрессивных органов белых правительств, существовавших на территории Крыма в годы Гражданской войны, в основном была направлена на обеспечение безопасности тыла и ликвидации террористических группировок. Суровые приговоры, выносимые военно-полевыми судами, в целом соответствовали степени общественной опасности преступлений, в совершении которых обвинялись функционеры компартии, подпольщики и партизаны. Наказание при этом назначалось исходя из конкретных обстоятельств дела, меры вины подсудимого. Особую эффективность органы контрразведки и военной юстиции продемонстрировали в период правления генерала Врангеля, когда благодаря проведённым реформам качество работы спецслужб заметно повысилось. Большевистскому подполью был нанесён огромный урон. В результате в первые месяцы после окончательного установления советской власти в Крыму победителям оказалось практически не на кого опереться.
Примечания:
[1] Крестьянников В.В. Белая Контрразведка в Крыму в Гражданскую войну // Крестьянников В.В. Севастополь и Черноморский флот в Первую мировую и гражданскую войны: Статьи разных лет — Севастополь: «Дельта», 2014. — С.290
[2] Борьба за Советскую власть в Крыму: док. и мат-лы. Т. 2: Борьба трудящихся Крыма против иностранной военной интервенции и контрреволюции в годы гражданской войны. (Май [2]1918 г. — ноябрь 1920 г.). Симферополь: Крымиздат, 1961. — С.79
[3] Там же.
[4] Брошеван В.М. «Белый» террор в Крыму. Исследование в документах и материалах об истории политического террора белогвардейцев и интервентов в Крыму в годы Гражданской войны и военной интервенции в 1918—1920 гг. Симферополь, б.г. — С. 10
[5] Кирмель Н.С. Спецслужбы Белого движения. 1918−1922. Контрразведка. — М.: Вече, 2013. — С.114
[6] Крестьянников В.В. Указ. соч. — С.291
[7] Там же.
[8] Семья Немич — дети евпаторийского полицейского урядника Павла Немича, члены большевистской партии, принимавшие активное участие в революционном движении, установлении советской власти в Евпатории в январе 1918 г. и последующем красном терроре. Варвара Немич входила в состав военно-революционного штаба — чрезвычайного органа, созданного для борьбы контрреволюцией (прообраз ЧК). После ликвидации советской власти в апреле 1918 г. Варвара и другие члены семьи Немич (сестры Антонина, Юлия, брат Семен) были арестованы и помещены в тюрьму. 18 марта при эвакуации в Керчь были расстреляны белыми при попытке к бегству на полустанке Ойсул (ныне — с. Астанино Ленинского района, железнодорожная ветка Владиславовка-Керчь). После окончательного установления советской власти в Крыму в ноябре 1920 г. останки Немичей перезахоронены в братской могиле в центре Евпатории. Именем Немичей названа одна из городских улиц. Подробнее: Соколов Д.В. Памятник на могиле террористов и палачей // «Посев», № 5 (1616), май 2012. — С.36−40
[9] ГКУ АГС, ф. р-391, оп.1, д.46 — Л.1
[10] Владимирский М.В. Красный Крым 1919 года — М.: Издательство Олега Пахмутова, 2016. — С.153−155
[11] Вьюницкая Л.Н., Кравцова Л.П. Дорогами революции: Путеводитель. — Симферополь, Издательство «Таврия», 1987. — С.56
[12] Кирмель Н.С. Указ. соч. — С.115
[13] Крестьянников В.В. Указ. соч. — С.295
[14] Там же. — С.296
[15] ГКУ АГС, ф. р-391, оп.2, д.4 — Л.13
[16] Борьба за Советскую власть в Крыму: док. и мат-лы. Т. 2 — С.230
[17] Чирва И. Крым революционный (историко-партийный очерк) — Киев: Государственное издательство политической литературы УССР, 1963. — С.128
[18] Вьюницкая Л.Н., Кравцова Л.П. Указ. соч. — С.143; Загородских Ф.С. Подпольная большевистская организация — вдохновитель и организатор борьбы трудящихся Крыма против интервентов и белогвардейцев (июнь 1919 г. — ноябрь 1920 г.) // Борьба большевиков за власть Советов в Крыму. Сборник статей. — Симферополь, Крымиздат, 1957. — С.219; Чирва И. Указ. соч.
[19] Загородских Ф.С. Указ. соч. — С.220
[20] Раков В.В. Реформирование органов военной юстиции в Русской армии Врангеля (1920 г.) // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета, № 1, 2011. — С.65
[21] Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. — 2-е изд., испр. и доп. — Симферополь: АнтиквА, 2008. — С.588−589
[22] Крестьянников В.В. Указ. соч. — С.300
[23] ГКУ АГС, ф. р-391, оп.1, д.5 — Л.1
[24] Там же.
[25] ГКУ АГС, ф. р-391, оп.1, д.23 — Л.1−2
[26] ГКУ АГС, Ф. р-391, оп.1, д.28 — Л.1
[27] Борьба за Советскую власть в Крыму: док. и мат-лы. Т. 2 — С.253−254
[28] Там же. — С.258−261
[29] Вьюницкая Л.Н., Кравцова Л.П. Указ. соч. — С.169; Памятники воинской славы — Симферополь, 1967. — С.133−134
[30] Кирмель Н.С. Указ. соч. — С.136
Рисунок в начале статьи Евгении Алиховой
