 |
| Белое Дело | Борис Геруа (1876-1942) | 30.08.2018 |
От редакции «Белого Дела»: Генерального штаба генерал-майор Борис Владимирович Геруа родился в 1876 году. В офицеры Лейб-гвардии произведён в 1895 году в Егерский Его Величества полк. Ординарный профессор Императорской Николаевской военной академии (1913−1914, 1917). Участник Великой войны, командующий Л.-гв. Измайловским полком (1915−1916), генерал-квартирмейстер войск Гвардии и Особой армии (1916−1917), Георгиевский кавалер (1915). После Октябрьского переворота формально числился в РККА. В 1918 году бежал из Петрограда в Финляндию, жил в Великобритании. Участник Белого движения, состоял на военно-дипломатической службе. В эмиграции — член учебного комитета Зарубежных высших военно-научных курсов (ЗВВНК) генерал-лейтенанта, профессора Н. Н. Головина. Художник.
Статья «Стратегия альтруизма» опубликована: «Часовой» (Брюссель). 1939. 1 авг. № 240−241. Все даты приводятся автором по новому стилю. Таблица, которую составил Б. В. Геруа для «Часового», здесь публикуется с нашими исправлениями в расчётах автора. Курсив автора статьи. Примечания и комментарии, которые не оговорены, сделаны К. М. Александровым.
Крайний слева — генерал Б. Геруа
Когда в 1924 году исполнилось 10 лет объявления войны, получившей впоследствии название Великой, иностранная печать обошла молчанием участие в ней Русской армии. Тогда забыли о полезной трехлетней её работе и помнили только один день, в котором Россия была не причём — день заключения Брест-Литовского мира.
Прошло ещё 15 лет. Наши бывшие союзники празднуют, а мы, увы, оплакиваем эту четвертьвековую годовщину. За эти годы историческая память расширилась и прояснилась. Возможно, и на этот раз иностранцы не скажут или скажут вяло о роли русского фронта в решении, достигнутом на западе; несомненно, однако, что эта роль, если и не подчёркивается, то и не отрицается.
Подчеркнуть бесспорные факты зависит от нас. Итак, пробежим мысленно по этапам тяжкого пути Русской армии в 1914—1917 годах. Пути альтруизма и самопожертвования, столько трагически приведших к крестному пути самой России.
Кампания 1914 года открылась 3 августа стремительным нападением Германии на Бельгию и Францию. Это наступление дало быстрые и угрожающие результаты. Сопротивление маленькой Бельгийской армии (всего около 100 тыс. человек) было смято двумя германскими армиями, составлявшими лишь около ¼ всех сил, развернутых немцами против Бельгии и Франции. Общая численность этих сил достигала 1 млн. 350 тыс. бойцов (34 корпуса, сведенных в 8 армий). Франция могла противопоставить им только 800 тыс. бойцов (6 армий), а Англия — и того меньше — всего около 50 тыс. Несмотря на героические усилия обороняющегося, германское вторжение развивалось с чрезвычайной быстротою, и ровно через месяц немцы, прорвав оборонительную линию французов, подошли к самому Парижу. Они заняли за это время во Франции территорию, равную по пространству Бельгии, и отстояли от столицы на какие-нибудь 20 километров.
Положение было трагическим. Французский Главнокомандующий маршал Жоффр вышел, однако, из тяжёлой обстановки с честью: ловким маневром свежих сил, собранных против правого фланга наступавших немцев, он сумел охватить и разбить этот фланг. Маневр решил дело. Германцы потерпели поражение и были отброшены на несколько переходов назад. Столица была спасена. Маневр Жоффра оказался возможным потому, что он посредством вывода с пассивного фронта части сил образовал две новые армии (6-ю и 9-ю). А вывод сил с фронта сделался возможным потому, что смелое и успешное вторжение Русской армии в Восточную Пруссию, произведенное во второй половине августа, заставило немцев снять с французского фронта и отправить против России два корпуса. Кроме того, немцы были вынуждены оставить до конца сентября 4 корпуса в Бельгии. Однако эти силы нельзя считать выключенными с фронта, так как наличие их непосредственно обеспечивало наступление.
Сочетание этих действий во всей их совокупности дало Франции знаменитую Марнскую победу. Значение победы было громадно: она остановила немцев и в самом начале разрушила план германского Генерального штаба: молниеносным ударом разгромить французскую армию и затем всеми силами обрушиться на Россию, чтобы покончить и с Русской армией.
Утратив на Марне (между 6 и 12 сентября) наступательную инициативу, немцы, однако, успевают задержаться на реке Эне. Бой на этой реке, непосредственно следующий за маневром на Марне (12−30 сентября), заставил германцев бросить южный берег реки, удержание которого было бы важно для возобновления наступления в будущем. Последняя вспышка германской активности на англо-бельго-французском фронте — атаки позиций на Изере (на территории Бельгии — севернее города Ипра и под Ипром между 25 октября и 15 ноября); атаки отбиты; дружные усилия союзников сохранили «кусочек» Бельгии и вместе с тем поставили точку на германском наступлении. Немцы окончательно переходят на этом фронте к обороне и не только тактически, но и стратегически, вплоть до февраля 1916 года, то есть — на целые 15 месяцев!..
Если тактическая приостановка наступления была вызвана победой союзников на Западном фронте, то стратегический переход немцев к обороне на этом фронте был вызван исключительно совершившейся с сентября по декабрь блестящей победой Русской армии над Австро-Венгерской. Почти вся Галиция была завоевана Русскими; завязывался кровавый бой за выход из Карпат на Венгерскую равнину; в западной Польше германцы вели бои с переменным успехом, обнаруживавшим, что в лице Русской армии немцы, более готовые к войне, имеют достойного и опасного противника[1]. Что же касается соотношения с австрийской армией, то наше превосходство над ней стало несомненным. Неоднократно разбитые австрийские армии были расшатаны морально, и только хорошо налаженное снабжение оружием и боевыми припасами, и чувство, что германцы за спиною, поддерживали боеспособность этих армий.
Не будь такой обстановки на Восточном фронте войны, германцы могли бы после боёв на Марне, Эне и Изере, отдохнув и оправившись, вновь атаковать союзников превосходящими числом и техникой силами. И если в 1916 году союзникам после 15-месячной подготовки стоило громадных усилий, чтобы отбить атаки немцев, то какие усилия понадобились бы спустя 4−5 месяцев после осенних боёв 1914 года? Ведь в эти месяцы знаменитая программа «des canons, des munitions»[2] была лишь в зачатке своего выполнения и ещё не могла принести тех плодов, которые с таким блеском показали себя на техническом экзамене под Верденом в 1916 году.
Таким образом, стратегический переход немцев к обороне на англо-французском фронте, переход, обусловивший 15-месячную подготовку союзников к грядущему техническому поединку сторон, был вызван действиями Русской армии.
Действия эти без всякого преувеличения могут быть названы героическими: достаточно вспомнить, что Русская армия, в смысле технического оборудования, вооружения и снабжения снарядами, была в количественном смысле буквально нищей по сравнению со своими союзниками и противниками[3]. Но движимая собственным долгом и чувством воинской совести своих вождей, она шла вперёд и безропотно устилала своими телами поля сражений. Русская армия висла на проволоке, кровью своей пехоты и кавалерии добывая то, что на Западном фронте добывалось зачастую одним огнем артиллерии[4].
Переходя к обороне на англо-французском фронте, германцы постепенно, начиная с октября 1914 года[5], сосредотачивают свои силы в двух направлениях на Восточном фронте: в Польше и в Восточной Пруссии, чтобы парализовать угрозу Пруссии и Силезии, и в Галиции, чтобы усилить австрийскую армию и дать ей возможность перейти в решительное контрнаступление. С октября 1914 года по май 1915 года на Русском фронте появляется 37 германских дивизий, перевезенных с Западного фронта. Кроме того, немцы делают новые формирования: против России появляются 5 наново сформированных германских дивизий. Всего же германские силы на Русском фронте усилены на 42 дивизии.
1 и 2 мая 1915 года соединенные австро-германские силы тяжёлым молотом своей подновлённой и ещё невиданной на Восточном театре техники обрушиваются на буквально безоружный наш заслон в Галиции, прикрывавший справа Карпатскую операцию. Начинается беспримерный по напряжению откат Русской армии, захватывающий всё больший и больший фронт, и развернувшийся к осени 1915 года на протяжении 1,3 тыс. километров. Защищая каждый шаг чуть не голыми руками, ведя оборону главным образом на штыковых контратаках, Русская армия сдерживала напор превосходных и освежаемых резервами сил противника, но сама таяла не по дням, а по часам[6]. В какой степени сопротивление Русской армии притягивало силы противника показывает то обстоятельство, что в течение мая и июня немцы вынуждены были перебросить с Западного фронта ещё 6 пехотных и 2 кавалерийских дивизии, и, кроме того, сформировать на месте 7 новых дивизий. Перевозки и формирования продолжались и далее — в июне и августе. В общем, с прежде переброшенными и сформированными германскими дивизиями составилось 75 дивизий, из них 11 кавалерийских, появившихся на русском фронте в связи с организованным немцами ударом. Из этих дивизий не менее 43 пехотных и 2 конных сняты с англо-французского фронта.
Пять тягчайших месяцев неравной борьбы, выпавшей на долю России в 1915 году, несомненно подорвали её силы; припомнив же, в каком зачаточном состоянии была техническая обстановка Русской армии в начале войны вообще, и громадную утрату технического имущества и вооружения (особенно — ружей) в течение летней отступательной операции, мы смело можем сказать, что Россия подняла непосильную ношу и надорвалась. Она сделала это сознательно, исключительно во имя взаимной выручки и имеет право гордиться проявленным самопожертвованием; в самом деле, пожелай России вести войну посильно — она ограничилась бы обороной своих границ (вначале) и получила бы возможность сосредоточить своё внимание на доведении армии в техническом отношении до уровня своих врагов. При этих условиях Германия была бы свободна в своих решениях и едва ли можно сомневаться, что все её усилия были бы направлены против Западного фронта.
Ни одна из армий не была в 1914 году готова к тому расходу снарядов, который потребовался в течение войны[7]. Но Франция и Англия с их промышленностью могли надеяться заготовить громадные запасы и орудий, и снарядов — лишь было бы время. Это время наши союзники и получили. Россия не могла быстро мобилизовать свою жалкую промышленность и не получила времени, так как знаменитый удар в Галиции последовал через полгода после начала нашего наступления. Не будучи в состоянии сами справиться с задачей пополнения снарядов, мы заключили с Францией конвенцию, по которой она обязалась доставить нам к маю 1915 года (то есть к месяцу, оказавшемуся столь критическому) полмиллиона снарядов. Но мы получили только 2 тыс. легких артиллерийских патронов!.. В дальнейшие месяцы, в самый разгар снарядного голода нам доставили. 55 тыс. снарядов вместо 650 тыс. обещанных. Телеграмма Великого Князя Николая Николаевича Жоффру, нарисовавшая наше положение, не помогла. Англия, благодаря энергичному настоянию лорда Китченера, ассигновала нам в мае 1915 года 12 млн. снарядов, которые должны были быть доставлены в течение двух лет. Но фактически к началу 1916 года мы получили всего 45 тыс. снарядов; а за всё намеченное время немного более ¼ обещанного числа (3,5 млн. вместо 12 млн.).
Но Россия пренебрегла расчётами своей неготовности. Русское командование широким стратегическим жестом, отвечавшим общей обстановке, начало войну, не ожидая окончания мобилизации; затем приняла на себя всю тяжесть второго, после Бельгии и Марны, удара Германии — как естественное последствие решительно ведённой нами атаки в течение первых семи месяцев войны. Повторяю: кампании 1914−1915 годов подорвали наши силы. В общих интересах это было нужно. Но это условие надлежит учитывать в дальнейшей оценке событий.
Для союзников 1915 год прошёл спокойно. За всё время ими было предпринято два частных наступления — в Артуа в мае и июне, и в Шампани (конец сентября — начало октября). Обе эти операции, из которых первая была произведена англичанами, а вторая — французами, по своим размерам не могли преследовать значительных целей. Эти операции имели смысл ложных атак для привлечения внимания неприятеля, чтобы сократить переброски сил на Русский фронт. Вместе с тем эти операции явились как бы репетициями или маленьким воспроизведением будущих решительных боёв на Западном фронте, обрисовав «позиционно-артиллерийский» метод ведения боёв при наличии широко налаженной техники (артиллерии, авиации и механической тяги в тылу). Время и все внутренние силы Франции и Англии, и были использованы в 1915 году на то, чтобы предстать перед врагом в ближайшем решительном сражении во всеоружии техники. Кроме того, Англия успела сосредоточить на континенте миллионную армию, увеличив численность своих кадров в 17 раз.
Между тем Германия[8], отбросив Русских к Западной Двине и в Полесье, и почти совершенно вытеснив нас из Галиции, начиная с осени 1915 года приступила к обратным перевозкам сил на Западный фронт. Готовился на начало 1916 года третий удар Германии — на этот раз вновь на англо-французском фронте. Зиму же Германия решила использовать для вспомогательных операций на Балканах и раздавить маленькую, слабую Сербию, однако, успешно отражавшую до той поры австрийцев. Поэтому снятые с Русского фронта 24 дивизии разошлись поровну между Балканским и Французским фронтами. Однако к 1 марта 1916 года Германцы, покончив с Сербией, успевают перенести весь центр тяжести сосредоточения на Западный фронт. Чтобы уяснить себе весь цикл перебросок Германии за период с начала войны и до 1 марта 1916 года, и характер сосредоточения сил противника на различных фронтах, привожу таблицу[9], изображающую в дивизиях группировку в 4 типичных периода: при открытии военных действий (первый удар Германии), после Марнско-Энской операции (ликвидация первого удара), в разгар второго удара Германии (июль 1915 года на Русском фронте) и, наконец — к 1 марта 1916 года перед третьим ударом Германии (начало марта 1916 года на Французском фронте).
|
|
Англо-французский фронт, германские дивизии (пехотные / кавалерийские) |
Русский Европейский фронт, дивизии противника (пехотные / кавалерийские) |
|
I. 1914 год. При открытии военных действий в Бельгии и на Марне — к августу |
93 (83/10) |
63 (13/2 германских, 37/11 австро-венгерских) |
|
II. После Марны и Энской операции — к декабрю |
88 (81/7) |
93 (40/5 германских, 37/11 австро-венгерских) |
|
III. 1915 год. Летняя операция на Русском фронте — июль |
84 (83/1) |
147 (77/13 германских, 46/11 австро-венгерских)
|
|
IV. 1916 год. Верденская операция — 1 марта. |
106 (105/1) |
114 (51/13 германских, 39/11 австро-венгро-турецких) |
Эти цифры показывают, что германцы в период самых больших перевозок на Восточном фронте, и притом наиболее испытанных войск (в том числе — Гвардии), усиливших число дивизий на нём (не считая 12 дивизий, сформированных на месте) на 63, принимали меры к тому, чтобы замещать на англо-французском фронте снятые части другими; действительно, число дивизий на этом фронте, хотя и уменьшается, но незначительно (вместо 93 — 84), во всяком случае во много раз уступая числу единиц, фактически переброшенных с Запада на Восток. Немцы достигали этого «фокусом» формирования новых дивизий посредством выделения четвертых полков из оставшихся дивизий и сведения их по три в дивизии новых номеров. Очевидно, что это не влияло на увеличение числа бойцов, которое с увозом на наш фронт не менее чем 45 дивизий, должно было уменьшиться тысяч на 400−500.
Что касается до цифр таблицы, относящихся к Русскому Европейскому фронту, то они ясно выражают, как в 1915 году центр тяжести группировки германских сил был перенесён с Запада на Восток, а затем — в начале 1916 года, ко времени Вердена — сосредоточение это было существенно ослаблено!
Собрав свои главные силы вновь на англо-французском фронте, Германия обрушилась всей тяжестью их на Верден, прикрывавший путь к Парижу с востока. Отчаянное по напряжению атаки и обороны сражение длилось с передышками целых 9 месяцев — с конца февраля до середины декабря. Бои эти ни в какой степени не походили на живые, маневренные бои Марнского периода или многочисленные бои, веденные в 1914 году Русской армией в Галиции и Польше. Задачей немцев было во что бы то ни стало прорвать линию фортов Вердена и открытой силой овладеть крепостью. Задача обороны сводилась к тому, чтобы не пустить противника вглубь своего расположения. И вот мы наблюдаем грандиознейшее состязание техники: инженерной — крепости позиций, силы огня тяжелой артиллерии, сочетание различных калибров артиллерии, воздушной разведки и корректирования артиллерийского огня, наконец — технического оборудования и работы тыла.
Франция выдержала испытание блестяще. Всему миру стало очевидным, что она не потеряла ни одного дня, ни одного часа из того времени, которое было предоставлено ей «préparation retrospective»[10] в техническом отношении. Вслед за тысячами снарядов всех калибров, выпускаемых немцами по французским укреплениям, десятками тысяч шли на отчаянные штурмы люди — и гибли под огнём французской артиллерии. Два-три важных потерянных пункта были постепенно возвращены. В воздухе была одержана полная победа: французская авиация буквально вымела «бошей» в воздухе и этим ослепила германскую артиллерию. В тылу посредством точно рассчитанного подвоза на автомобилях непрерывною лентою тянувшегося к Вердену и от него, была разрешена трудная задача артиллерийского питания армии в относительном бездорожном районе (одно магистральное шоссе).
Для отвлечения сил немцев от Вердена, положение которого оставалось тревожным до октября, на северном театре англо-французами — как раз на месте спайки двух армий — было предпринято июльское наступление, вылившееся в длительную Соммскую операцию.
Несколько ранее и с той же целью оттянуть германские силы от Вердена, вновь перешла в решительное наступление Русская армия на южном участке своего фронта. Русская армия ко времени этого наступления ещё далеко не оправилась от удара, нанесенного ей в 1915 году. Можно сказать, что армия едва-едва передохнула, пополнилась и подтянулась. Что же касается вооружения и технического снабжения то сделанного в этом отношении — к лету 1916 года — хватило лишь на то, чтобы «залатать» дыры; в ничтожной степени увеличить численность тяжелой артиллерии и несколько наладить артиллерийское снабжение. Всё достигнутое было игрушками сравнительно с теми, что требовалось для широких операций, и что было подготовлено нашими союзниками для себя за 15 месяцев оперативной передышки.
Действия, как показала война, выливались в форму прорывов укрепленных линий противника. Вся суть, весь центр тяжести этих действий лежали на артиллерийской подготовке и в организации воздушного корректирования огня. Для этого у нас не было настоящих средств; мы были крайне бедны тяжелыми калибрами, а про авиацию можно сказать, что мы не имели её вовсе[11]. Боевые наставления и расчёты расхода снарядов, составленные по опыту боёв в Шампани и в Артуа, могли вызвать у нас только горькую улыбку. Невозможность воспроизвести артиллерийскую подготовку по типу запада у нас дополнялась уверенностью, что пехота беззаветно сделает своё дело в случае, если её атака и не будет подготовлена в совершенстве. Во всяком случае, мы по степени своей готовности, сравнительно с Германией и нашими союзниками, были в 1916 году в таком же относительном положении, как и в 1914 году. Как и тогда, мы, несмотря на некоторое улучшение, оказались далеко позади в техническом оборудовании армии. За этот недостаток приходилось расплачиваться людьми.
Однако долг союзника Россия ставила выше других, эгоистических соображений. Поэтому ещё с февраля 1916 года, когда был выработан общий план наступления против центральных держав, наша армия стала готовиться к прорыву на одном из участков фронта. Когда же Германцы предупредили атакой и, обрушившись на Верден, вырвали наступательную инициативу из рук держав Согласия, Россия самоотверженно исполнила желание союзников и атаковала. Этого требовало тяжёлое положение французов под Верденом, а также критическое положение Италии, разбитой австро-германцами в мае.
Оба вспомогательных наступления в течение лета 1916 года — Соммское на Западном фронте и так называемое «Брусиловское» — были весьма успешны, не только оттянув силы противника от выбранного им пункта удара, но и нанося ему чувствительное поражение. Значение Русской операции было особенно важно, так как оно предупредило разгром Италии. В частности, Русское наступление ещё раз вывело австрийскую армию из строя и на её поддержку германцы спешно двинули свои дивизии. С этих пор австрийцы на Русском фронте всегда действовали вперемешку с германцами, вкраплёнными или в виде целых дивизий или в виде более мелких единиц. Эта опека несомненно отнимала у Германцев силы, которые могли бы быть использованы, как резервы. Кроме того, германское командование перебросило на русский фронт 3−4 турецких дивизии.
В какой степени русское наступление облегчило положение на западе, показывает подсчёт перевезённых на русский театр за это время германских дивизий, за летние месяцы доставлено на восток свыше 24 пехотных и 7 кавалерийских. Иначе говоря, мы заставили противника вернуть на Восточный фронт то число дивизий, которое он снял с него после удара 1915 года. К этому нужно прибавить, что расходование резервов вынуждало германцев напрягаться в смысле создания новых дивизий, истощая людские запасы страны.
Результат Соммского наступления выразился ещё в том, что германцы, не будучи в состоянии оборонять новую, чрезвычайно выгнувшуюся линию, отвели в 1917 году свои силы для сокращения фронта на подготовительную линию позади, отдав значительную территорию. Как наступление на Сомме, так и «Брусиловское» наступление, захватившее громадный фронт от Полесья до Буковины, были остановлены истощением средств и наступательной энергии (явление — нормальное в современной войне), первое — после двухмесячных боёв, второе — после четырехмесячных боёв, оба — в октябре. Оба наступления являются блестящими операциями, которые по достигнутым результатам могут служить образцом стратегических демонстраций.
Верден, русское наступление, Сомма создали к концу 1916 года благоприятную общую обстановку. Можно было признать, что поражение немцев под Верденом, достигнутое при помощи дружных, согласованных действий французов, англичан и русских, имело решительное значение. Становилось очевидным, что англо-французы переросли в техническом отношении немцев, и что в последних была подорвана вера в собственные силы. Наоборот, в Англии и Франции укрепилась уверенность в себе — как это бывает после испытания, выдержанного с исключительным блеском в исключительно трудных условиях. Русская армия, одержавшая ряд побед, несмотря на бросавшуюся в глаза бедность своих боевых средств, справедливо гордилась своими успехами. Настроение в армии было твёрдое. Она нуждалась только в отдыхе и в более интенсивном техническом усилении. К сожалению, совершенно неожиданно, Россия была вовлечена, уже зимою того же 1916 года в новые операции, вызванные выступлением Румынии (в августе) и необходимости спасти её армию, потерпевшую жестокое поражение в октябре и в ноябре.
Выступление Румынии и всё последовавшее затем нарушили общую выгодную обстановку. Румынская армия вовсе не была готова для ведения большой войны в современной обстановке. Тяготея к стратегическому и самостоятельному наступлению в Трансильванию, она, несмотря на свою неопытность и слабость, предприняла это наступление; сначала были одержаны эфемерные успехи против отступавшего кордона противника. Но затем — как только румыны встретились с германским командованием и германскими войсками — началось гибельное отступление, отдавшее всю Валахию противникам, и поставившее остатки румынских армий в катастрофическое положение.
Россия, которая ещё в конце лета послала свои войска в Добруджу, а осенью активными действиями сдерживала в Буковине неприятеля, готового обрушиться против румын, теперь должна была принять на себя разбитую румынскую армию и дать ей возможность оправиться. Помощь России опоздала также, как год тому назад опоздала помощь союзников Сербии, успевших только посадить сербов на суда и перевезти их в Корфу. Разница заключалась, однако, в том, что катастрофа с Румынией, как и её выступление, не могли быть учтены заранее. К тому же русские войска до глубокой осени ещё вели бои; ликвидировалась летняя операция. Слаборазвитая сеть железных дорог (всего 2 колеи вдоль фронта) не позволяла быстро перебросить войска в достаточном количестве для активной, решительной помощи, то есть для контратаки. Поневоле сосредоточение в Молдавии шло медленно и по частям. Вводить дивизии в дело тотчас же по их прибытии, не выжидая их сосредоточения, значило погубить всё дело; не только эти дивизии, посылаемые пакетами, не смогли бы отбросить германцев, но были бы потеряны и для пассивной обороны границ Молдавии. Оставалось устраиваться на ней, чтобы пропустить через оборонительную линию часть потерявших боевую силу румынских войск и задержать на этой линии — совместно с остальными румынскими войсками — дальнейшее наступление германцев. Это альтруистическое задание и было выполнено с успехом.
Правда, выступление Румынии отвлекло значительную часть сил противника. Но произошло это тогда, когда у Германии уже были развязаны руки; Верденская операция была ею явно проиграна и подходила к концу. Немцы, для «компенсации» понесенных в 1916 году тяжелых неудач, имели возможность позволить себе роскошь в конце года новых перевозок в сторону Румынии с целью нанести ей отдельное поражение. С другой стороны, выступление Румынии в рядах союзников не улучшало положения и для будущего, так как она оказалась не в состоянии самостоятельно удерживать свой фронт и потребовала нашей помощи. В результате — образование для России целого нового фронта — Румынского, что составило лишних 500 километров. Вместо сосредоточения сил, о котором думало Русское командование, получилась растяжка. Помимо поддержки Румынии, Россия должна была теперь прикрывать подступы на крайний юг страны.
В 1917 году державы Согласия должны были одновременно перейти в наступление — на Западном и Восточном фронтах, чтобы использовать победы 1916 года и удержать выхваченную у Германии на главных фронтах инициативу действий. На Россию возлагались большие надежды, так как к весне 1917 года она собственными средствами и усилиями, и с помощью союзников должна была быть, если не во всеоружии техники, то во всяком случае, удовлетворительно обеспеченной — главным — снарядами и тяжелой артиллерией; в значительно лучшем виде должна была предстать и авиация. Некоторые существенные изменения в способах пополнения армии людьми и их подготовки к бою обещали укрепление качества армии.
Но в последних числах февраля в России вспыхнула революция и смешала все карты. Несмотря на искренне, но безграмотное желание новых деятелей «продолжать войну до победного конца», совмещение этого лозунга с рядом мер в первые же дни революции подорвавшими боеспособность армии, оказалось немыслимым. Революция, как бурный поток, несущийся с тыла, прорвала плотину между ним и действовавшим фронтом; новые идеи, возвещенные знаменитым приказом № 1, все шире и шире вливались в армию. Озадаченная солдатская масса вначале, в силу инерции, сохраняла дисциплину и внешность послушного оружия командования. Но уже через месяц сумбур, посеянный в головах не только солдат, но и части командного состава, стал проявляться в самых диких формах нарушения дисциплины. Началась глупая, злобная, бессмысленная борьба солдатской массы со своим офицером; командный состав был взят под подозрение, несмотря на то, что раньше масса шла без колебаний за своим офицером, и что за три года войны офицер успел доказать свою связь с солдатом. Для лучшей части русского офицерства открылась первая страница унижений и страданий.
С громадными усилиями, путём всевозможных компромиссов, командному составу всё же удалось в первые три месяца (март — май) не только удержать армию от полного развала, но и подготовить её к обещанному союзникам наступлению. По сравнению с прежними русскими операциями, если прежде мы, приступая к ним, не сомневались в духе войск и встречали главные затруднения в материальной подготовке победы, то на этот раз всё было наоборот. Материальная сторона впервые могла быть признана разрешённой. В духе же не было уверенности никакой. Пехота, предназначенная для атаки, буквально «навинчивалась» пропагандой наступления в течение ближайших недель и дней перед атакой. Очевидно, такого искусственно созданного настроения могло хватить ненадолго. За подъёмом после первой реализации его наступал мгновенный упадок духа, усталость и апатия. А навстречу им, обходя все полубарьерчики, неслась ядовитая пропаганда большевизма и сознательного пораженчества.
В результате удачно было начатое наступление, имевшее конечною целью овладеть Львовом, и увенчавшееся видным успехом на флангах атакованного фронта (11-я и 7-я армии) быстро выдохлось. Противник использовал это обстоятельство. Во второй половине июля (19-го) немцы, введя в дело свои резервы и подкрепив сбитый австрийский фланг, сами перешли в наступление. Русские линии были прорваны под Тарнополем. При первом неуспехе разложение армии сказалось немедленно. Отступление превратилось в бегство. Неприятель, отбросив нас на широком фронте из Галиции к нашей государственной границе, далее не развивал преследования. Зато он предпринял прорыв русского фронта на севере, под Ригой и овладел устьем Двины. Удар отразился на войсках этого участка в совершенно тех же формах, что и на юге.
Сентябрь 1917 года был последним оперативным месяцем на Восточном русском фронте. Как бы то ни было мы с напряжением нового рода, борясь с революционным развалом, продолжали удерживать против себя значительные силы коалиции, а своим «истерическим» навинченным летним наступлением вызвали ряд перебросок у противника и отвлекли его на время от запада[12].
Пока в таком порядке шли, с перебоями, дела на Европейском театре войны, на Малоазиатском переживался сплошной триумф русского оружия. С конца 1914 года и по весну 1917 года мы приковали к себе с меньшими силами, скромно удалёнными на этот второстепенный театр, почти всю Турецкую армию[13]. Мало этого, здесь с особою яркостью было высказано торжество духа русских войск, побеждавшего все материальные препятствия, и давшего военной истории величавые образцы военного искусства. Здесь армии не впадали в позиционный паралич и показали миру блестящие примеры маневренной войны. Саракамыш, Ефратская операция (июнь 1915), Азапкейский маневр (декабрь 1915), зимний штурм Эрзерума в январе 1916 года, Эрзинджано-Харпутская операция летом 1916 года живо напоминают Суворовскую школу. Полководчество Юденича существенно помогло и Британской армии, действовавшей в Месопотамии, привлекая главные силы турок к русскому участку.
В общем, беря всю войну на русском фронте в целом, мы без малейшей натяжки можем требовать внимания и справедливой оценки относительно услуг, которые были оказаны русской армией в деле достижения окончательной победы Франции и Англии[14]. Наши союзники считали русский фронт вспомогательным. Они, однако, недооценили важность этого вспоможения, запаздывали с укреплением технической мощи России и не стеснялись истощать её силы и человеческий материал[15]. Один Китченер, наконец, восстал против этой формулы, но было уже поздно, а сам Китченер погиб. Считали и немцы, что главное решение может состояться только на Западном франко-германском фронте (записки Людендорфа). Удалось ли полностью достигнуть этого решения — вопрос, на который сейчас, в 25-летие начала войны, можно ответить без запинки.
Примечания:
[1] Один из германских ветеранов в связи с этим писал: «При относительной слабости русской артиллерии, тяжелые потери частей, бывших на русском фронте, должны быть отнесены главным образом на долю ружейного и пулеметного огня русской пехоты». Потери убитыми по отдельным полкам германской пехоты на Восточном фронте: 1-й Гренадерский — 5479; 3-й Гренадерский — 5730, 41-й пехотный — 6815, 43-й пехотный — 6072 и др.
[2] Орудия, боеприпасы (фр.).
[3] Летом 1914 по совокупной огневой мощи меньшая числом германская пехотная дивизия (12 батальонов) равнялась полутора русским (16 батальонов). Это было связано с тем, что германская дивизия имела по штату 12 батарей (в том числе три гаубичные калибром 100−105 мм), а русская — лишь 6 батарей легкой полевой артиллерии (калибром 75−80 мм). Кроме того, немцы имели более 1 тыс. стволов тяжелой артиллерии, французы — 300, русские — около 140−150 (381 германская тяжёлая батарея против 60 русских). Русская артиллерия вышла на войну, имея по 850 выстрелов на орудие, при норме в 1,5 тыс., в то время как германская сторона считала орудийной нормой 3 тыс. выстрелов.
[4] В связи с этим Генерального штаба генерал-лейтенант Н. Н. Головин откровенно признавал: «Наше Верховное Главнокомандование в своем руководстве русскими армиями проявляло по отношению к своим союзникам такую высокую степень жертвенности, которая переходила границы национальных интересов».
[5] Припомним, что немцы именно в это время пробовали предложить России отдельный мир. Так было важно отвязаться от Восточного фронта. — Примечание Б. В. Геруа.
[6] По оценкам Н. Н. Головина, в период с 1 мая по 1 нояб. 1915 года среднемесячные «кровавые» потери (убитыми, умершими, ранеными, контуженными, отравленными) русской армии составляли 235 тыс. чинов, достигнув максимальной численности при среднемесячных потерях за всю войну в 140 тыс.
[7] Русские казённые заводы производили в год 600 тыс. снарядов для «трехдюймовых» пушек, в то время как в конце 1916 Ставка оценивала годовую потребность «выстрелов» в 42 млн.
[8] Во всём моём изложении я считаюсь только с Германией, как руководящей силой во всей «центральной» коалиции. — Примечание Б. В. Геруа.
[9] Публикуется с исправлениями.
[10] Ретроспективная подготовка.
[11] Русская авиация в начале войны насчитывала 39 авиаотрядов (эскадрилий) и 263 самолета, а к 1 сент. 1916 — 75 авиаотрядов (эскадрилий) и 716 самолетов. Количество летчиков выросло со 129 до 502, наблюдателей — со 100 до 357. Однако Н. Н. Головин, учитывая общее увеличение численности всей армии за годы войны, считал рост авиации недостаточным. 264 русских авиатора стали Георгиевскими кавалерами (в том числе 43 погибли), из них из дворян происходили лишь 117 человек. Примерно на 150 летавших русских истребителей приходилось 26 асов, сбивших 188 аэропланов противника. Лучшим русским асом стал Георгиевский кавалер А. А. Козаков (17 официальных и 32 неофициальных победы), в чине подполковника (полковника) погибший в 1919 в Белых войсках на Севере России.
[12] Накануне Октябрьского переворота 1917 на Восточном фронте находились 127 дивизий противника (в т. ч. 83 германских), а на Западном — 151 дивизия.
[13] Боевые усилия Кавказской армии имели огромное значение для общей победы. К зиме 1917 Турция сражалась на пяти фронтах и имела 54 дивизии, из которых 29 (54% наличных сил и около трети всех пополнений) сковывала русская Кавказская армия. На Кавказском театре были полностью уничтожены и восстановлены 16 турецких дивизий, причем 5 из них — дважды.
[14] По оценкам Генерального штаба генерал-майора (на 1939) Б. А. Штейфона, за период с авг. 1914 и по февр. 1917 войска Русской Императорской армии взяли 2,2 млн. пленных (французы — 160 тыс., итальянцы — 110 тыс., англичане — 90 тыс.) и 3850 орудий противника (французы — 900, англичане — 450, итальянцы — 150.
[15] Н. Н. Головин оценивал потери России в годы Великой войны в 1 млн. 650 тыс. убитых и умерших от ран, 3 млн. 850 тыс. раненых и 2 млн. 417 тыс. пленных. Итого: 7 млн. 917 тыс.
