Русская линия / Библиотека периодической печати / Райские истории отца Адриана

До девятого дня после смерти душа каждого человека созерцает райские обители. Сегодня, в 9-й день преставления ко Господу архимандрита Адриана (Кирсанова), о Псково-Печерском подвижнике вспоминают те, кто уже здесь, на земле, рядом с ним был как в раю.

Евсевий, митрополит Псковский и Порховский:

— Архимандрит Адриан — подвижник наших дней, исповедник времён богоборческой власти. Мы были знакомы более 60 лет. В 1957-м году, когда его постригли в монашество, а я поступил в Московскую духовную семинарию, мы первый раз встретились с ним в Свято-Троицкой Сергиевой лавре. С того момента наше духовное общение не прекращалось.

В своей жизни он принял иго Христово и пошёл путём смирения и кротости по образу Христа:Возьмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем. И обрящете покой душам вашим (Мф. 11, 29).

Отец Адриан взял пример с Самого Господа, послушался Его гласа и последовал за Ним по пути кротости и смирения. Преданный Христу и Его святой Церкви, он принял в своей жизни особый крест — быть молитвенником и исповедником, он обращал к Богу, отстаивал и утверждал святую веру православную, укреплял верующий народ своей чистой молитвой и добрым отеческим словом.

XX век был непростым. Церковь наша была в притеснении, гоним был и отец Адриан. Говорил он всегда прямо, в том числе увещевал и сильных мира сего.

Был тогда своего рода и уровня антихрист — человек при власти, неверующий, далёкий от Церкви. Тогда советская власть свой рай на земле устраивала, как шутили, у них-то и названия все были: райсобес, райисполком и т. д. Вот этот безбожник и спросил у отца Адриана:

Через некоторое время он был, мягко говоря, переведён, а в общем-то, изгнан из Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Псково-Печерский монастырь.

Но к нему и сюда шли и ехали люди, ищущие подлинного, не подделок. Иногда явно, иногда тайком пробирались, потому что попасть-то к нему было непросто.

Митрополит Псковский и Порховский Евсевий (Саввин)

Его молитва, кроткая и тихая исповедь помогали многим утверждаться в вере, бороться с невзгодами, нападками и различного рода испытаниями.

Мы помним его всегда кротким, тихим и смиренным, с детской улыбкой, утешающей собеседника. Своей тихостью и всепрощением он оставил светлую память в сердцах тех, кто был к нему близок и имел с ним духовное общение.

Архиерейская жизнь тоже нелегка, и я благодарен Богу за то, что когда меня назначили на Псковскую кафедру, я был утешен старцами: и протоиереем Николаем Залитским, и архимандритом Иоанном (Крестьянкиным), и отцом Адрианом.

Встреча со старцем — это для нас личный опыт Богообщения

Игумен Хрисанф, келейник старца Адриана:

— В течение 30 лет, начиная с 1964 года, отец Адриан по благословению лаврского старца архимандрита Кирилла (Павлова) раз или два раза в неделю совершал молебен на изгнание злых духов. Однажды я сам был свидетелем изгнания демона и полного исцеления страдавшей женщины всего лишь тремя словами подвижника. Впоследствии архимандрит Софроний (Сахаров) в своём письме отцу Адриану в 1993-м году сравнил это поистине жертвенное, редкое церковное служение с «пролитием крови»; он же год спустя в переписке и посоветовал батюшке оставить это тяжёлое, уже непосильное, полное скорбей и чрезмерного подвига делание.

В сознании большинства этот подвиг связывается с вершинами духовного тайнознания, в то время как отец Адриан — это очень простой человек. Насколько прост был батюшка Иоанн (Крестьянкин), но он в своё время учился в Московской духовной академии, ему лишь диссертацию защитить не дали — арестовали. А отец Адриан — из кузнецов. Если вопрос, с которым я приходил к нему, был достаточно сложным, касающимся чего-то тонкого, например, из сферы догматики, отец Адриан говорил так:

Только идти надо было сразу, и результат превосходил все ожидания!

Общение с этими, казалось бы, обычными людьми убеждает в том, что главное отличие старцев — жизнь не для себя, а для других. А научиться этому можно, идя крестным путём страданий.

Как и отец Иоанн (Крестьянкин), поступив в 1967-м году в Псково-Печерский монастырь, был уже предочищен страданиями, когда ему и пальчики на допросах ломали, и в лагерях он чего только не претерпел, также и отец Адриан, с детства познавший и голод, и нищету, потом в силу своего молитвенного подвига — изгнания бесов — постоянно подвергался гонениям с самых разных сторон. В 1975-м году он был выдворен из родной ему Свято-Троицкой Сергиевой лавры и переведён в Псково-Печерскую обитель.

Архимандрит Феофан (Малявка) однажды келейно пошутил:

К известным миру старцам, среди которых был и отец Адриан, в обитель потянулись люди. Встреча со старцем — это всегда, порою впервые, открывающийся человеку личный опыт богообщения.

Богу угодно привлекать к Себе человека от сердца к сердцу. Это нормальное состояние чистоты, которое мы видим в старцах, доступно каждому из нас. Старцы — живые свидетели того, что Господь ждёт от нас этого.

Обычно притекающие к старцам люди не склонны думать о том, какими усилиями и трудами даётся подвижникам та чистота, которой они потом так щедро делятся с другими. Нам просто приятно подкрепиться силой, исходящей от них, но от нас сокрыты те страдания, благодаря которым очищались их сердца, освящались помышления и слова.

Тем более мы забываем, получив искомый ответ, о непреложности и в отношении к нам самим слов апостола: Сами будьте святы во всех поступках (1Петр. 1, 15).

— Меня отец Адриан благословлял, бывало: «Не высовывайся!» — так что фамилию подписывать не надо.

Знаю батюшку с 1982 года. Помню, поехала я молодой девчонкой в Эстонию за шмотками, тогда же дефицит всего был, и вот оказалась в Печорах. Только познакомились с отцом Адрианом, а он сразу:

— Батюшка, как это оставайся?! У меня там работа.

И так, от воскресенья до воскресенья, ещё один месяц истёк. Прихожу как-то, а отец Адриан в Успенском храме, тогда там, помню, только одна икона Спасителя была.

«Куда туда?» — недоумевала я; мне тогда всего-то 20 с лишним было.

Телеграфирую маме: «Остаюсь здесь, пришли вещи».

— До-оча, я думала, ты тут умираешь, а ты вещи просишь!..

Сама она тогда уже в тайном постриге была, её в Почаеве ещё в 35 лет отцы постригли.

А дело в том, что я до этого на своей работе сильно отравилась, — там была какая-то поломка и выброс газа. Так что ходила еле-еле. Поэтому мама и сказала: «умираешь». Хотя здесь, в Печорах, мне, кстати, сразу же полегче стало, но всё равно ещё без сил.

Выхожу как-то из храма, а там была икона Успения Матери Божией. Стоит отец Адриан. Повернул меня к иконе и что-то мне говорит такое, обнадёживающее.

— Батюшка, да вы что? — отнекиваюсь. — Я и ноги-то с трудом передвигаю.

— Я тебя исцелю, — опять обращает мой взор к иконе.

— Я тебя исцелю, — повторяет, показывая на Пресвятую Богородицу.

«О! — опять думаю на батюшку. — Ну, пусть пробует…»

«Ну, конечно…» — донимает меня помысл за помыслом.

Он, кстати, больше всего любил Моденскую икону Матери Божией. Возможно, именно в этом образе Пресвятая Богородица являлась ему.

А я тогда жила ещё на квартире у хозяйки, там детворы было много, кормить всех надо было. Меня часто в лес за грибами отправляли. Однажды заблудилась, а как нашла тропинку, — а она ещё и в гору, — то от радости как побегу по ней! Бегу и кричу: «Царю Небесный…», — я тогда только эту молитву и знала. Как сказала «Аминь», так и спохватилась: «Надо же, а ведь побежала!»

Прихожу в храм, а там батюшка исповедует. Вдруг прервался, оборачивается и громко объявляет:

Все на меня уставились, мне неловко. Так робко иду.

— Ну? Побежала?! — прямо схватил он меня за плечи, как подошла.

— Не то слово, — уже даже не удивляюсь: откуда он знает? — Полетела!

Но я всё равно из Печор то и дело потом куда-то порывалась. Враг, наверно, так действовал, сталкивая со спасительного пути.

— Я уезжаю, — пришла, помню, к батюшке и ставлю его перед фактом.

— Как уезжаешь? — и тоже ставит меня перед фактом: — Я плакать буду.

— Хочу. Только ж вы подарите мне сейчас такую фотографию… Что лучше не надо!

— Здесь я на вас серьёзного насмотрелась, и дома ещё этот ваш строгий взгляд со стенки укорять будет…

— А я тебе сейчас такую подарю, где я улыбаюсь! — идёт он на манёвр с другой стороны. — Сейчас я тебе найду!

Смотрю и понимаю, что у него пачка одинаковых фотографий, и он мне их одну за другой показывает.

«Господи, — думаю, — что же я делаю? Батюшка передо мной тут и так и эдак…».

— Вот здесь, — соглашаюсь уже на очередную копию, — улыбаетесь. Хорошая фотография, давайте мне её.

Так и осталась. Вон этот снимок, и сейчас на стенке висит.

Или было, думаю, втихаря уеду, чемодан собрала, вдруг является келейник:

А я к нему уже даже заходить благословляться не собиралась… И сразу смекнула: «Что это он меня в такой момент-то зовёт?!»

— Иди-и! — сообразил, наверно, о причине моего замешательства и келейник.

«Ладно, — думаю, — чего напоследок батюшку обижать…».

Он так подумал-подумал, тоже, видно, решил меня не обижать:

Один раз, помню, сильно мне досталось, так обидно-обидно стало. Села я в Успенском храме у печки на корточки, голову на руки склонила: «Подходить даже к батюшке не буду. Пусть все уйдут, тогда и я выйду…». И вдруг, слышу, тишина какая-то… «Что это, — думаю, — все умолкли?» Приподняла голову, открыла глаза, передо мной ботинки. Батюшка стоит. И народ весь вокруг меня столпился и смотрит.

Потом, когда бывали тяжёлые минуты: «Всё, больше не могу!» — как вспомню эти ботинки, и всё: никуда.

Помню, купила по его благословению уже здесь, в Печорах, домик. Он приехал, уселся и говорит:

На службы благословлял ходить каждый день и утром и вечером.

Помню, жили здесь мама с дочкой, обе бесноватые. Батюшка их благословил постоянно бывать в храме, сам их исповедовал. Мать очень досконально всегда к исповеди готовилась, грехи писала, а тут забыла «шпаргалку» дома.

— Да ты пока писала грехи, я их все прочитал, — сказал батюшка и сразу накрыл её епитрахилью.

Он реально жил в двух мирах: в этом, и в духовном. Отец Зинон (Теодор) рассказывал, как однажды они вместе с батюшкой поднимались из-под Никольского храма к Михайловскому. Мимо проходила группа иностранцев. Вдруг отец Адриан чётко, ясно и громко сказал что-то по-арамейски. Женщина, которая шла в этой толпе, повернулась и ему так же по-арамейски ответила. Он махнул рукой: мол, как хочешь. И она пошла дальше.

— Да вот, женщина идёт, а с нею бес, который был при Распятии Господа — у Креста стоял. И вот он к ней привязался и ходит по пятам. Я думал его отогнать, а она не захотела. Ну, и пусть ходит с ним!

Батюшка очень любил детей. Правда, кому, помню, одну конфетку даст, кому две, а то как-то возрадовался:

Многое батюшке и из прошлого, и из незримого для нас, и из будущего открыто было.

Про методику достижения совершенства в Православии

Игумен Августин, катехизатор Псково-Печерского монастыря:

— Отец Адриан был настолько простым, что сейчас таких людей, наверно, больше и не будет. Можно посмотреть-послушать сохранившиеся видео-аудиозаписи — как незамысловато, порою даже с ошибками, говорит батюшка.

Я к нему впервые попал в келью, будучи ещё молодым, только-только воцерковляющимся человеком, театралом, режиссёром. Был подкован во всяких, в том числе восточных, учениях, и меня интересовала методика достижения совершенства в Православии.

— Молись! — только и сказал мне отец Адриан.

Но тогда для меня это одно-единственное слово стало откровением: хочешь узнать, как достичь совершенства? — спроси у Бога! Не знаешь, как это возможно, — об этом и попроси: чтобы Господь научил молитве.

Помню, как чисто внешне я и до этого паломничества в Псково-Печерский монастырь мог переспорить своего друга-семинариста, ораторских навыков мне было не занимать, но внутренне всё равно чувствовал, что правда-то на его стороне…

И вот я попал на беседу к немногословному отцу Адриану…

Не за высоким слогом к нему ехал и шёл народ. Батюшка был очень тёплым. К нему заходишь, а он там, в келье, как печка, — просто обогревает.

Братия к нему в келью собиралась, исповедовалась у него. Потом и он у нас исповедовался, причащали его в келье, когда он уже был слаб и болен.

В своё время отец Адриан был более доступен, чем отец Иоанн (Крестьянкин). У батюшки Иоанна был колоссальный поток обращающихся, да он был и постарше отца Адриана. Как умудрённый опытом, он был, кстати, против «отчиток».

— Господь и без «отчитки», — уверял отец Иоанн, — может исцелить. Это просто крест, который Господь дал этому человеку, надо его понести.

Отец Адриан отчитывал многих бесноватых. Потом он и сам согласился, что зря. Он и мне лично об этом говорил, рассказывая такую историю.

— Приезжала, — говорит, — ко мне мать с бесноватой дочкой-подростком. А девочка такая благообразная, мне её так жалко стало, что стал я за неё усиленно подвизаться: постился, молился.

В конце концов эта хорошенькая девушка исцелилась… А дальше что? Прошёл год-два, приезжает её мать, вся в слезах:

— Она в храм не ходит, не причащается, сошлась и живёт с каким-то парнем…

— Зачем же я её исцелил? — сокрушался потом и сам отец Адриан. — Так-то она хоть в храм ходила, причащалась… Да, страдала. Но это и был спасительный для этого человека крест.

Все мы — тухлые овечки, которые должны помнить о рае

Раиса Мустафьева, духовное чадо старца:

— Батюшка постоянно благословлял смиряться. Так наставлял думать про себя: «Тухлая я овечка».

Там еще и вариации были: «вонючая» добавлять можно было.

Если мужчина к нему на исповедь подойдет, кается-кается; а батюшка его вдруг и озадачит:

— Зови себя тухлым бараном!

— Как это?! — смутится тот.

— Бей себя в грудь: я тухлый баран, самый тухлый!

Смирял: юристы тут работали дворниками. Помогали бесноватым оформлять пенсии, а сами жили от труда рук своих: подметали.

— Кайся, кайся, — наставлял батюшка, все беседы сводил к этому. — Без покаяния нет спасения.

Его «отчитки» настолько потрясали сознание, — когда люди блеяли, рычали, один парень тут вообще прыгал, как конь, топал и скакал, — что, насмотревшись, многие даже из тех, кто никогда и не задумывался о существовании духовного мира, каялись и обращались.

Он как-то умел перевести внимание с внешнего на внутреннее.

Помню, я жила у хозяйки, и она мне как-то сообщает, что отец Зинон (Теодор) набирает учениц: теперь, мол, не только монахов иконописи учить будет. А я в свое время заканчивала художественное училище и очень заинтересовалась. Отец Зинон тогда часто исповедовал, к нему можно было подойти и попроситься на учебу.

А тут батюшка Адриан, пока я обдумывала такие планы, проходит мимо и вдруг отвечает на мои мысли:

— Икон тогда не было, а царь Давид как плакал!

То есть для меня главное каяться, плакать о своих грехах — не мое, видно, дело иконы писать.

Я потом так ничего у батюшки об этом и не спросила, он еще раз сам мне на исповеди сказал:

— Иконы ты писать не будешь, ты не сможешь, — и так окончательно меня разубедил.

Часто такое бывало: о чем-то самом существенном, что ты и не спрашивал, батюшка сам тебе, причем как-то на ходу, давал ответы.

Если человек думал о каком-то смущающем вопросе и сам не знал, как про такое вообще спросить, батюшка при нем вдруг начинал кому-то другому отвечать на его недоумение: так что вроде и говорил кому-то другому, а человек понимал, что это ему сказано, и получал разрешение мучивших его проблем.

Помню, хотела я устроиться нянечкой в Дом малютки, а не знала: надо мне туда, не надо идти… Вдруг батюшка подходит и говорит:

— Все будет чисто и прекрасно. Иди!

А я даже спросить у него еще ничего не успела! А как сказал, так сразу пошла и написала заявление.

Конечно, были трудности, испытания.

Но вот кто-то отцу Зинону и про отца Адриана как-то задал вопрос:

— Батюшку поносили?

— И Господа поносили, — ответил отец Зинон.

Отец Адриан нам, бывало, о рае рассказывал.

— Я сегодня служил с отцом Иоанном, — говорит однажды утром, это было уже после преставления отца Иоанна (Крестьянкина).

— Как там у него, батюшка? — допытываемся мы, интересно же.

— У него там небольшой приход. Краси-и-вый! — улыбается, светится весь.

Меня вообще батюшка часто увещевал:

— Рая, не забывай о рае.

Всех встречает как любимых

Иеромонах Иона, насельник Псково-Печерского монастыря:

— Старец Адриан — строгий, благодатный. Для людей был открыт. При этом внутренне всегда собранный, не раскисал.

Когда я только приехал еще в обитель, спрашивал у отца Адриана совета: как мне дальше по жизни быть. Он потом был очень рад, что меня приняли в монастырь. Придешь к нему, а он:

— О! Ионушка пришел, любимый мой!

Он всех так встречал. Дай Бог, встретит и в раю.

Помню, у него были чада — супружеская пара, муж заболел раком, и они оба приняли монашество. Отец Адриан им так и сказал:

— После пострига все пройдет.

И действительно, когда их постригли, поехав в Москву на сдачу очередных анализов, новопостриженный услышал:

— Это у Вадима (имя до пострига) онкология была, а у отца Николая ничего нет.

Потом они жили как брат с сестрой и воспитывали в монашеском духе своих шестерых, рожденных до принятия пострига, детей.

Мне батюшку доводилось исповедовать, причащать; само пребывание рядом с ним — это уже была огромная радость.

Когда отец Адриан отошел ко Господу, я пришел в часовню, где стоял его гроб, приложился — и меня просто накрыла любовь!

При жизни он был весь сосредоточен, молитвенно устремлен к Богу, старался держать себя строго, а тут вся его любовь раскрылась! Видно, встретился с Господом. Это все ощутили.

Подготовила Ольга Орлова