Русская линия | Игумен Дамаскин (Орловский) | 23.04.2021 |
Мученик Димитрий родился 3 февраля 1883 года в городе Коломне Московской губернии в семье Михаила Антоновича и Любови Пантелеимовны Вдовиных. Михаил Антонович был мелким торговцем. Дмитрий Михайлович окончил Коломенское городское четырехклассное училище. С 1904 по 1906 год был на военной службе, где исполнял должность переписчика. Вернувшись в Коломну устроился продавцом в магазине, принадлежавшем его брату. В 1910 году он женился на дочери купца Надежде Ивановне Архиповой, впоследствии у них родилось трое детей. В 1912 году Дмитрий Михайлович завёл свою мелочную торговлю, где был и хозяином, и продавцом.
После революции и разрушения хозяйственного уклада страны Дмитрий Михайлович устроился работать по найму в Коломенскую артель кондитеров. С 1919 по 1920 год служил в Красной армии переписчиком в запасном батальоне Западного фронта, а после демобилизации работал служащим в Коломенском уездном отделе здравоохранения.
Когда власти вновь разрешили заниматься мелкой торговлей, Дмитрий Михайлович стал совладельцем одной четвертой части магазина «Казаков и Вдовины», занимавшегося посудно-щепной торговлей. С 1927 года он стал самостоятельно изготовлять и продавать сита и решета крестьянам. В 1930 году ему пришлось оставить кустарный промысел и поступить на работу в государственную организацию — Озерский райпромкомбинат.
Несмотря на незначительность собственных средств, Дмитрий Михайлович, как торговец, был лишён гражданских прав. 15 апреля 1935 года власти Коломны приказали всем лишенцам в десятидневный срок выехать за пределы Коломенского района, и с 25 апреля Дмитрий Михайлович поселился в городе Озеры Московской области. Он начал усиленно добиваться отмены несправедливого решения, и 9 марта 1936 года ВЦИК удовлетворил его ходатайство, и он вернулся домой.
Всецело преданный гонимой Церкви Христовой, Дмитрий Михайлович в тяжёлое для всех верующих время проявил себя истинным христианином. Он был церковным старостой Коломенского Успенского кафедрального собора, а затем Троицкой церкви. Он очень любил богослужение и церковное пение и эту любовь старался передать своим детям.
После того как в 1937 году руководство страны потребовало от сотрудников НКВД арестовать определённое число людей по каждому городу, району и области, руководство Коломенского НКВД энергично приступило к исполнению этого приказа. Тогда были арестованы все ещё к тому времени находившиеся на свободе священно- и церковнослужители Коломенского района, а также некоторые из мирян, и среди них 22 августа 1937 года — Дмитрий Михайлович Вдовин.
На допросе в коломенской тюрьме следователь предъявил ему обвинение в недовольстве советской властью.
— Мне нечем быть недовольным, — запротестовал тот, — я живу неплохо, работаю, имею троих хороших детей, которые работают.
— Ну хорошо, давай говорить по существу, — сказал следователь, — ведь ты торговал, у тебя дело порушили — как же тебе быть довольным?
Но Дмитрий Михайлович не согласился с этими доводами, и на следующий день следователь пришёл на допрос с новыми вопросами, обвинив Дмитрия Михайловича в агитации против советской власти.
— Ну, скажите тогда, когда и где были случаи такой агитации? — спросил тот следователя.
— Ну как где? Ну, возможно, что и в Москве. Вы ведь снабженец — вероятно, будучи по делу в Москве, могли агитировать.
Дмитрий Михайлович, однако, запротестовал, услышав столь легкомысленные утверждения.
Через два дня ночью следователь снова вызвал его на допрос.
— Дайте показания о вашей церковной деятельности! — потребовал он от обвиняемого.
— В 1928—1929 годах я состоял членом церковного совета. С 1929 года членом церковного совета я не состою, но остался приверженцем тихоновской ориентации до сегодняшнего дня.
— Вы арестованы как участник контрреволюционной церковно-монархической организации. Вы признаете это?
— Категорически отрицаю.
— Вы лжете перед следствием. Следствие располагает данными, изобличающими вас в участии в контрреволюции. Требуем от вас правдивого показания.
— Вторично утверждаю, что я членом контрреволюционной церковно-монархической организации никогда не состоял.
— Предлагаем вам прекратить запирательство и приступить к исчерпывающим показаниям о вашей контрреволюционной деятельности.
— Я ещё раз утверждаю, что никакой контрреволюционной деятельности никогда и нигде не проводил.
На этом допрос был закончен, и Дмитрий Михайлович, прочитав текст протокола допроса и расписавшись под ним, потребовал, чтобы ему была дана очная ставка со лжесвидетелем, и 28 августа очная ставка была проведена; лжесвидетель подтвердил все данные им ранее показания, на что Дмитрий Михайлович заявил, что считает их ложными и категорически отрицает и заметил лжесвидетелю, что как же это он так делает, или умирать не думает, на что тот в полном противоречии с действительностью сказал, что если бы Дмитрий Михайлович был на его месте, то поступил бы точно так же.
По окончании допросов в Коломне Дмитрий Михайлович 1 сентября 1937 года был перевезён в Таганскую тюрьму в Москве, где следователь снова потребовал от него показаний о контрреволюционной деятельности, но Дмитрий Михайлович на это ответил: «Я ни в какой контрреволюционной организации не состоял и виновным себя в этом не признаю».
9 октября 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в концентрационном лагере, и он был отправлен в Бамлаг, куда прибыл 16 ноября. Первое время он работал на лесоповале, но затем, тяжело заболев — у него отказала правая нога, был помещён в лагерную больницу, где его признали потерявшим трудоспособность инвалидом и направили работать в центральные мастерские при строительстве железной дороги. 30 января 1939 года он сообщил родным, что находится в Дальне-Восточном крае на станции Известковая в поселке Кульдур и работает в 53-й колонне в пошивочной мастерской.
21 декабря 1939 года Дмитрий Михайлович написал родным: «…Благодарю за заботу обо мне и о моём здоровье, я чувствую себя пока хорошо для моего возраста… Хожу… уже без костылей, но с клюкой, то есть с палочкой. Ты пишешь, что я о ногах пишу скупо, — нет, я не скуплюсь, но не хотел бы писать о плохом, хотя и хорошего-то нет; вот скоро будет двадцать пять месяцев, как я выбыл от вас, и сколько ещё пройдёт, кто знает…»
30 декабря того же года он писал родным: «Вот уже и наступает 1940 год; да, время бежит как вода, не зависит от того, что живёшь хорошо ли, плохо ли. У нас стоит зима в полном разгаре, хотя морозов таких, как в прошлом году, нет, — погода чудная, морозы ночью средние, а днём высокое тёплое солнце, так что в общем пока очень хорошо…»
23 января 1940 года он написал супруге: «Ты пишешь и просишь не поддаваться унынию. Напрасно ты это думаешь. Я сам отлично знаю, что тоской и печалью делу не поможешь, и я чувствую себя очень хорошо — духом бодр, хотя отчасти плоть немощна, но для моего возраста и того достаточно, что имею, то есть здоровья, и тем более, где я нахожусь, сама обстановка не даёт повод к большому унынию, — конечно, не дома, сама должна понять, но всё-таки коллектив людей на нашей колонне очень хороший — начальствующие люди симпатичные, ко мне относятся как те, так и другие очень внимательно, даже подчас думается, как будто бы я этого и недостоин, поэтому и нет основания очень-то убиваться; напрасно ты так думаешь и судишь по какой-то фразе из письма — конечно, не дома, ясно и понятно… Я вам писал даже не один раз, что посылок не шлите, также и денег: расходы большие, а нужды большой нет, — я обхожусь, а у вас без того расходы, тем более это дело связано с такими неудобствами по дальности. Читая строки твоего письма, я очень-очень рад за вас, что у детей наших дружба — это самая лучшая черта в жизни, и желаю им также и в дальнейшем держаться ближе к дружбе, зная, что дружная семья веселее переживает радости и легче переживает неприятности…»
26 января Дмитрий Михайлович отправил заявление Верховному прокурору РСФСР, прося пересмотреть дело и освободить его из лагеря, но получил на это стандартный для тех лет ответ, что оснований для пересмотра дела нет.
5 сентября 1940 года Дмитрий Михайлович обратился к руководству НКВД с заявлением, в котором писал: «…Считаю предъявленные мне обвинения… голословными и ни на чём не основанными и ничем не доказанными… Я обращаюсь к Вам с просьбой поручить затребовать дело о моём аресте и постановление тройки опротестовать на предмет его отмены и освобождения меня от дальнейшего заключения». Заявление, однако, осталось без последствий.
23 ноября 1940 года он написал супруге и детям: «Я пока жив и сравнительно здоров, письма от вас получаю сравнительно нечасто — последнее было от 6 сентября. Погода у нас стоит хорошая, зима берёт свои права, снежок выпал и лежит, морозы хорошие, так что подчас дают себя чувствовать. Но солнце светит ярко-ярко и на добрых и злых…»
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война и всякая связь заключённых с родственниками прекратилась. Последнее письмо, полученное от Дмитрия Михайловича, было отправлено им 28 мая 1941 года. Условия жизни заключённых с началом войны значительно ухудшились.
Дмитрий Михайлович Вдовин скончался 23 апреля 1942 года в Средне-Бельском концлагере от туберкулеза лёгких и был погребён в безвестной могиле.
Мученик Димитрий прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г. Определение Священного Синода от 7 октября 2002 г.
https://rusk.ru/st.php?idar=80607
|