О выхаживании умирающих ценностей

На заседании Совета по науке при главе Башкирии заведующий кафедрой психиатрии Башкирского государственного медицинского университета Владимир Юлдашев поставил под вопрос необходимость выхаживать недоношенных младенцев, сказав буквально следующее: «Мы, благодаря нашим технологиям… Выживают дети весом 500−600 граммов, мы аплодируем. Но посмотрите на обратную сторону дела. Наши детские отделения заполнены детьми с аутизмом, с отставанием в нервно-психическом развитии. Огромные средства идут на этих детей, которые с трудом адаптируются, а многие становятся инвалидами. А ведь это люди, которым мы должны были помочь. Что делают в западных странах? Они иногда отключают аппаратуру дыхания, так как понимают, на что обрекают семьи с детьми весом 500 граммов. И под этим псевдогуманизмом это обсуждаем…»

Правда, чуть позже, после резкой реакции в СМИ и интернете, Владимир Юлдашев сказал, что его неправильно поняли — «Мы за то, чтобы выхаживали таких детей».

Что же, человек имеет право взять свои слова назад — и хорошо, что он это сделал. Но сам факт возникновения таких разговоров указывает на то, что обществу стоит продумать свои нравственные ориентиры. Поэтому вернёмся к его первоначальному высказыванию.

На Западе отказ от поддержки жизни недоношенного ребёнка может быть связан только с невозможностью спасти ему жизнь. «Отказ от реанимационных мероприятий» предполагает, что сколько-нибудь реальных шансов спасти жизнь больного (в данном случае, младенца) нет, и искусственное затягивание неизбежного процесса умирания не в интересах пациента. Хотя эти тяжёлые решения иногда принимаются в «серой зоне» — не всегда можно знать наверняка, выживет больной или нет, они не мотивированы желанием сократить расходы на лечение, если он выживет. Даже в наиболее этически спорных случаях, вызывавших эмоциональное обсуждение, как, например, с Чарли Кардом, аргументы сторонников прекращения поддержки касались именно избавления умирающего от бессмысленного (по их оценке) затягивания неизбежной агонии.

Однако аргументация «больные люди создают тяжёлую нагрузку на здоровых и поэтому должны умереть», на том же Западе высказывается уже давно — хотя, насколько мне известно, к каким-либо принудительным практическим мерам пока не привела. Например, ещё в 2008 году ведущий британский моральный философ баронесса Хелен Уорнок сказала, что лица, страдающие слабоумием, обязаны умереть. «Если Вы страдаете слабомием… из-за Вас впустую тратится жизнь многих людей… жизнь Вашей семьи, и ресурсы национального здравоохранения». Речь идёт о людях не в начале, а в конце своего жизненного пути, но принцип тот же — заботиться о больных людях может быть разорительно, поэтому пускай они умрут и не создают проблем.

Пока что случаи отказа в медицинской помощи носят какой-то довольно стыдливый характер — мол, операцию мы вам с вашей страховкой провести не можем, зато можем провести эвтаназию — и было бы преувеличением сказать, что слова баронессы восприняты западным медицициским сообществом как руководство к действию.

Но, с другой стороны, такие речи считаются вполне приемлемыми, рукопожатными, и из числа уважаемых общественных интеллектуалов баронессу не исключают.

Так что идея «а давайте ради экономии лишать жизни больных» вполне себе носится в воздухе, и начинать, естественно, предполагается с младенцев (раз аборты уже легальны, легализация инфантицида вполне логична) и стариков (поскольку эвтаназия во многих странах уже разрешена), причём эта идея будет сначала осторожно, потом всё более решительно заявлять о себе.

У нас, в стране отсталой и дремучей, баронесса Уорнок и другие адепты duty to die воспринимались бы с немалым скандалом (как этот произошло, например, с Александром Никоновым, который призвал разрешить умерщвление больных младенцев), но, похоже, когда это всё доберётся до нас — вопрос времени.

Поэтому нам стоит обдумать наш ответ. Да, у любого христианина (и вообще человека морально здорового) идея оставить умирать больных, которых можно было бы спасти, вызывает недоумение — как вообще об этом можно говорить? Поэтому реакция на слова Владимира Юлдашева оказалась довольно жёсткой.

Но обесценивание человеческой жизни — это общемировая тенденция, которая будет проявлять себя и у нас. И нам лучше обдумать — почему мы говорим «нет», заранее. Просто инстинктивного отвращения может оказаться недостаточно.

Почему общество должно заботиться о своих экономически бесполезных членах?

На этот вопрос можно ответить и на религиозном, и на светском уровне.

Начнём со светского. Общественный договор предполагает простую взаимность — сегодня я участвую в поддержке слабых, завтра я сам могу оказаться слабым, и меня поддержат. Сегодня часть моих налогов пойдёт на выхаживание чужого недоношенного ребёнка — а завтра, возможно, моего. Сверхчеловеки, уверенные в том, что им-то уже точно не понадобится общественная поддержка, пребывают в опасном самообмане.

Более того, сохранение нравственного стандарта — «мы тут не бросаем друг друга умирать» — необходимо для определённого уровня доверия в обществе. А успешность общества, способность развиваться и преодолевать трудности сильно зависит от уровня доверия.

Обесценивание человеческой жизни не может остановиться на младенцах, или стариках, или ещё какой-то изолированной группе населения — уже воспринятый общественным сознанием принцип равноправия работает в обе стороны. Если каким-то людям можно отказать в спасении жизни, то почему не другим?

Общество — это система взаимных обязательств, если вы отказываетесь выхаживать больных детей ваших сограждан, вам не стоит рассчитывать и на их лояльность — и уже в самом ближайшем будущем.

Но самое печальное — допуская такой отказ (не на уровне отдельных и наказуемых злоупотреблений, а на уровне политики) мы оказываемся в совершенно иной системе моральных координат, из которой следуют самые серьёзные последствия.

И нам — лучше раньше, чем позже — определиться с нашей системой воззрений на мир, на человека, на источник наших обязательств по отношению друг ко другу.

Аргументация, приведённая выше — мы должны поступать со всяким человеком, будь то младенец или старик, по-человечески, потому что жить в бесчеловечном обществе мало кому понравится — при всей её очевидности, может быть недостаточно убедительной.

Люди не мыслят рационально и не ставят себя на место другого. Как кто-то заметил, все сторонники абортов уже родились, и, можно добавить, все сторонники невыхаживания младенцев благополучно выхожены. Когда солидарность с другими людьми уже является слабой, её легко ослаблять дальше. Когда человек не верит в то, что другие будут ему помогать, он не хочет и помогать другим. Доводы «от общественного договора» работают только там, где люди в достаточной мере верят в существование договора, в то, что они являются его выгодополучателями, и в то, что в их интересах его поддерживать. А эта вера достаточно хрупка.

Люди нуждаются в другой вере — которая будет побуждать их поступать определённым образом независимо от того, как поступают другие.

Независимо от того, действует общественный договор или развалился, считают окружающие нужным спасать жизни своих сограждан, в том числе, младенцев и стариков, или нет, человек имеет личные убеждения, согласно которым он полагает человеческую жизнь ценностью.

Такие убеждения могут быть и у неверующего человека — но в силу того, что он является наследником христианской культуры; потому что во вселенной без Бога не существует никаких обязательных ценностей — в том числе, ценности человеческой жизни. Атеист может ценить человеческие жизни; но в его картине мира это никак не укоренено, это превращается в личное предпочтение, которое не лучше и не хуже других личных предпочтений, которые одинаково чужды нравственной истине — потому что во вселенной без Бога никакой нравственной истины не существует. Как прекрасно сказал известный атеист Ричард Докинз, «во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого и безжалостного безразличия». Но наша цивилизация создана на провозглашении Бога, который создал мир и дал людям нравственный закон, который открыл уникальную ценность каждого человека, как носителя Образа Божия, искупленного Кровию Христовой и призванного к вечному спасению. Мы не должны бояться или смущаться говорить об этой истине. Недоношенный младенец — как и младенец во чреве, или глубокий старик, юноша на пике сил и здоровья или человек тяжело больной — каждый из них призван в этот мир Богом, жизнь каждого из них обладает ценностью от зачатия до естественной смерти.

Твёрдое стояние в этой истине важно не только для членов Церкви, которые крепко держатся пути спасения. Церковь является солью и светом для мира, и её голос должен быть слышен далеко за пределами её стен. От людей невозможно требовать веры — но возможно, и необходимо, требовать признания ценности каждой уникальной человеческой жизни. Вера — это личный выбор; но вот признание нравственного закона — каждая жизнь стоит того, чтобы её спасать — должно быть выбором общества в целом. Иначе это общество, заслуженно и неизбежно, исчезнет с лица земли.

http://radonezh.ru/analytics/o-vykhazhivanii-umirayuschikh-tsennostey-179 573.html