В статье «Героизм и подвижничество» С. Н. Булгаков отмечал: «Христианские черты, воспринятые иногда помимо ведома и желания, через посредство окружающей среды, из семьи, от няни, их духовной атмосферы, пропитанной церковностью, просвечивают в духовном облике лучших и крупнейших деятелей русской культуры». Сказанное как нельзя лучше относится к братьям Золотаревым, наиболее известным из которых является Алексей Алексеевич Золотарев (1879−1950) — краевед, писатель, своеобычный философ, современной культурологической наукой относимый к числу русских «потаенных мыслителей» ХХ века, «китежан». Он родился и вырос в семье рыбинского священника. Именно в православной среде закладывались основы его мировоззрения: восприятие мира как одной большой семьи и вера в Промысел Божий. Золотарев большое значение придавал истории русского духовенства — его быту, нравственному облику, культурно-исторической миссии, считая, что эта тема имеет первостепенную важность для нашего национального самосознания. В своих статьях он проводил образные ассоциативные параллели: Илья Муромец — олицетворение производящей крестьянской силы, Добрыня Никитич — олицетворение организационно- государственнического призвания дворянства, Алеша Попович — олицетворение умственно-духовной ипостаси народного бытия. Деятельность духовенства, особенно сельского, во многих сферах (просвещения, воспитания, медицины) Золотарев называет богатырской службой на «заставах» и «стороже» русской земли. «Духовенство, — утверждал он, — дало народу исключительно даровитых, неутомимых работников на всех поприщах народного творчества». И в качестве примера приводил имена известных деятелей российской науки и культуры — выходцев из духовного сословия: Некрасов, Достоевский, Белинский, академик Вернадский и так далее. «Богатырство» русского духовенства напитывалось благодатной силой Святого Духа, силой религиозно-нравственного идеала, давшей могучий творческий импульс не только священству, но и нескольким поколениям «поповичей, внучат и правнучат поповых». Эта идея подтверждается примером как самого Алексея Алексеевича, так и его братьев. В семье рыбинского соборного протоиерея Алексея Золотарева, кроме будущего писателя, выросли и духовно сформировались еще три сына, ставшие известными учеными и общественными деятелями, но прежде всего — людьми глубоко нравственными и жизненно активными. Трагично сложились их судьбы — судьбы представителей первого поколения «блудных сыновей», отошедших от отцовского места, от Церкви. Николай Золотарев погиб на чужбине, где оказался в Первую мировую войну. За восемь лет вынужденного изгнания он сумел воссоздать Тургеневскую библиотеку в Париже, ставшую при нем культурным центром русской эмиграции, уголком Родины, где каждый нуждающийся мог найти поддержку и утешение. Истоки этого стремления к родственному единению и согласию шли из золотаревского «нищелюбивого» и «гостелюбивого» дома, от его православной семьи. Давид и Сергей Золотаревы стали учеными, профессорами Ленинградского университета. Давида, антрополога с европейским именем, избрали почетным членом Парижского антропологического общества. В основе его подхода к решению научно-исследовательских задач лежало именно целостное, совокупное мировоззрение, корнями уходящее в православную соборность. Соборянин проявлялся в Давиде, по мнению А. А. Золотарева, даже в поведении, в манерах. Не раз наблюдая брата на академических собраниях в Петербурге, Алексей Алексеевич отмечал в нем особую проникновенность речи, искренность и доверительное общение с аудиторией. Давид Золотарев был личностью яркой и заметной в российской науке, не поддающейся политизации и усреднению. Накануне первого ареста он готовился к совместной советско-норвежской экспедиции на Север с известным полярным исследователем Ф. Нансеном. Это был 1930 год — год разгрома Центрального бюро краеведения, членом Президиума которого являлся Давид Алексеевич. В 1933 году его арестовали повторно, и он скончался в Мариинском лагере, не дожив одного дня до своего пятидесятилетия. «Я и сейчас чувствую, — писал Алексей Золотарев в своих воспоминаниях, — все богатство Даниной натуры, громадные природные дары, всю благодать духовного совершенства, какие могли бы развиться в нем до очень большой высоты, если бы не трагедия эпохи, когда ему пришлось жить». Старший брат Сергей Золотарев снискал известность в педагогических кругах в качестве автора множества работ по истории русской литературы, выдвинувшего оригинальную гипотезу о синтезе социальной и биологической природы художественного творчества. Как и Давид, он во всем старался «зрить в корень». Словесность, сама природа талантливости изучались им в контексте целого спектра наук — генетики и генеалогии, физиологии и психологии, географии и математики. До революции Сергей Алексеевич несколько лет возглавлял Петербургское педагогическое общество. За ум, доброту, смелость мысли и решительность действий его любили ученики и преподаватели. В 1935 году он был арестован и умер в лагере. Из четырех братьев лишь Алексей дожил до преклонных лет, заслужив славу «чистой души человека, вроде псковских праведников». Воспитанный в любви к ближнему, дому, малой родине, он неустанно трудился на поприще краеведения. «Мы (…), унаследовавшие в своем мировоззрении религиозную веру своих отцов, (…) органически кровно были связаны со своим краем, (…) изучение края лежит у нас в подсознании, (…) оно внутренне сродно нам, [оно есть] достояние нашего духа, и ничем его не выбьешь из нашего сердца». Именно благодаря Алексею Золотареву в Рыбинске были созданы историко-художественный музей, центральная городская библиотека и архив, оказались спасенными тысячи произведений искусства из дворянских и купеческих усадеб, многие историко-архитектурные памятники, в том числе Спасо-Преображенский собор. В 1930 году, когда начались гонения на краеведов, Алексей Золотарев подвергся аресту и ссылке на три года в Архангельский край, после чего, лишившись работы и дома, скитался и странничал почти до самой смерти. Глубокая вера помогала ему переносить все тяготы. Лишения не озлобляли, а просветляли его душу и сердце. В свои последние годы Алексей Алексеевич писал мемуары, очерки и уникальные «траурные заметки», аналога которым в русской литературе нет, объединенные им в книгу «Святое поле моей памяти», до сих пор полностью не изданную. Многие очерки посвящены представителям православного духовенства и их потомкам. В одном из них он рассказывает о Юрии и Борисе Соколовых — известных фольклористах, внуках протоиерея рыбинского собора: «Быть всегда на людях, иметь свое окружение, свой приход, свою школу — это было жизненною потребностью Юрия и Бориса. Конечно, тоже от предков шел этот бодрый, веселый, работающий тон жизни, который так всегда радостно изумлял меня в обоих братьях. Без Бориса (он умер в 1929 году — О. Т.) Юрию пришлось работать вдвое, ибо „некем богатырю замениться“. И он все ускорял, ускорял свое вращение, свою занятость, поездки, встречи, лекции, собрания — весь огромнейший цикл работы профессора-фолклориста». В конце Алексей Алексеевич с горечью замечает: «высокое давление», под которое попало духовенство, «не может не отразиться даже на счастливых его представителях» и сетует, что «умирает целое духовное сословие», «быстро теряются драгоценные звенья для установления ценнейших духовных родословных». Из рыбинского священства происходил ученый-востоковед Николай Александрович Невский (1892−1937), внук протоиерея Николая Соснина. Н. А. Невский — один из основоположников японской этнографии в нашей стране, внесший также огромный вклад в изучение тангутской культуры. Арестованному и расстрелянному в 1937 году, в 1962-м ему посмертно присудили Ленинскую премию. Известный академик-математик Петр Валентинович Стратилатов — сын рыбинского священника Валентина Стратилатова. Музыкант Владислав Геннадьевич Соколов, профессор московской консерватории, народный артист СССР, любовь к музыке перенял от отца, священника рыбинской Покровской церкви. К этой плеяде принадлежит и правнук сельского священника, известный российский поэт Юрий Кублановский… Вот далеко не весь перечень «Алеш Поповичей» Рыбинской земли.
