В этом доме уже 189 лет живет шесть поколений одной семьи! В XIX веке особняком Телешова-Карзинкиных владели богатейшие и образованные купцы. Горький впервые прочитал в нем пьесу «На дне», а Шаляпин призывал: «Здесь меня послушайте, а не в Большом театре — там я за деньги пою!» Сегодня в доме — необычный музей… И просвещенные купцы, и их гости-писатели, похоже, далеко не случайно выбрали именно Покровский бульвар. «Интеллигентность» этот бульвар начал приобретать еще в XV веке, когда тут разбил свои сады Иван III, первым из наших государей понявший, что без кадровой интеллигенции России ни Кремль не построить, ни артиллерию не поднять, ни с болезнями не справиться. В 1815 году потомственный купец Андрей Сидорович Карзинкин, «имевший торг в яблошном ряду», выкупил дворянскую усадьбу Федора Толстого на Покровском бульваре, расширил и дополнил пристройками. Обустройство продолжил его сын Александр. В 1857 году он стал совладельцем «Ярославской большой мануфактуры». Прорыв же Карзинкиных в десятку богатейших купеческих семей России произошел после присоединения в 1873 году среднеазиатских земель, где текстильные фабриканты воздвигли 12 хлопкоочистительных заводов и устроили хлопковые плантации. В 1906 состояние унаследовал Александр Андреевич Карзинкин (1863−1939). Со своей женой, балериной Большого театра итальянкой Аделиной Джури, и дочерью он жил на втором этаже дома на Покровском. А в 1917 году исчезли все богатства Карзинкиных, включая с самый шикарный в Москве автомобиль, на котором миллионер иногда дозволял покататься генералу Корнилову. Карзинкину оставили лишь комнату, «уплотнив» дом десятками жильцов. В 1920 году Александра Андреевича арестовали за распродажу на рынке монет из своей же коллекции, в 1936-м посадили по доносу соседа. Скоро, однако, его, безнадежно больного, выпустили. Через три года он умер. Тут и конец истории богачей Карзинкиных? А вот и нет! Уже с 1815 года усадьба на Покровском стала превращаться из купеческого в интеллигентское гнездовье, и судьба ее обитателей оказалась с связанной с феноменом куда более значимым, чем текстильный и хлопковый бизнес, — с культурой России. Еще дед Александра Андреевича собирал былины и песни и основал солидную фамильную библиотеку. С 1850-х годов в доме устраивались литературно-музыкальные вечера, на которых бывали А. Н. Островский и Ф. М. Достоевский. Главным же делом жизни последнего Карзинкина стала Третьяковская галерея. Александр Андреевич являлся одним из четырех членов ее Попечительского Совета, вложив в галерею громадные деньги и не менее громадный труд. В 1898 году нижний этаж дома Телешовых заняла семья сестры А. А. Карзинкина, художницы Елены Андреевны, вышедшей замуж за писателя Николая Дмитриевича Телешова — тоже из купцов. С тех пор до 1916 года особняк славился в Москве своими «Средами». Эти «Среды» в корне отличались от просто любительских вечеров: на них «апробировались» и дорабатывались произведения, составившие впоследствии гордость нашей словесности. Бунин, Чехов, Горький, Андреев, Куприн, Мамин-Сибиряк, Серафимович, Скиталец, Цветаева, Станиславский и Немирович-Данченко, Левитан, Поленов, Рахманинов, Шаляпин здесь не просто бывали, чаевничали, смеялись, сплетничали, но, главное — работали. И старосту своего семинара, организатора «Сред» Н. Д. Телешова искренне любили. Литературная судьба Николая Дмитриевича сложилась относительно удачно. Главная книга — «Записки писателя» и детская сказка «Белая цапля» востребованы и сегодня. В сталинские времена ему хотя и оставили всего две комнаты на первом этаже, но обласкали орденами и званиями. Народническая по духу проза Телешова печаталась. Да, он творил согласно «правильным» канонам соцреализма, но в тогдашних травлях не участвовал, доносов не писал. И тщательно скрывал свои страдания, сознавая, что его «Среды» — главное дело жизни — разгромлены, что никогда не возвратятся в Россию Шаляпин и Бунин, а вернувшиеся из-за границы Горький, Цветаева и Куприн стали совсем другими людьми. Молчал он и о том, как гадал про себя (а ведь наверняка гадал!) — посадят или не посадят, получив в 1950 году из Франции от Бунина гранки цикла рассказов «Темные аллеи» с авторской правкой нобелевского лауреата. Бунинское письмо и гранки — один из экспонатов семейного музея, который основал Николай Дмитриевич и потомственными хранителями которого стали последующие три поколения рода Телешевых (все потомки Н. Д. Телешова были уже Телешевыми, дом же остался Телешовским). Сын писателя Андрей Николаевич в 1941 году пошел добровольцем в московское ополчение и, возможно, остался жить благодаря одному только шагу из строя на призыв: «Фотографы есть?» После войны А. Н. Телешев работал фотографом в книжных издательствах. Ныне его работы украшают стены музея. Внук, Владимир Андреевич, был врачом. Сейчас в доме живут его вдова, юрист Татьяна Юрьевна Телешева и пятеро ее детей. Старшему — Юрию, флейтисту президентского оркестра — 29 лет, младшему — школьнику Николаю — 12. И всем им хватает работы по сохранению четырехкомнатной квартиры-музея — а не музея-квартиры, в чем и состоит уникальность дома на Покровском бульваре. Пусть на дверях нет вывески, а в маршрутах автобусных экскурсий музей фигурировал лишь в брежневские годы, — «трудится» он куда как напряженно. 18 апреля и 18 мая, в день музеев и день культурного наследия города, квартира открыта для посетителей. Постоянно приходят школьники, пенсионеры. Сюда приезжали потомки Шаляпина и других участников «Сред». Семья консультировала (и предоставляла материалы) устроителей выставки памяти В. А. Гиляровского, авторов книг и фильмов о Бунине, Шаляпине, Рахманинове. Между тем помощи от государства Телешевы не получают и живут весьма скромно. В годы гайдаровских реформ им пришлось даже завести козу, «поселив» ее в бывшем туалете особняка, где уж наверное перебывали все его прославленные гости… Однако сегодня кое-кто не прочь от музея избавиться. На втором этаже «дома Телешовых» — ресторан (жарят шашлыки в легендарном саду), и юридическая фирма. Ее хозяева уже сказали: «Дом нам нужен целиком». Дальше может сработать обычная схема: особняк дряхлеет, а деньги на ремонт есть только у бизнесменов, которые раскошеливаться не собираются; семья выселяется в Жулебино, музей гибнет, здание же превращается в бетонный муляж, где лишь мемориальная доска будет напоминать о старине. Последние Телешевы обещают бороться до конца. Но ведь так же храбрились хранители и десятков других — в итоге, увы, исчезнувших — «культурных гнездовий» Москвы… Что же ждет Дом Телешова?
