 |
| Московский журнал | Н. Маркелов | 01.08.2002 |
+ + +
?Звезда князей? — так в одном из писем имам Шамиль назовет человека, которому это было суждено и которому, находясь в многолетнем плену, он едва ли не единственному полностью доверял. Александр Иванович начал службу юнкером, а окончил генерал-фельдмаршалом и кавалером многих высших наград Российской империи, щедро оплаченных собственной кровью. Выпустившись из Юнкерской школы корнетом в армейский кирасирский полк, Барятинский поначалу повел жизнь типичного светского повесы — шумные кутежи, веселые проделкиѕ ?Своим легкомысленным поведением он навлек, наконец, неудовольствие императора Николая Павловича, и ему пришлось серьезно задуматься над поправлением своей пошатнувшейся репутации. Князь А.И. не долго колебался в выборе средств и заявил категорическое желание ехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев?1.
В первом же закубанском походе Барятинского тяжело ранило в бок. Только чудом он остался жив и по возвращении в Петербург был награжден золотой саблей с надписью? За храбрость?.
Через десять лет Барятинский принял батальон Кабардинского егерского полка, участвовал с ним в драматической Даргинской экспедиции; пробиваясь из окружения, был ранен в ногу, но строя не покинул, за что получил своего первого? Георгия?.
После этого, уже командиром Кабардинского полка, Александр Иванович воевал в Чечне, провел ряд успешных операций и в 1851 году занял пост начальника левого фланга Кавказской линии, где тогда начинал службу молодой Лев Толстой. Барятинский под именем? генерала? выведен в рассказе Толстого? Набег?: ?Через несколько минут на крыльцо вышел невысокий, но весьма красивый человек, в сюртуке без эполет, с белым крестом в петличке. За ним вышли майор, адъютант и еще каких-то два офицера. В походке, голосе, во всех движениях генерала выказывался человек, который себе очень хорошо знает высокую цену?.
Вскоре князь Барятинский становится начальником штаба, затем (1856) — командиром Отдельного Кавказского корпуса, а с восшествием на престол Александра II, чьим личным другом он был, назначается наместником Кавказа с производством в генералы от инфантерии.
Александр Дюма, посетивший наместника в его тифлисской резиденции, так описывает его: ?Ровно в три часа мы явились к князю Барятинскому. Князь носит одно из самых славных русских имен; он ведет свой род от святого Михаила Черниговского — Рюрикова потомка в двенадцатом колене и святого Владимира — в восьмом. Но князь Барятинский всем обязан самому себе… Ему сорок два года, у него красивая внешность и чрезвычайно приятный голос, которым он очень остроумно рассказывал нам как свои собственные воспоминания, так и всякие анекдоты; он приветлив и милостив, хотя и очень большой боярин… Эта кротость не исключает в нем громадной энергии, когда представляется к тому случай…?2
+ + +
Более четверти века Шамиль безраздельно властвовал в горах, но к концу 1850-х годов безнадежность его положения в противостоянии с Россией стала очевидной. Население Чечни и Дагестана, обескровленное многолетней войной, ?питалось травой?, как признавался впоследствии сам Шамиль. Его силы таяли на глазах: верные прежде наибы один за другим сдавались русским без боя.
Под конец Шамиль с несколькими сотнями самых преданных мюридов укрылся в ауле Гуниб, расположенном на неприступной горе Гуниб-Даг. Спустя много лет в этих местах побывал путешественник и очеркист Евгений Марков, оставивший описание последней твердыни имама: ?Какая-то отрадная дремота разлита кругом в этой безмолвной горной пустыне. Ничто не напоминает ее трагической катастрофы, ее сурового прошлого. И березовая роща на горе, в которой, быть может, грозный имам совершал вдали от всех свой вечерний намаз, где он молился и размышлял в суровом безмолвии, откуда он следил с содроганием сердца за движением русских отрядов, стягивавших его все теснее в железное кольцоѕ Долго будет памятна и свята для горцев Кавказа эта мрачная гунибская могила, унесенная за облака, вход в которую стерегут внизу русские штыки и пушки?3.
Блокировав в 1859 году Гуниб, Барятинский предложил Шамилю покориться, обещая свободный выезд в Мекку. Не давая прямого ответа, тот запросил в заложники русского генерала — до получения султанской? визы?. Ультимативное требование сложить оружие Шамиль гордо отверг. Барятинский начал штурм. Ночыо солдаты Ширванского и Апшеронского полков, преодолевая уступ за уступом, вскарабкались по крутым склонам. Шамиль метался? между мыслью о геройской смерти, обещавшей ему Магометов рай, и предстоявшим ему вечным позором?4. К нему был послан полковник Лазарев, сумевший убедить имама прекратить сопротивление и не губить свою семью и верных ему людей. 25 августа в 4 часа пополудни князь Барятинский, сидя на камне в березовой роще, принимал капитуляцию. На следующий день он отдал самый короткий и самый впечатляющий приказ в своей жизни: ?Шамиль взят — поздравляю Кавказскую армию?!
Разоружать имама не стали — князь Барятинский великодушно пощадил самолюбие старого воина. Сдавшихся мюридов распустили по домам, а Шамиля с семьей в сопровождении многочисленного конвоя доставили в Темир-Хан-Шуру (ныне город Буйнакск).
Услышав от Барятинского, что теперь его участь будет зависеть от императора, имам произнес в ответ:
— Сардарь! Я не внял твоим советам — прости и не осуждай меня! Я простой уздень, тридцать лет дравшийся за веру, но теперь народы мои мне изменили, наибы мои разбежались, да и сам я утомился борьбой. Поздравляю вас с владычеством над Дагестаном и от души желаю государю успеха в управлении горцами для их собственного блага.
Через Моздок и Ставрополь Шамиль с сыном Гази-Мухаммедом был отправлен в Россию и 15 сентября в Чугуеве предстал перед Александром II, производившим здесь смотр войскам.
— Я очень рад, что ты наконец в России; жалею, что этого не случилось ранее, — милостиво сказал император. — Обещаю, что ты не будешь раскаиваться, — при этих словах он обнял и поцеловал Шамиля.
За семь дней, проведенных в столице, имам побывал в музее Академии наук, на Монетном дворе, стекольном и фарфоровом заводах и даже в Итальянской oпepe. B Императорской публичной библиотеке ему показали рельефную карту Кавказа. Шамиль безошибочно указал на ней свой родной аул Гимры. Посетил он и Первый кадетский корпус, в котором воспитывался его старший сын Джемалэддин. ?Русский художественный листок? выпустил серию выполненных В. Тиммом литографированных портретов Шамиля и его близких. Сцена пленения имама стала сюжетом живописных полотен Франца Рубо, Теодора Горшельта и Григория Гагарина.
Местом ссылки Шамиля определили Калугу, где с ним находилось чуть более 20 человек — члены семьи и мюриды. На их содержание из казны отпустили 15 тысяч рублей в год. Шамиля тех лет современник описывает так: ?В дверях показалась высокая, атлетическая фигура знаменитого имама Кавказа. На вид это был еще мощный и крепкий старик, но лицо его было болезненное и измученное на этот paз, и он так тяжело и порывисто дышал, словно только что поднялся по лестнице вверх, а не спустился с нее. Борода у него была большая, окладистая, лопатою и, вероятно, седая, но выкрашена персидскою хной в темно-красный цвет; зеленые глаза под густыми насупленными бровями смотрели неприветливо и еще не утратили своего прежнего блеска?5.
В 1861 году Шамиль вновь побывал в Петербурге и виделся там с Барятинским. Князь сказал ему, что любит его как брата. В Царском Селе Шамиля принял император, которому имам преподнес богатую золотую шашку. Просьбу о выезде в Мекку государь обещал исполнить — со временем. Это был вежливый отказ, но пока на Кавказе продолжалась война, другого ответа имаму ожидать не приходилось.
В 1866 году в зале калужского дворянского собрания Шамиль и его сыновья Гази-Мухаммед и Мухаммед-Шефи принесли присягу на верность России. В том же году Шамиль присутствовал на свадьбе цесаревича Александра — будущего Александра III. Еще три года спустя имам с семьей был переведен на жительство в Киев. В марте 1869 года пленник сообщил А.И.Барятинскому, что долгожданное разрешение на выезд в Мекку им получено, и благодарил князя за содействие.
+ + +
Все время своего пребывания в России и потом, уже находясь в Медине, Шамиль состоял с князем Барятинским в доверительной переписке. Первое послание имама написано с его слов по-русски, а остальные — собственноручно по-арабски, как об этом просил Александр Иванович: ?Я всегда с удовольствием узнаю всякую добрую весть о вас. Продолжайте извещать меня о себе и пишите прямо по-арабски. При мне есть довольно людей, знающих основательно этот язык; они верно передадут мне содержание ваших писем, которые таким образом будут для меня ценнее, ибо они останутся у меня как память о вac и прямое выражение неискаженных ваших чувств ко мне?.
После смерти Барятинского восемь писем Шамиля к нему были опубликованы в журнале? Русская старина?6. Приводим наиболее интересные отрывки из них.
11 сентября 1859 года. Г. Калуга.
Князь Наместник! Сын мой едет на Кавказ за нашим семейством. Я пользуюсь этим случаем, чтобы выразить тебе всю мою благодарность и признательность за твое ко мне внимание и ласку. Я понимаю и чувствую, что только благодаря тебе я был принят так милостиво Государем. Он совершенно успокоил меня, сказав, что я не буду раскаиваться в том, что покорился России.
Государыня, все Царское семейство и все главные начальники тоже оказали мне большое внимание, и всем этим я обязан тебе. Государь назначил мне местом жительства Калугу, и в этом городе мне приготовили удобное и прекрасное помещение. Братья твои, которых я видел в Петербурге, очень были со мной ласковы; я был у них в ложе в театре и получил в подарок бинокль.
До меня дошли слухи, что ты болен, это меня очень огорчило; от души прошу Бога, чтобы он возвратил тебе здоровье.
24 августа 1860 года. Г. Калуга.
Еще прошу у Бога, чтобы он не изгладил из вашего ума и памяти воспоминания обо мне и чтобы Он помог вам сдержать обещание, данное вами мне в благословенной Москве в прошлом году, а именно, чтобы я мог видеться с вами хоть самое короткое время, ибо мне нужно переговорить с вами с полчаса.
Когда до нас дошла весть, что Великий Государь Император повелел принять сына нашего Мухаммеда-Шефи в военную службу в Собственный Его Величества конвой и даже оказал ему милость пожалованием офицерского чина, мы несказанно обрадовались этому, потому что Государь почтил нас и отличил между другими людьми.
10 сентября 1861 года. Г. Калуга.
ѕМы возвратились благополучно в Калугу, довольные лаской и
вниманием Государя, благодарные за его постоянные к нам милости и щедроты, и молимся о даровании всех благ. Приносить благодарность благодетелю есть обязанность, но мы имели особый почет от Государя, получив подарок прямо из его славной руки, так что от этой милости разрубились выи врагов моих и возрадовались сердца друзей моих.
14 февраля 1865 года. Г. Калуга.
ѕОт души радуюсь великому событию окончательного покорения Кавказа — событию, которое принесет для этого края полное спокойствие и счастье; быть может, в настоящее время и я удостоюсь осуществления моей заветной и известной вам надежды. Считаю приятнейшею для себя обязанностью поздравить вас с Всемилостивейшим пожалованием вам бриллиантовой сабли.
Затем да сохранит вас Бог от огорчений и да исполнятся все ваши ожидания.
Раб Божий бедный старец Шамиль7.
2 января 1869 года. Г. Киев.
…Считаю священной обязанностью от души поблагодарить Ваше сиятельство за вашу доброту и внимание, которое вы оказывали мне в имении вашем. С восторгом вспоминаю те дни, которые я провел в вашем доме, и пока я жив — не забуду их…
По выезде из вашего имения я благополучно прибыл в г. Киев и расположился с семейством в доме, приготовленном для меня от правительства. Г. Киев я нашел одним из лучших городов, которые мне приходилось видеть в Российской империи, как по хорошему климату, так и по красивому гористому местоположению, которое напоминает мне родину, где я родился и вырос.
Письмо о разрешении отправиться мне ко святым местам написано мною и отправлено 19-го минувшего декабря на имя Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Николаевича, содержание которого передаст Вашему сиятельству податель сего сын наш Абдуррахим.8
4 марта 1869 года. Г. Киев.
ѕГосударь император всемилостивейше соизволил разрешить мне, согласно моей просьбе, отправиться с семейством в Мекку, оставив в России сыновей моих Гази-Мухаммеда и Магому-Шефи.
Я прошусь в Санкт-Петербург, чтобы лично выразить мою глубокую признательность Государю Императору, и когда получу разрешение, то непременным долгом сочту посетить Ваше сиятельство и принести вам искреннюю благодарность за ваш совет и участие, которое вы принимали в моей просьбе.
14 января 1871 года.
Священный город Медина.
Вот в чем заключается просьба моя к Вашему сиятельству. Co дня прибытия моего в благословенный город Медину я не встаю более с постели, удрученный бесчисленными недугами, так что мысль моя обращена постоянно к переходу из этого бренного мира в мир вечный. Если это свершится, то прошу вашей милости и великодушия не отвратить после смерти моей милосердных взоров ваших от моих жен и детей, подобно тому как вы уже облагодетельствовали меня, чего я не забуду.
Полагаю, что это письмо есть прощальное и последнее перед окончательной разлукой с вами искренно преданного вам человека, жаждущего переменить жизнь на смерть, по воле Того, Кто сотворил и ту и другую. Больной и слабый Шамиль9.
+ + +
В 1839 году при осаде Ахульго окруженный Шамиль пошел на переговоры с русскими и в качестве аманата (заложника) вынужден был выдать своего восьмилетнего сына Джемалэддина. Переговоры успеха не имели, Ахульго был взят и разрушен; Шамилю удалось уйти, а мальчик остался в русском плену. Его отвезли в Петербург и по приказу Николая I определили в кадетский корпус. В двадцать лет он уже был поручиком уланского полка. Шамиль сделал все возможное, чтобы вернуть сына и в конце концов обменял его на княгинь Орбелиани и Чавчавадзе, захваченных горцами во время набега на Кахетию в 1854 году. Джемалэддин пошел на этот шаг добровольно, надеясь убедить отца покориться России. Шамиль женил его и поселил в горном ауле Карата. В 1858 году Джемалэддин умер от туберкулеза.
Второй сын Шамиля, Гази-Мухаммед, предпочел уехать в Турцию. Во время русско-турецкой войны 1877−1878 годов в звании дивизионного генерала он командовал конницей, составленной из кавказских переселенцев. Именно Гази-Мухаммед — впоследствии маршал турецкой армии — держал в осаде нашу крепость Баязет.
Мухаммед-Шефи остался в России, служил в Конвое его величества, потом жил в Казани, занимался коневодством. Умер в чине генерал-майора в 1905 году в Кисловодске.
+ + +
На Гунибе в достопамятной березовой роще, где был пленен имам Шамиль, со временем поставили беседку. На не менее достопамятном камне вырезали: ?1859 года 25 августа, 4 часа вечера, князь Барятинский?.
1. Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений в 5 томах. М.-Л, 1935. Т. 3. С. 658.
2. Дюма Александр. Кавказ. Тбилиси, 1988. С. 170.
З. Марков Е. Очерки Кавказа. СПб.-М., 1913. С. 526−528.
4. Эсадзе Семен. Штурм Гуниба и пленение Шамиля. Тифлис, 1909. С. 201.
5. 3ахарьин И.Н. Кавказ и его герои. СПб., 1902. С. 449−450.
6. Русская старина. 1880, апрель. С. 801−812.
7. В примечании к этому письму, сделанном ученым-кавказоведом А.П.Берже, говорится: ?Если не ошибаюсь, то Шамиль напоминает здесь о своей заветной мечте выехать из России в Мекку и Медину и умереть, поклонившись могиле Мухаммеда. На Кавказе были такие слухи, что он искренно желал разрешения возвратиться на свою родину в Гимры, в Дагестане.
В 1662 году князь Барятинский по болезни вышел в отставку и покинул Кавказ, получив в награду за ратные труды звание генерал-фельдмаршала и бриллиантовую саблю с надписью? В память покорения Кавказа?.
8. Имеется в виду зять Шамиля — муж его старшей дочери Нафисат.
9. Примечание А.П.Берже: ?Шамиль скончался в том же году и предан земле в Медине, близ мечети и в нескольких шагах от могилы Фатьмы, дочери Мухаммеда. ?Звезда князей?, беспощадный противник, а потом доверенное лицо Шамиля — князь Барятинский, проведя последние дни за границей, умер в Женеве в 1879 году?.
В качестве иллюстраций использованы литографии А. Тимма (?Русский художественный листок?, 1859)
