 |
| Московский журнал | В. Хлесткин | 01.09.2001 |
Безусловно, весьма желанным подспорьем для Кутузова накануне Бородинского сражения стал подход ратников Московского ополчения. «23-го пришло из Москвы 12 000 Московского ополчения графа Маркова. На этом войске были две коренных принадлежности: борода и серый кафтан и третья — крест на шапке… С офицерами пришли русские кибитки, повозки, роспуски с колокольчиками, заводные лошади, крепостные слуги. В другое время можно было бы подумать, что это помещики, съехавшиеся дружною толпою, с конюхами и заезжачими, в отъезжее поле на дальнее полеванье. Вместо знамени над рядами ополчения реяли хоругви. На многих повозках пристегнуты были дедовские складни с изображением святых на меди и финифти"1.
Московское ополчение прибывало на Бородинскую позицию 23 и 24 августа (по мнению некоторых исследователей, оно продолжало прибывать еще и в самый день сражения). О его численности, как и о численности Смоленского ополчения, в исторической литературе существуют различные мнения. Однако некоторую ясность в данный вопрос позволяет внести письмо графа И.И.Маркова генерал-губернатору Москвы графу Ф.В.Ростопчину: «Мое войско отдано: в 1-ю армию 8 батальонов, 2-ю — шесть, и у меня остается за раскомандировками для обеспечения деревень…до 3 тысяч… Колонна остается только в 4 тысячи на левом фланге в резерве"2.
Упомянутые И.И.Марковым 8 и 6 батальонов, переданные в 1-ю и 2-ю армии соответственно, — это все те же 14 батальонов, что фигурируют в ведомости, приложенной к его рапорту Барклаю: «Да прежде взято 14 батальонов, около 8500 чел."3. Их общая численность устанавливается исходя из указанной в рапорте численности одного батальона — 600 человек: 8400 или те самые «около 8500». Прибавив сюда остававшиеся у Маркова «до 3 тысяч» и «4 тысячи на левом фланге в резерве» (резерв левого фланга 24-го августа располагался за деревней Семеновской), мы получим в итоге около 15 500 человек, то есть именно то количество, о котором говорят и Барклай («Мы… имели в своем распоряжении от 15 до 16 тысяч ополчения»)4, и Кутузов («Завтрашнего числа поутру получу тысяч до 15-ти из Можайска Московского ополчения»)5.
Оставшиеся же после распределения 14-ти батальонов 7000 человек упоминаются в донесении Кутузова Александру I, где говорится, что в подкрепление 3-му пехотному корпусу генерал-лейтенанта Н.А.Тучкова на Старой Смоленской дороге «отряжено было 7000 человек Московского ополчения под предводительством генерал-лейтенанта графа Маркова"6, а также в тексте официального описания Бородинской битвы: «В сей день российская армия имела под ружьем… ополчения Московского 7000 и Смоленского 3000"7. Последнее, в свою очередь, объясняет появление на кроках Бородинской позиции, посланных Кутузовым Александру I 25 августа, цифры 10 000, указывающей численность ополчения на Старой Смоленской дороге (с пометкой «Расположены скрытно"8).
Как явствует из приведенных документальных свидетельств, ополчение при Бородине использовалось двояким образом: часть его была распределена по армейским корпусам для «составления третьей шеренги», обеспечивавшей вынос раненых с поля сражения и «сохранение ружей после убитых"9, другая же часть образовала отдельный войсковой корпус уже боевого назначения, дислоцированный на Старой Смоленской дороге. Берусь предположить, что названные в описании Бородинской битвы 7000 Московского и 3000 Смоленского ополчений — это далеко не полная цифра, а только ополченцы, находившиеся «под ружьем», тогда как остальные присоединились к «третьей шеренге».
Недопонимание факта двоякого использования ополчения при Бородине питает несогласие исследователей с официальными цифрами и толкает их на поиски иных, «истинных». Впрочем, исторические документы дают немало поводов к тому. Так, например, в ведомости, где говорится о 14-ти батальонах, переданных в армейские корпуса, общая численность Московского ополчения определяется в 23 680 человек10, что почти совпадает с указанием Ермолова: «Московское ополчение в числе двадцати пяти тысяч, вооруженных пиками, прибывшее за два дня, разделено по корпусам, для принятия раненых, не отвлекая для этого людей от фронта"11. Возникает большой соблазн дать простор голой арифметике. Таким образом, численность ополчения при Бородине доводится до списочной — 27 672 человека: «…мы считаем, что это же количество, и никак не менее, было и 26-го"12, то есть в день Бородинского сражения. Отсюда последовал вывод, укоренившийся в советской историографии: «Готовясь к генеральному сражению, Кутузов сумел добиться численного равенства с наполеоновской армией"13.
Историк легко обманывается, идя на поводу у собственных пристрастий. Цифры начинают лгать, если их рассматривать вне контекста документов, из которых они берутся. Та же цифра 27 672 человека никак не может быть относима ко дню Бородина, ибо стоит в документе от 20 января 1813 года14, а кроме того, отражает полную численность Московского ополчения. Между тем оно было задействовано не полностью. Об этом прямо говорит И.И.Марков в рапорте Барклаю: «По повелению Вашего высокопревосходительства имею честь представить ведомость ополчению Московской военной силы. 5-й же полк прибыл сейчас (здесь и далее выделено мною. — В.Х.), и ведомость онаго имею честь также представить"15. И далее из ведомости: «По случаю недоимочного числа людей, для принятия коих во многих уездах оставлены чиновники, полки не все еще укомплектованы. Сколько же оных прибыло в Можайск, за исключением 5-го и 6-го полков, прибывших после, ведомость доставлена"16.
Вот почему цифра 23 680 человек, стоящая в ведомости за подписью дежурного генерала князя Волконского, кажется более вероятной (тем более что именно здесь говорится о 14-ти батальонах, переданных в армейские корпуса), но и ею определять численность ополченцев при Бородине 26 августа можно лишь предположительно. Во-первых, она дается по состоянию на 28−29 августа, то есть уже после Бородина, а во-вторых, в любом случае не может быть принята полностью. Обратимся вновь к ведомости, к «статьям распределения ополчения» в ее конце: «Итого налицо людей строевых 11 712 (здесь ошибка в подсчете — должно быть 11 912. — В.Х.). Сверх сего числа в артиллерию откомандировано 768, да прежде взято 14 батальонов, около 8500. Сверх того генерал-майором Левицким взято 2500». Этих 2500 человек следует исключить из числа участников сражения, так как они попросту отсутствовали при Бородине, что явствует из донесения И.И.Маркова П.М.Волконскому от 20 января: «По прибытии моем со вверенною мне Московской военною силою в г. Можайск августа 21-го числа 1812 г. получил я повеление его светлости (Кутузова. — В.Х.) откомандировать к генерал-майору Левицкому, правившему должность коменданта в Можайске, 1000 человек; 22 августа отдано к нему такое же количество. 23-го числа отдано 1500 человек полковнику Шульгину (помощнику Левицкого. — В.Х.) для устроения порядка в вагенбурге и окрестностях Можайска"17.
Что касается «статей распределения ополчения», больше всего вопросов вызывает статья о наличной его численности — 11 912 человек. Это, собственно, то количество, которое было в распоряжении И.И.Маркова, а значит, сюда же по состоянию на день сражения следует отнести и 768 человек, переданных в артиллерию, ибо их передача, как явствует из донесения Маркова Волконскому, произошла уже после Бородина: «26-го числа по окончании сражения с неприятелем отдано в артиллерию 800 человек"18.
Таким образом, численность корпуса Московского ополчения, находившегося под командованием И.И.Маркова в день Бородинского сражения, могла бы составлять 12 680 человек19. Это на 5680 человек больше, чем в официальных источниках (7000 человек). Можно ли было не заметить столь существенного несоответствия? Если верить П.М.Володину, то да. Он пишет, что 6-й и 7-й полки Московского ополчения «прибыли на Бородинскую позицию 26-го августа в начале сражения» и приняли в нем участие в составе ополченского корпуса И.И.Маркова на Старой Смоленской дороге20. Тем самым цифра возрастает с 7 до 11 тысяч. Дефицит в 1680 человек отчасти покрывается за счет разницы в 1000 человек из числа ратников, выделенных Левицкому, о которых говорилось выше и которые, находясь при комендатуре Можайска, могли вновь присоединиться к корпусу Маркова при отступлении армии от Бородина. Остается «нестыковка» порядка 680−780 человек, но она не выходит за пределы допустимой погрешности в такого рода подсчетах.
Итак, если принять точку зрения П.М.Володина о прибытии на Бородинскую позицию двух полков в начале сражения, — максимально возможная численность корпуса Московского ополчения на Старой Смоленской дороге могла быть около 11 500 человек, а следовательно, общая численность Московского ополчения при Бородине — около 20 000 человек.
Еще меньше ясности со Смоленским ополчением. Принятая цифра — 3000 человек — не кажется исчерпывающей. Это, очевидно, ратники, пришедшие на Бородинскую позицию под началом генерал-лейтенанта Н.П.Лебедева 25 августа и в тот же день поставленные на Старой Смоленской дороге вместе с московскими. Но имелось и еще какое-то количество, которое, подобно части Московского ополчения, распределялось по армейским корпусам в составе «третьей шеренги». Об этом, например, пишет М.С.Вистицкий: «Смоленское ополчение было разделено по полкам и в позиции поставлено за строевыми войсками"21. Однако сколько его «было разделено», в документах не указывается. Об этом можно судить лишь предположительно, по отрывочным сведениям об использовании Смоленского ополчения. Так, еще 15 августа оно вместе со своим начальником, генерал-лейтенантом Н.П.Лебедевым, получило приказание следовать с обозом на Сычевку, оставив в распоряжении генерал-лейтенанта Труссона, начальника инженерых работ 1-й армии, «нужное количество ратников"22 (число их не названо). 17-го августа Н.П.Лебедев откомандировал по требованию Труссона «еще тысячу человек, в армию генерала-от-инфантерии князя Багратиона 500 человек, в 1-ю армию, за неимением конных, 200 человек пеших"23. 19-го августа Барклай посылает Лебедеву «спешное приказание идти с ополчением из Сычевки на Можайск, идя туда проселками и не занимая большой дороги"24. 23-го августа Лебедев отвечал Барклаю, что с вверенным ему ополчением находится в селе Мурикове в 70 верстах от Можайска, куда надеется прибыть 26-го числа25. Того же 23-го августа Ермолов посылает Лебедеву распоряжение Кутузова, «чтобы часть ополчения была откомандирована в распоряжение генерал-майора Левицкого для употребления при обозах, при отправлении и препровождении больных и раненых и при обеспечении провиантских транспортов», а остальных ополченцев распределить по корпусам, «где они будут все те должности отправлять, которые отвлекают строевых людей от полков», причем распоряжение должно быть выполнено «как можно поспешнее». В результате Левицкому было передано 1000 пеших и 200 конных ополченцев26.
Н.П.Лебедев прибыл в Можайск даже раньше обещанного — уже 25-го августа и тогда же сообщил дежурному генералу 1-й армии об отправлении еще «600 человек пеших ратников для конвоирования раненых и пленных до г. Можайска"27.
Документы свидетельствуют, что некоторые конвойные команды Смоленского ополчения в это время находились уже в Москве28. То есть мнение, высказываемое рядом историков, будто накануне Бородинского сражения в составе Смоленского ополчения «насчитывалось свыше 12 тысяч воинов"29, неосновательно: такова была общая его численность, задействованная при Бородине отнюдь не полностью30. Ясно также, что Н.П.Лебедев никак не мог оказаться там ранее 25-го августа, и не случайно поэтому именно 25-го числа на кроках Бородинской позиции появляется цифра 10 000, складывающаяся из 7000 московских и 3000 смоленских ратников. 3000 человек — это, по-видимому, и все, чем располагал Лебедев на момент сражения.
О полной же численности Смоленского ополчения при Бородине позволяют судить исследования, говорящие, что в Бородинском сражении приняли участие ополчения шести уездов Смоленской губернии31 — Бельского, Гжатского, Духовщинского, Рославльского, Смоленского, Сычевского — всего (по списку) около 7000 человек32. Но это не значит, что все они прибыли под Бородино. Известно, например, что часть Рославльского ополчения еще 14-го августа была откомандирована из Дорогобужа для конвоирования пленных33. Тем не менее цифра 7000 — верхний предел наших изысканий. Не рискуя слишком ошибиться, мы вправе взять здесь среднее арифметическое. Это будет порядка 5000 человек.
Таким образом, совокупная численность Московского и Смоленского ополчений при Бородине могла бы составить до 25 000 человек — около 14 500 находились на Старой Смоленской дороге, а остальные — в составе «третьей шеренги» армейских полков. Но все это, подчеркиваю, — голая арифметика, а арифметика, как, наверное, уже почувствовал читатель, не слишком надежный инструмент исторического анализа.
Насколько же увеличило ополчение боеспособность русской армии? Вот характеристика современников и первых историографов той кампании. Говорит А.И.Михайловский-Данилевский (заодно подтверждая сдержанность наших оценок относительно численности ратников при Бородине): «У ополчений Смоленского и Московского, полки которого не все еще присоединились к армии, почти не было огнестрельного оружия. Вообще они едва имели подобие военного устройства. За месяц, взятые от сохи, … они хотя и горели усердием сразиться, но нельзя еще было вести их в правильный бой с опытными полками Наполеона"34.
Смоленское же ополчение было сформировано еще быстрее — за неделю35. Язвительный Ермолов описывает его как: «собранные толпы мужиков, без всякого на лета их внимания, худо снабженные одеждой, совсем не вооруженные… Отобранные от кавалерии негодные ружья обращены на ополчение"36. Но даже негодных ружей не хватало. Основное вооружение составляли топоры и пики37. В Московском ополчении из одиннадцати его полков лишь четыре (1-й, 2-й, 3-й егерские и 1-й пехотный) оказались с ружьями, остальные все с пиками38.
Сам Кутузов рассматривал ополчение только в качестве вспомогательного войска, которое позволяло ему сохранить строй в сражении и держать имеющиеся силы сосредоточенными, не отвлекая солдат на выполнение не боевых задач. Что же касается ополченского корпуса на Старой Смоленской дороге, то его назначение было скорее психологическое, нежели боевое: создать впечатление «значительного резерва» и отвлечь на себя часть неприятельских сил, ослабляя тем самым удар по армии Багратиона. Так об этом пишут и Евгений Вюртембергский («Самое 15 000-е ополчение, поставленное позади генерала Багговута, на высоте между Утицей и Псаревым, со своими сверкающими копьями могло казаться неприятелю значительным резервом»), и Беннигсен («Я предложил генералу Маркову поставить 10 тысяч человек ополчения, бывших под его начальством, таким образом, чтобы неприятель мог их видеть и, опасаясь их нападения, не решился бы направить все свои силы против князя Багратиона. Граф Марков с охотою и рвением это сделал»)39.
Между тем данное распоряжение Беннигсена интерпретируется в исторической литературе как самовольное искажение первоначального замысла Кутузова, состоявшего якобы в том, чтобы, расположив скрытно войска на Старой Смоленской дороге, устроить здесь засаду. Подобное мнение возникло, сколько можно судить, благодаря «Официальным известиям из армии от 27 августа» — чисто пропагандистскому документу, составленному в Петербурге и, кажется, положившему начало попыткам проиллюстрировать «искусство» Кутузова при Бородине именно наличием у главнокомандующего подобного замысла: «Чтоб еще лучше обеспечить оборону слабого пункта позиции, генерал-лейтенант Тучков с 3-м корпусом и частью Московского ополчения был размещен в засаде за кустарником на крайнем левом фланге, имея приказ действовать по Старой Смоленской дороге и на правый фланг и тыл французов тотчас же, как они начнут атаковать и будут пытаться обойти наш левый фланг"40.
Тут нет ничего от мысли Кутузова — и от реального положения вещей тоже. Прежде всего, скрытно расположить в кустарнике, покрывавшем местность в районе Старой Смоленской дороги, от 20 до 25 тысяч человек попросту невозможно. На это давно уже обратили внимание исследователи: «Устроить засаду на Старой Смолянке позади, т. е. восточнее деревни (Утицы. — В.Х.), было довольно трудно, т.к. здесь леса не было, а были лишь кусты не выше 1,5 аршин вышиною, южнее же деревни был большой лес"41. О том же пишет и А.П.Скугаревский: «Довольно трудно располагать скрытно в засаде целый корпус: Понятовский все равно скоро открыл бы его и, заслонившись частью своих сил, например, одною дивизией, остальные войска мог бы направить в обход русских войск, защищавших Семеновские флеши"42.
Что расположение русских войск в районе Старой Смоленской дороги не представляло секрета для противника, подтверждает Колачковский, офицер 5-го корпуса Понятовского, описывающий рекогносцировку этой части позиции Наполеоном как раз 25-го числа — замечу, до перемещения здесь войск Беннигсеном, которое происходило вечером: «6-го сентября было употреблено на подробную рекогносцировку русской позиции. Император с королем неаполитанским и со всем штабом прибыл на бивак польского корпуса, разбитый на взятой накануне позиции, и, остановившись там на некоторое время, занимался обозрением неприятельской позиции… Старая Смоленская дорога через Ельню на Москву и деревня Утица видны были довольно отчетливо… Обозрев местность, Наполеон дал Понятовскому указание, заключавшееся в том, чтобы повернуть снова на старую Смоленскую дорогу, оттеснить левое крыло (русских. — В.Х.) с позиции на возвышенности за Утицей и стараться выйти ему во фланг и тыл"43.
Сразу же скажем, что Понятовскому так и не удалось выполнить поставленную перед ним задачу.
Отсюда становится понятно: Беннигсен своим распоряжением не только не навредил, но отдал его совершенно правильно, ибо заставил противника действовать с сугубой осторожностью и, как следствие, с минимальной эффективностью.
Упрек же в своеволии снимается с Беннигсена тем обстоятельством, что он попросту не мог в данном случае ничего предпринять без санкции Кутузова. Беннигсен прямо пишет, что 25 августа отправился на левый фланг специально с целью поставить там войска, — а это как раз и предполагает наличие кутузовской санкции44. Более того, оттуда он вернулся в избу, занимаемую Кутузовым, где «снова убеждал его изменить наш боевой порядок"45. Имей Беннигсен намерение и власть самовольно перемещать войска, зачем было «убеждать» Кутузова все дни стояния при Бородине?
Что же касается истории, в которой Кутузов, призвав к себе некоего «капитана инженерного… по фамилии, кажется, Фелькер», делится с ним своими сокровенными планами: «Когда неприятель… употребит в дело последние резервы свои на левый фланг Багратиона, то я пущу ему скрытое войско во фланг и тыл"46, — она представляется мне просто невероятной и есть, на мой взгляд, не что иное, как анекдот. Кутузов вообще не имел обыкновения посвящать кого бы то ни было, включая ближайшее окружение, в свои планы и расчеты. Порой кажется, что он таил их даже от самого себя — ведь и теперь еще исследователям приходится спорить об их содержании. При всей своей внешней простоте и открытости Кутузов — самая непроницаемая фигура в пантеоне русских полководцев. Я бы рискнул отнести к нему описание идеального полководца в знаменитом «Трактате о военном искусстве» Сунь-цзы: «Он должен сам быть всегда спокоен и этим непроницаем для других… Он должен уметь вводить в заблуждение глаза и уши своих офицеров и солдат и не допускать, чтобы они что-либо знали. Он должен менять свои замыслы и изменять свои планы и не допускать, чтобы другие о них догадывались"47.
Оценивая отведенную Кутузовым ополчению роль при Бородине, вновь вспомним, что оно не представляло собой настоящего войска, а потому и не могло использоваться в качестве такового. Хорош же был бы Кутузов, направив «во фланг и тыл» отборным, обладающим огромным боевым опытом наполеоновским корпусам Даву, Нея, Мюрата, Жюно, Понятовского толпу вооруженных пиками мужиков, которые даже военного строя не знали. Исход подобного маневра сомнений не вызывал. В самом деле, кавалерия Себастиани, заскакавшая во время сражения в тыл ополченского корпуса на Старой Смоленской дороге, «произвела там смятение"48, тогда как многочисленные и упорные кавалерийские атаки французов против русской пехоты оказались безуспешны — ни одно каре не было смято, зато сами атакующие понесли чувствительный урон.
И потому гораздо большую пользу Кутузов извлекал из ополчения, держа его в стороне от битвы49 для создания видимости «значительного резерва», которого противник принужден был постоянно остерегаться50. «Скрытность» расположения ополченцев, таким образом, исходила не столько из намерения Кутузова устроить засаду, сколько из его желания скрыть истинный облик ополченского воинства: последнее гораздо более соответствовало и боевым кондициям ополчения, и тактике Кутузова при Бородине.
Итак, вопреки распространенному мнению, участие ополчения в Бородинском сражении следует признать весьма ограниченным51. Мы почти не встречаем свидетельств именно боевого его использования — лишь рапорт К.Ф.Багговута, рассказывающий о поддержке пятьюстами ратников (из 10 или даже 15-тысячного корпуса!) атаки Вильманстрандского и Рязанского полков да смутные упоминания в ряде наградных документов52. Особенно убедительно подтверждает нашу точку зрения отсутствие серьезных потерь в составе ополчения, что было бы невозможно, сражайся оно наравне с армейскими полками53.
А.П.Ермолов вспоминает: «В Можайске (по отступлении армии от Бородина. — В.Х.) нашли мы всех прошедшего дня раненых и бесконечные обозы, а паче московского ополчения"54. Из этого явствует, что ополчение оставило Бородинскую позицию ранее армии. Правда, речь здесь может идти только об ополченском корпусе со Старой Смоленской дороги, так как в диспозиции 1-й и 2-й армий на 27 августа сказано: «Корпуса находящуюся при них милицию берут с собой"55.
После Бородинского сражения Московское ополчение было расформировано и вошло в состав армейских полков, заполнив в них «убылые места». В изданном по этому поводу приказе главнокомандующего подчеркивалось: «Всем чинам и лицам принимать воинов ополчения не яко солдат, постоянно в сие звание определенных, но яко на время представившихся на защиту отечества. А посему воины ополчения Московского одежд своих не переменяют, бород не бреют и, одним словом, остаются в прежнем их состоянии, которые по исполнении сей священной обязанности возвратятся в свои домы"56.
В данном случае имеется в виду часть Московского ополчения, находившаяся под началом И.И.Маркова, — 11 912 человек, к которым впоследствии присоединились 2500 человек 5-го пехотного полка. Таким образом, подлежало «окончательному распределению» 14 412 человек57. Вот откуда взялись те «слишком 14 тысяч», о которых говорится в приказе Кутузова от 29 августа и которые озадачивают исследователей: это было то, что оставалось у Маркова от всех предыдущих «раскомандировок» (14 батальонов — около 8500 человек — в 1-ю и 2-ю армии, 2500 человек — Левицкому, 768 человек — в артиллерию). То есть всего на момент расформирования Московского ополчения его численность в составе армии достигала 26 180 человек (или около того). Их велено было в дальнейшем «в рапортах о числе людей показывать вместе со старыми рядовыми, означив под итогом валовое число оных в дивизии"58.
О Смоленском ополчении после Бородина сведений почти нет. Известно, что 31 августа 1812 г. Н.П.Лебедев получил приказ главнокомандующего «идти со всем ополчением к деревне Сетунь, что на большой дороге, о прибытии немедленно донести, с представлением ведомости о наличном числе ополчения"59 — это практически все. Вероятно, подобно Московскому, Смоленское ополчение вошло в состав армейских корпусов, где ополченцы и завершили кампанию 1812 года.
30 марта 1813 года последовал Высочайший Указ о роспуске Смоленского и Московского ополчений: «Из народных государственных сил, столь единодушно и ревностно в защиту Отечества ополчившихся, прежде всех составились Смоленское и Московское ополчение. Они первые встретили неприятеля и мужественным сопротивлением и многократными с ним битвами оказали усердие свое и заслуги. Ныне, по истреблении врага в пределах Наших, уже далеко за оными, не дерзает он перед победоносным Нашим воинством появляться. Почему, в силу обнародованного Нами обещания, освобождая Смоленское и Московское ополчение от пребывания на службе, повелеваем Мы, изъявляя к ним Монаршее Наше благоволение и признательность, распустить оныя по домам. Да обратится каждый из храброго воина паки в трудолюбивого земледельца, и да наслаждается посреде родины и семейства своего приобретенною им честию, спокойствием и славою"60.
1. Глинка Ф.Н. Очерки Бородинского сражения. М., 1838. С. 17.
2. Письмо начальника Московского ополчения генерал-лейтенанта графа И.И.Маркова графу Ф.В.Растопчину от 24 августа 1812 г. // Смоленское дворянское ополчение 1812 года. Смоленск, 1912. С.70−71.
3. Рапорт начальника Московского ополчения И.И.Маркова М.Б.Барклаю де Толли о численности ополчения. [28−29] августа 1812 г. // М.И.Кутузов. Сборник документов. М., 1954. Ч.1. С. 459.
4. Барклай де Толли М.Б. Изображение военных действий 1812 года. СПб., 1912. С.25−26.
5. Донесение М.И.Кутузова Александру I от 23 августа 1812 г. // Фельдмаршал Кутузов. Документы, дневники, воспоминания. М., 1995. С. 176.
6. Донесение М.И.Кутузова Александру I о сражении при Бородине [августа 1812 г.] // Бородино. Документы, письма, воспоминания. М., 1962. С. 135.
7. Описание сражения при селе Бородине, бывшего 26-го числа августа 1812 года между Российской императорской армией под предводительством генерала от инфантерии князя Голенищева-Кутузова и французскою соединенною армией, состоявшей из войск всех держав Западной Европы, под предводительством императора Наполеона // Бородино. Документы… С. 320.
8. Эти кроки приложены к донесению М.И.Кутузова Александру I от 25 августа 1812 г. // Бородино. Документы… С.87−88.
9. О намерении использовать ополченцев подобным образом Кутузов сообщает Александру I еще в первом своем донесении от 19 августа 1812 г.: «Имеющуюся ныне с армиею Смоленскую милицию и часть Московской, в готовность пришедшую, употребить я намерен таким образом, что приобщу их к регулярным войскам, не с тем, чтобы ими оные комплектовать, но чтобы их употреблять можно там было иногда к составлению с пиками третьей шеренги или употреблять их за батальонами малыми резервами для отвода раненых или для сохранения ружей после убитых, для делания редутов и других полевых работ, наипаче замещать нужные места при обозах, дабы уже там ни одного солдата держать нужды не было. При сем должно взять ту осторожность, чтобы внушить им, что их состояние от того ни мало не переменяется, что они остаются временными воинами и что все от Вашего Императорского Величества им обещанное сохранится свято; сие готов я утвердить им и присягою» (Бородино. Документы… С. 26.) Это была исключительно кутузовская идея, и она стала приводиться в исполнение немедленно, о чем свидетельствует офицер 12-й легкой артиллерийской роты Н.Е.Митаревский: «За несколько дней до прихода к Бородину дали в нашу роту человек двадцать или тридцать из ополчения взамен выбывших из строя солдат в сражении под Смоленском и заболевших в походе. Их поместили большею частью в обоз, к фурам, а фурлейтов (сопровождающих фуры. — В.Х.) из обоза взяли вместо ездовых». (Митаревский Н.Е. Рассказы об Отечественной войне 1812 года. М., 1878. С. 59−60.)
10. Ведомость о численности Московского ополчения. [28−29] августа 1812 г. // М.И.Кутузов. Сборник документо
