Маленький мой солдатик

«..Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу;

Увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал:

Истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела" (Лк. ХХ. 45 — ХХI, 4)

+ + +

Последнее время виделись мы с Антониной Марковной редко, в храм она уже не ходила, лежала дома, приглядывала за ней дочка. Но перед праздниками совесть меня замучила, выкроила я время, забежала повидаться.

Увидев меня, она заулыбалась, узнала, застучала по кровати скрюченной высохшей рукой:

— Садись, садись.

Я присела рядом. Обнялись. Она заплакала. Дочка, заметив слёзы, предупредительно-строго, сказала:

— Мааа-мааа.

— Всё-всё, не буду, — закачала старушка головой, поспешно вытирая слезы.

Стала расспрашивать меня. В свои восемьдесят лет помнила про всех — про моего мужа, про детей, про родителей, про общих знакомых. Худенькая моя старушка за всех переживала, всем желала добра. «Всем здоровья, здоровья», — приговаривала частенько.

Я отвечала на её вопросы громко, но она не дослышивала — приходилось кричать.

— В храм хочется, — делилась она со мной, — а ходить уже не могу, отходилась я, но ничего — батюшка приезжал недавно, хороший — гроомкий, причастил меня. Слава Богу! Да, да, всё хорошо! Слава Богу, слава Богу, слава Богу за всё, — беспрерывно начинала креститься она, — за скорбь, за радость, за всё благодарить надо, всё терпеть.

Похудела она за этот год, осунулась: всё же немощи физические переносить нелегко, то и дело блестят на глазах слёзы. За долгие годы жизни столько всего пережито: война, нелегкое послевоенное время, тяжелая физическая работа в колхозе, смерть от коклюша маленького сына Николая, похороны мужа, а затем и внука, скорбная жизнь вдовы.

Я смотрела на неё, вспоминала её веселой и радостной — какой увидела впервые в храме. Тридцать лет отходила она в храм Александра Невского в Красном Селе: в дождь ли, в снег, в пост и не пост; вечером обязательно спешила к всенощной, ездила на раннюю Литургию. Менялись священники, настоятели, распоряжения, а она ездила и молилась. Радовалась, когда мы, годившиеся ей во внучки, не ленились и шли вместе с ней. В храме встанет слева, молится тихонечко, худенькая, незаметная, с палочкой. Как маленький солдатик.

— А отца Евгения помните? — спрашиваю я.

— А как ж! — улыбается. — Горячий был батюшка, хороший!

Общие наши воспоминания греют душу. Сидим рядышком, глажу её натруженные руки.

— А ты, Юля, возьми книжечки, — прошептала вдруг она и обратилась к дочке:

— Собери-ка, дочь, книжки.

Дочка послушно и торопливо кладет в пакет несколько стареньких книжек, какие-то конфеты.

— Возьми, возьми, — кивает головой Антонина Марковна. Очень ей хотелось меня порадовать.

Вчера, в ночь на первое февраля, она умерла, я узнала об этом утром, поплакала, достала подаренные ею книжки — несколько потрепанных акафистов, жития святого Серафима Саровского и святого страстотерпца царевича Алексия. Прости меня, Марковна, маленький мой солдатик. Буду беречь твои книжечки.

Со святыми упокой, Господи, рабу Твою Антонину, прости ей все согрешения вольныя и невольныя, а нам даруй ещё время на покаяние.