Мхатовские иды

Театральный критик размышляет о том, сохранил ли нынешний МХАТ свое творческое лицо.

Зачем еще один юбилей, притом столь внушительно круглый, как не для оценки сегодняшнего состояния театра и для прогноза его жизни на будущее?
Надо, разумеется, почтить память предшественников, отдать должное основателям и первопроходцам, чье детище оказало мощное воздействие на всю мировую сцену ХХ столетия. Но — тем более в таком живом и быстро меняющемся деле, как театр, — сопоставление необходимо: без него невозможно полностью представить весь столетний путь Московского Художественного.
Сравнение, впрочем, может показаться некорректным: лица прошлого — признанные величины, а современников редко величают великими, даже если они того заслуживают. Задачу облегчают сами основатели МХТ: и Вл.И.Немирович-Данченко, и К.С.Алексеев-Станиславский, приступая к главному делу своей жизни, были уже людьми зрелыми (одному — тридцать пять, другому под сорок) и довольно известными, но из общего ряда людей искусства не слишком выделялись. Деятели и их дело оказывали взаимное влияние друг на друга: масштаб замысла окрылял сотрудников, а вклад каждого — не только зачинателей — прибавлял силы и блеска их созданию.
Так что параллель между прошлым и настоящим здесь тоже имеет право на существование, причем сравнивать день сегодняшний стоит не с неудачами (МХАТ, да и МХТ знали и провалы), а с достижениями театра. Правда, все осложняется тем, что сравнивать придется сегодня два театра (разъединение единомышленников — вещь обычная, но размножение делением, почкованием всяческих творческих коллективов и союзов — завоевание, кажется, нашей эпохи), совершая прогулки с Тверского бульвара в Камергерский переулок и обратно.

Знамя
По утверждению давнего литературного вдохновителя чеховской части МХАТа Анатолия Смелянского, для театра солидного, устоявшегося программа, хотя бы и неписаная, необязательна — это удел начинающих. Вряд ли это так, но в любом случае театру желательно иметь все же собственное лицо (или хотя бы его выражение) — иначе чем отличается он от себе подобных? Что подтверждает и мировая практика — даже на последнем, не слишком удачном Международном театральном фестивале в Москве, посвященном той же мхатовской дате, безусловный интерес вызвали как раз те труппы, которые отчетливо заявили свое творческое кредо. Так что главный вопрос остается: чем живет сегодня МХАТ, некогда бывший властителем дум, что несет он теперь своему зрителю?
Отчасти о том повествует афиша; отчасти — потому что в современном театре драматург занимает более подчиненное положение, нежели в конце прошлого века.
В репертуаре МХАТа имени Чехова сегодня около тридцати названий (включая спектакли Новой, читай — малой сцены). «Законные» постановки чеховских пьес перемежаются поделками типа «Злодейка, или Крик дельфина», вершины мировой классики сочетаются с национальными шедеврами, но не обходится и без облегченных, развлекательных пьесок. В общем — вполне академический репертуар.
Настораживает лишь то, что широта охвата порой смахивает на всеядность: иногда просто трудно понять выбор театра. И еще то, что большинство — постановки последних лет (за исключением юбилейного сезона, в который театр — поразительный случай — не выпустил ни одной премьеры); очень мало спектаклей-долгожителей.
Знак динамичности, насыщенной жизни труппы? Если просмотреть премьеры этой половины театра со времен раздела (тому уже свыше десятка лет), то ощущение репертуарной чехарды неизбежно, тем более, что сменяются пьесы и авторы подозрительно часто. Еще заметен след прежних приоритетов — «общественно-политической линии», ее открытой публицистичности; последний ее всплеск — «Мишин юбилей» (премьера 1995 года). С этой поры отказ от злободневности полный.
Взамен пришла, похоже, классика, что подтверждается и заявлением Олега Ефремова. Тут и «Борис Годунов», и «Горе от ума», и недавние «Женитьба» и «Маленькие трагедии». Отличием это назвать трудно — еще в советские времена в афишной разнарядке присутствовала соответствующая графа, а в новый период о предпочтении классического наследия заявляли самые разные труппы — от Вахтанговского до Малого (у последнего, к слову, вполне разумный подход: шедевры — на основной сцене, эксперимент — в филиале). У МХАТа же в Камергерском переулке приходится констатировать отсутствие собственной оригинальной идеи.
На Тверском (Татьяна Доронина) картина определеннее. Здесь тоже встречаются разные имена — от Ануя до Радзинского, от Малягина до Кальдерона, однако ведущей остается «национальная тема». МХАТ имени Горького оказался после разрыва в более тяжелом положении, нежели былые сотоварищи: большинство спектаклей «единого и неделимого» составляли постановки Ефремова и те, в которых заняты его сторонники. Срочно надо было обновлять репертуар, и «доронинскому» это удалось — как за счет восстановления «доефремовских» постановок, так и новыми постановками. Как известно, этот театр близок к политической оппозиции, отчего мысль о судьбе России прослеживается в его постановках отчетливо. Дополняется афиша горьковского МХАТа спектаклями, рассчитанными также на его ведущую актрису.
Чеховская часть предстает скорее европейским театром, горьковская — российским. По оригинальности названий они примерно в равном соотношении, хотя последние годы МХАТ на Тверском несколько более активно занимается поисками неординарной драматургии. Меньше там и случайных пьес, а потому спектакли держатся дольше; однако рекорд недолговечности принадлежит все же им: «Батум» Булгакова сошел после трех представлений. Слишком незлободневно?

Труппа
В любой труппе всегда зримо взаимоотражение славы коллектива и популярности его актеров. Когда-то «актер МХТ» звучало гордо, как потом — «актер Таганки», весомее иных государственных званий. При распаде того театра, что немного не дотянул до своего 90-летия, большинство известных и любимых актеров старого МХАТа пошли за Ефремовым. В другой половине оказались, быть может, и не менее талантливые, но не столь знаменитые и именитые. Только художественный руководитель нынешнего Горьковского Доронина могла соперничать в славе с Татьяной Лавровой и Ириной Мирошниченко, Вячеславом Невинным и Андреем Мягковым, Олегом Табаковым и Евгением Киндиновым.
Но время неумолимо: некоторые звезды, потеряв поддержку почти исчезнувшего кино, померкли, закатились, зажглись новые. В Чеховском МХАТе многие актеры заняты непропорционально мало своему дарованию и не в тех ролях, которых заслуживают. Одни (Анастасия Вертинская и Екатерина Васильева) покинули его стены, другие (Александр Калягин и Олег Табаков) создали собственные труппы и поэтому на мхатовские подмостки выходят нечасто. Вероятно, по этой причине культивируется практика приглашения в штат театра актеров из других трупп (Наталья Тенякова, Виктор Гвоздицкий) или на роли (Оксана Мысина) — последнее прежде для МХАТа было немыслимо. Впрочем, приглашенные не перестают играть в других труппах, а значит — размывается основа, костяк МХАТа.
Частые внутренние реорганизации приводят к тому, что трудно уловить, кто есть в данный момент полноправный актер, кто, пользуясь старомхатовским термином, «сотрудник». На афишах и в программках это не указывается, зрителя во внутренние проблемы не посвящают; несомненно лишь, что мало кого можно причислить сегодня к ведущим актерам из молодых. Пожалуй, одна Дина Корзун, столь звонко дебютировавшая в кино (театральные ее работы менее ярки), претендует на звание мхатовки нового образца. Есть еще Ефремов-младший, но тут весомее фамилия, а не имя. Со времен «Современника-2», который Михаил Ефремов возглавлял, он остается актером для МХАТа недостаточно тонким и известным скорее скандалами, последний из которых привел его сначала к громкому изгнанию, а потом к тихому возвращению. Отсутствие молодых знаменитостей — симптом для театра тревожный, тем более, что у «ефремовцев» есть постоянная подпитка из собственной Школы-студии.
У «доронинцев» такого притока нет: как и большинство столичных трупп, они берут молодежь из всех вузов. Отношение к ним — в творческом плане — на Тверском несколько лучше, здесь есть нечто вроде «визитной карточки» на Большой сцене — спектакль «Ее друзья». Новых знаменитостей не появилось пока (а из старшего поколения принят только Игорь Старыгин), однако кандидаты наличествуют, хотя и проявляются больше на других сценах.
Совершенно новое явление — массовая работа под маркой другого театра, в первую очередь, антрепризы. Для старого МХТ — феномен невозможный, да и в позднейшие годы почти исключительный. Оно и понятно: художественная вера не должна размениваться, даже к съемкам в кино старики МХТ относились неодобрительно. Ныне число столичных актеров, выступающих не на подмостках своего только театра, достигло внушительной цифры и продолжает расти. Причины здесь не только экономического характера, имеется и профессиональная заинтересованность актера: рост его популярности и, как следствие, самоуважения, открывающиеся перспективы и т. п. В Чеховском МХАТе это касается больше мастеров, а не молодых: Наталья Тенякова играет на сцене «Школы современной пьесы» (как и Михаил Ефремов), Евгений Киндинов — в «Табакерке» (театр под управлением Олега Табакова); у Горьковского МХАТа более востребована скорее молодежь. И там, и там потенциальные звезды есть, но чтобы их увидеть, нужны хорошие постановки.

Лидер
Режиссура — последний, но в этом разговоре о Художественном — едва ли не решающий компонент. Если, скажем, Малый театр — испокон веку актерский, то не забудем, что МХТ — колыбель современной режиссуры, он родоначальник нового толкования профессии. Из мхатовского гнезда в большую театральную жизнь вылетели и Мейерхольд, и Вахтангов, не говоря уже о десятках других, менее известных, но внесших весомый вклад в национальную (и не только) режиссуру именах.
Историческую память сохраняют крупнейшие режиссеры мирового театра, которые сами предлагали в этот знаменательный юбилейный сезон принести дань уважения на алтарь МХАТа — поставить спектакли на его прославленной сцене. Среди высказавших пожелания — первые театральные величины: Петер Штайн, Питер Брук, Юрий Любимов, однако их предложения не были приняты. Взамен на афише Чеховского МХАТа появляются другие имена, подчас мало что говорящие зрителю и не задерживающиеся в его памяти.
Хорошо, что сцена в Камергерском открыта для многих, но не в этой ли доступности, творческой невзыскательности, невысоком уровне постановок и кроется причина недолговечности спектаклей? Исключения — работы Романа Виктюка («Татуированная роза», недавно возобновленная), Анатолия Эфроса («Тартюф»), несколько постановок Олега Ефремова. МХАТ в Камергерском принадлежит к типу организации «лидер и окружение», но, поскольку творческая активность Ефремова в последние годы невелика, количественно преобладают спектакли невысокого уровня. Из постановок последнего времени радует, пожалуй, лишь «Маскарад» Николая Шейко — стильная и умная, хотя и холодноватая работа, а властвует на подмостках либо архаика (и унылое «Преступление и наказание» не спасают актеры), либо развязный примитив — и тогда изречение одного из авторов «Злодейки, или Крика дельфина» Гарика Сукачева: «Мы решили ворваться во МХАТ, как фашисты в Европу» — приобретает убийственную и недвусмысленную убедительность.
Однако на Тверском с режиссурой едва ли не проблематичнее. Еще три года назад по результатам рейтинга, проведенного среди столичных критиков (Ефремов там близок к первой десятке), худрук Горьковского не была признана режиссером. Впрочем, сама Татьяна Васильевна неоднократно публично признавалась в том, что не владеет этой профессией. Была, мол, вынуждена за нее взяться, когда после раскола ее театр оказался практически без репертуара. Но если эти доводы можно было принять на первых порах, остается совершенной загадкой, почему и теперь вновь и вновь появляются спектакли, подписанные ее именем. Постановки, отрицающие самые основы той режиссуры, которые были заложены основателями МХТ, не говоря уже о современном ее уровне.
К счастью, в последние годы стали возникать режиссерские имена «со стороны»: например, В. Усков и Э. Лотяну, но в общем, эта составляющая тоже носит довольно случайный и хаотичный характер. А поскольку достойных преемников Олега Николаевича пока не наблюдается, ни одного из наследников МХАТа нельзя признать удовлетворительным по разряду режиссуры. Оба театра все более походят на толпу случайно встретившихся артистов — без объединяющего их начала. Режиссерские эксперименты — и победы — все чаще обходят оба здания, что не только тоскливо, но и вносит тревогу за будущее новаторов. Профессии режиссера и актера неуловимо, но тесно связаны, упадок одной неминуемо влечет за собой снижение уровня другой (что мы и наблюдаем не только в столичном, но и в общероссийском масштабе), а значит оба МХАТа ожидает дальнейшее измельчание.

Атмосфера
Выставив на всеобщее обозрение разногласия внутри былого МХАТа, кто-то сделал себе карьеру, кто-то поддержал пошатнувшийся авторитет, кто-то возбудил к себе обывательский интерес. На театральной атмосфере подобная гласность отразилась самым печальным образом. Бесстыдство скандалов заразительно (вот уже расщеплен Ермоловский, распят МТЮЗ, поделена Таганка), и обе половины понесли трудновосполнимый ущерб. Храм остается храмом, даже когда его жрецы устраивают свару, но в общественном мнении остается рана. И авторитарные наклонности Дорониной, подтверждаемые время от времени протестами актеров с Тверского, и глухие отзвуки столкновений в Камергерском не воспринимаются ныне как ЧП ни внутри театра, ни вне его. Вероятно, это самое тягостное: периоды спада возможны в искусстве, но в недрах Художественного родилось и само учение о театральной этике (еще до его открытия, в том памятном разговоре в «Славянском базаре», когда отвергались зараженные «каботинством» актеры), — этике, без которой Константин Сергеевич не представлял своего детища.
Видимо, по этой причине оба МХАТа невысоко котируются, и неслучайно новые звезды зажигаются в других театрах. «…Не может быть актер МХАТ такого вида, не может быть старость настолько неблагообразной, а молодость настолько расхристанной» — слова одного из тонких знатоков актерского искусства.
При всей расслоенности сегодняшней зрительской аудитории нельзя не заметить, что как искушенные театралы, так и неофиты предпочитают другие театральные адреса. Кому-то по сердцу престижный Ленком или задорный «Сатирикон», другим ближе добротный Малый или изящные «фоменки», третьи спешат на разудалую антрепризу или в изощренную «Школу драматического искусства». Ряды поклонников МХАТов — независимо от их расположения — редеют. Оба театра не принадлежат пока к числу аутсайдеров, но и во главе столичной, тем более российской, сцены мы их не обнаружим. Столетний опыт театра остается капиталом, который не приумножается, но только растрачивается.
Оба МХАТа пока ни сливаться, ни закрываться не собираются — переживают срединное время — иды по древнеримскому календарю. Время тоскливое, тусклое, особенно в сравнении с блеском юбилея.

От редакции: Поздравляем мхатовцев и всех, для кого 100-летие Художественного театра — значимая дата, с замечательным юбилеем!
Благодарим дирекцию и сотрудников музея МХАТ за помощь в организации материалов этого журнального блока.