 |
| РИА Новости | Антон Скрипунов | 06.10.2017 |
Почти четверть россиян не знают о сталинских репрессиях. Причём больше половины из них — молодёжь. Данные опроса ВЦИОМ весьма удивили общественность.
Хотя, казалось бы, уже который год та же РПЦ занимается сохранением памяти о репрессированных. Пострадавших в годы СССР за православную веру Церковь канонизировала как Новомучеников и Исповедников Российских, но внутри неё не перестают опасаться за результаты этой огромной работы. О том, что мешает вернуть забытые имена и почему всё меньше россиян знают о страшных событиях 30-х годов XX века, — в материале РИА Новости.
«Ошибки 1990-х годов»
«Вообще, историческая память переживает сейчас не лучшие времена: разорваны поколенческие связи, и эти вещи, о которых люди должны были помнить, просто исчезли из поля зрения, потому что память личная и коллективная не до конца превратилась в историческую память. А здесь упущены последние 25 лет», — комментирует данные ВЦИОМ директор мемориального центра «Бутовский полигон» Игорь Гарькавый.
В 90-х годах политики очень мало занимались этим вопросом, хотя, казалось бы, тогда существовала необходимая «политическая конъюнктура». Поэтому число открытых в то время мемориалов в память репрессированных «можно пересчитать по пальцам одной руки». Те же Катынь под Смоленском и Медное под Тверью открыли при участии Польши. Остальные, как тот же Бутовский полигон, — силами РПЦ и общественных организаций, практически без помощи от государства.
«Накопилось определённое количество проблем. Я думаю, что просто необходимо создание нового механизма рассекречивания или налаживания той работы, которая по старому механизму идёт. Проблема в том, что это очень громоздкая процедура, которая пока оказалась очень неэффективной», — добавляет он.
На прошлой неделе на Бутовском полигоне открылся мемориал «Сад памяти», где поимённо перечислены имена всех 20 765 расстрелянных здесь в 1937—1938 годах. Сверять списки жертв устроителям памятника помогало архивное управление ФСБ. По словам Гарькавого, архивы зачастую идут навстречу исследователям, особенно церковным. Но в целом ситуация крайне сложная.
Историки работают вслепую
Когда рассматривается вопрос о канонизации определённого новомученика, то специальная комиссия РПЦ должна рассмотреть все следственные документы: не только его личные дела, но даже те, где он выступал в качестве свидетеля. В Церкви подробно анализируют, как он вёл себя в других делах, какие ответы давал на вопросы.
«Но понять, какие дела существовали в то время, можно только имея полную опись архивных документов НКВД за соответствующий исторический период. А поскольку этой описи нет, мы не знаем, какие документы хранятся и существуют ли вообще», — отмечает директор мемориала в Бутово.
И дело вовсе не в том, засекречены дела или нет. В такой ситуации любой историк, по сути, действует вслепую. Сейчас сведения о делах троек НКВД (внесудебные органы, действовавшие в 1937—1938 годах) можно получить по запросу, «на который архивы отвечают справкой», что усложняет работу исследователям.
«Одно дело, когда ты не можешь посмотреть сам документ, так как он засекречен, а другое — ты даже не знаешь, существует он или нет. Непонятно, в чем была бы здесь угроза национальной безопасности, если бы мы могли бы видеть, что в таком-то архиве хранятся такие-то документы, даже если они засекречены. Эта полная опись открыла бы границы для исследователей», — считает Гарькавый.
С ним соглашается историк Лидия Головкова, старший научный сотрудник Отдела новейшей истории РПЦ Православного Свято-Тихоновского университета, где более 20 лет собирают данные о жертвах репрессий. Причём в 90-е годы получить доступ к делам было намного легче, что её сильно удивляет.
«Раньше мы привозили их со всех концов страны. Меня тогда поражало, что такая возможность есть. Теперь мы можем заказывать дела только из Москвы и Московской области. А поводу остальных регионов — да, нам находят нужные дела, но нужно туда ехать. Кроме того, на местах совершенно неоднозначно относятся к этому, начинают, например, от нас даже требовать подтверждения родства. Бывает, приедешь в какой-то город, а на месте выясняется, что ты ничего не можешь получить. Какое-то время для комиссии (РПЦ) по канонизации святых делались исключения, теперь нет и этого», — рассказывает она.
«Их судьбами никто не озаботился»
Не так давно сотрудники и студенты МГУ взялись за изучение истории своего вуза как раз в свете репрессий. Сейчас, как отмечает настоятель храма мученицы Татианы при МГУ протоиерей Владимир Вигилянский, идёт работа над созданием памятной доски. Возможно, её откроют 25 января — в день основания вуза.
«Это список из 149 человек. Нет ни одного учебного заведения в России, которое имело бы такое число пострадавших (за веру) в XX веке», — обращает внимание священнослужитель.
В их числе есть и известные люди, например философы Сергей Булгаков, который в 1922 году был вынужден покинуть страну, и Павел Флоренский, расстрелянный в 1937 году. Но работа над выявлением новых имён после открытия памятной доски всё равно продолжится.
Проблема в том, что очень сложно посчитать число убитых за веру в годы сталинских репрессий. Сейчас этот список, как замечает Вигилянский, состоит из 34,5 тысячи имён. Но это лишь малая часть.
«Судьбами огромного количества людей не озаботились: никто не смотрел следственные дела, не занимался реабилитацией и т. д. Это значительная, но небольшая часть людей. Когда-то член политбюро Александр Яковлев, руководивший комиссией по реабилитации, сказал, что жертвами репрессий стали 200 тысяч православных верующих. Некоторые считают, что он преувеличил, но по всем историческим документам известно, что за веру пострадали не менее 150 тысяч человек», — подчёркивает он.
Если говорить о репрессированных в целом, то историки заявляют об отсутствии единой методологии их подсчёта. По словам историка Лидии Головковой, «все считают как хотят».
«Известна одна цифра, которая, я полагаю, сильно уменьшена. Её подготовили для доклада Хрущёва на знаменитом XX съезде КПСС 1956 года (где был развенчан культ личности Сталина. — Прим. ред.). И там где-то около 700 тысяч расстрелянных за 1937−1938-е годы. Я видела этот документ на выставке, он напечатан на машинке, а там, где числа, были пустоты. Их всё время заполняли карандашом. Видно, что в этих местах всё протёрто до дыр, то есть составители доклада всё уточняли и уточняли цифры», — делится историк.
Занимающиеся увековечиванием жертв репрессий люди — священники, историки, руководители соответствующих музеев — отмечают, что сейчас приоткрыта лишь малая часть страшной истории тех лет. Они бы хотели, чтобы архивные дела были открыты и оцифрованы, дабы вернуть из забытья все имена. Однако с их стороны есть опасение, что это произойдёт очень нескоро.
