 |
| Православие.Ru | Протоиерей Георгий Втюрин | 09.03.2017 |
Единственный действующий храм во всём городе, тайное венчание, трудности на работе, приглашение в НКВД — всё это штрихи разных судеб православных людей советского времени, рассказанных протоиереем Георгием Втюриным, клириком собора Вознесения Господня города Йошкар-Олы. О трудностях и радостях в жизни христиан той сложной эпохи — в интервью порталу Православие.ру.
— Отец Георгий, расскажите, пожалуйста, о том, в какой атмосфере вы росли.
— Родился и рос я в семье верующих людей, точнее сказать «общеверующих». По крайней мере был крещён, церковь посещал, но нечасто. Очень верующей была тёща. Сразу с женой мы повенчались, вот уже сорок лет назад, то есть в 1975 году. Никаких сомнений на этот счёт не было, но венчаться пришлось ночью в Яранске (небольшой провинциальный город, недалеко от Йошкар-Олы). Заранее договорились со священником и поехали. Здесь бы так не получилось, сразу бы повели разбираться по госучреждениям, ведь я тогда работал ещё на режимном заводе, жена тоже, сразу бы доложили куда нужно.
— Когда вы учились в советской школе, скрывали ли вы от окружающих свою веру?
— Крестик носил, но о вере разговоров не было. Специально не скрывал, конспирацией не занимался, но и не афишировал. Не принято было говорить об этом, так, пожалуй, стоит сказать.
— Какие в то время были церкви, священники? Чем они, может быть, отличались от современных?
— Мне кажется, мягче священники были и добрее. Хотя, может, я просто маленький тогда был, не понимал всего, но вот такое впечатление у меня сохранилось.
— Как молодые люди оставалась христианами в те годы?
— Конечно, были знакомые ребята сверстники. Был знаком с внуком священника, служившего до революции в нашем Вознесенском соборе. Но, как я уже говорил, веру было не принято выставлять напоказ в то время. Люди оставались верующими, как-то старались посещать храмы, детей крестили. Но всё как можно тише. У нас во всём городе оставался один-единственный храм действующий, и тот на самой окраине. По всей республике ещё оставались, но немного, думаю, и десяти не наберётся.
— Как отмечали раньше православные праздники? И отмечали ли вообще?
— Конечно, отмечали, да в каждой семье практически. Даже те люди, которые в храм не ходили, всё равно. Обязательно яички красили на Пасху, куличи пекли. А в единственный храм наш Семёновский народу столько набивалось под большие праздники, что, если уж ты зашёл в церковь, обратно не выйдешь до конца службы. Ну, а если как-нибудь протолкнёшься к выходу, то обратно точно не влезешь. Милиция приезжала, следила за порядком, конечно, без особого одобрения, но ведь люди всё равно по-доброму к ним относились. На Пасху прихожане им целую коляску мотоциклетную яиц крашеных надарят, так их потом всё УВД месяц ещё ело (смеётся)..
А вот, например, на Крещение нужно воду освящать, служится водосвятие в центре храма. Так для того, чтобы народ не задавил священников, вносили в церковь большую клетку, чтобы несколько человек в неё поместилось и ещё столик с водой да аналой, и вот в неё мы выходили и служили. А храм нагревался моментально, стены в нём были расписаны старой масляной краской, и от дыхания множества людей вся влага конденсировалась по стенам и непрерывной капелью проливалась на молящихся прихожан. А с места не сойти, так что если капает тебе на лоб, то и будет капать всю службу.
— Знаю, что вы стали священником уже в зрелом возрасте, хотя всю жизнь были близки к церкви. Какой был ваш путь к священству?
— Немало времени проработал я на заводе. Всё это время регулярно посещал храм. Видимо, Бог меня берёг, ведь за всё это время ни разу меня не замечал уполномоченный в церкви, что повлекло бы за собой проблемы. Ведь был у нас товарищ Исаков, уполномоченный по делам религии, который ходил, высматривал всё. Мог спокойно залететь на клирос, вышибить ногой дверь и торжественно изгнать оттуда всю молодёжь.
Йошкар-олинский пивзавод, располагавшийся в соборе Вознесения Господня в Йошкар-Оле. 1981 г. Фото: http://www.temples.ru
Потом начал строиться маленький храм, официально оформленный у властей как молельный дом. Точнее его перестраивали из старого ветхого здания, до революции принадлежавшего церкви. Изношено строение было процентов на восемьдесят, и отдали его за ненадобностью. Во время войны в нём даже делали взрыватели для снарядов, и при стройке немалое их количество там нашлось. Ранее же в нём жили священники, служившие в Вознесенском соборе, в котором вовсю гремел бутылками пивзавод. И не было человека, который бы занял должность снабженца на этой стройке. Я тогда ушёл с завода и стал этим заниматься. Хотя и несильно у меня получалось. Для этого в советское время определённые качества нужны были. Нужно было уметь всё доставать, тем более на церковь, что вдвойне сложнее. Например, единственную нашу церковь в Семеновке топили углём прихожан, потому что на церковь нигде нельзя было его достать. Люди давали свои истопные книжки, и часть угля шло на отопление храма. У людей огромный энтузиазм был. Возвращаясь к стройке, скажу: каждое утро огромное число добровольцев собиралось у нашего домика-храма, были и старички, и старушки, были и взрослые люди. Все верующие готовы были помогать строительству храма, которого не было долгие десятилетия. После постройки храма, который был освящён в честь Воскресения Христова, я вернулся обратно на завод, где проработал ещё несколько лет. Потом наш настоятель предложил мне стать священником, ведь служить некому было почти. Старого поколения священники умерли, а новых почти не появлялось. Тогда я начал отказываться, сказал, что недостоин. На что последовал строгий ответ: «Ну недостойным и помрёшь», — тогда я уже перестал сопротивляться, и вскоре меня рукоположили. Хиротонию совершил митрополит Казанский и Татарстанский Анастасий, в Казани, естественно, так как отдельной Марийской епархии, как сейчас, тогда не существовало.
— Каким был быт православных христиан и обычных, светских людей?
— Я бы не сказал, чтобы он отличался кардинально. Снаружи это нелегко заметить, а глубоко внутрь нехристианских семей я не погружался. Ну, а из заметного, конечно, в церковных семьях жили дружнее, выпивали меньше (смеётся).
— Чем питались, как соблюдали посты?
— Да ведь еда-то всегда еда — разве что меньше разных изысков было. Хотя я даже думаю, что тогда лучше люди жили: экономика стабильней была, и народ добрее был, все сыты были, главное. Посты у нас в семье соблюдались, постились всегда весь Великий пост и ещё какой-нибудь один, остальные с переменным успехом.
— Где доставали духовную литературу, Евангелие, молитвословы, акафисты и прочее?
— Достать было очень трудно, особенно в нашей глубинке. Доставали, в основном, в Москве, перекупали на толкучке, у фарцовщиков. Первую Библию привезла мне супруга из Троице-Сергиевой Лавры — радость неописуемая была! Хотя шрифт мелкий, плохо читаемый, напечатана была на папиросной бумаге где-то в Финляндии, а другой просто было не найти. В лавках церковных никакой литературы, кроме молитвослова. Если удавалось найти прихожанам какой-нибудь акафист, его текст переписывался от руки в тетрадки, перепечатывался на печатных машинках. Иногда при этом в исходном тексте появлялись разные искажения.
Икон тоже не было, особенно именных. Образ моего святого, преподобного Георгия Владимирского, я получил вообще удивительным способом. Мои знакомые ездили в паломничество во Владимир и там сфотографировали фреску с его изображением, фотографию потом распечатали, и вот так у меня появилась икона моего небесного покровителя.
— Куда вы ездили в святые места?
— Конечно, по русским святыням я поездил, в Троице-Сергиевой лавре был, и в Киево-Печерской тоже, которая тогда музеем была. В Псково-Печерском монастыре молился. Очень меня интересовало это всегда. И довелось мне побывать на Святой Земле. В первые годы моего служения наш настоятель съездил в Иерусалим и пообещал, что все, вместе с ним служащие, тоже там побывают. Вот так и случилось. Плыли мы на корабле из Чёрного моря, дней двадцать длилось путешествие. Побывали и на Афоне, и по Греции походили. Очень сильные впечатления остались именно от этой поездки, больше я ни разу не был ни на Святой Земле, ни на Горе Святой, но помню всё очень хорошо, хоть и случилась та поездка больше двадцати лет назад.
— Испытали ли вы и ваши близкие гонения в связи с исповеданием веры?
— Меня, да и моих близких, Бог уберёг, но был покойный отец Геннадий, по которому проехалась немного советская государственная машина. Работал он старшим инженером в ЖЭУ, а человеком был верующим, храм регулярно посещал. Человеком был бесхитростным, добрым, простым, ни от кого не скрывался. Пришёл однажды уполномоченный в храм, заметил его там, сообщил на место работы. Перевели тогда Гену в мастера, потом в слесаря, так и выжили с работы совсем. А потом начали понемногу храмы открывать, и он решил поехать в родное село, там церковь восстанавливать. И восстановил, поехал к архиерею, чтобы священника дали, а кадров не было, так владыка и сказал будущему отцу Геннадию, чтобы учился да служил потом. Так, в общем, и вышло: послужил он в родном своём селе, правда, умер рано, от болезни.
Ещё случай помню, другой священник, тоже ныне покойный, ещё старшего поколения, потерял в армии сына. Как он погиб, точно непонятно, время не военное было, что-то во время срочной службы случилось. И в это же время вызывают отца Леонида в НКВД и приглашают к сотрудничеству. Долго убеждали, батюшка отказывался, естественно, но люди упорные были. Вдруг пришла его матушка. Она женщина сильная, бойкая была, сказала сотрудникам, что и так сын погиб у них, а они от их семьи ещё чего-то требуют. В общем, встала грудью за мужа, такой устроила разнос во всём учреждении, что после этого батюшку уже никто не трогал.
Трудно было с кадрами в те годы. Даже когда меня рукоположили, первый вопрос друзей был почти у всех одинаковый: «Ты что, с ума сошёл?» А ведь люди эти не сильно далёкими были от церкви. Но никогда у меня, у тех священников, которые одной «волны» со мной, с кем мы примерно в одно время рукополагались, не вставал вопрос о деньгах, о зарплате, который, к сожалению, встаёт сейчас у некоторых людей, готовящихся к принятию священного сана. А ведь мы почти все уходили с крупных должностей. Вопрос был уже духовного плана.
— Чем православные верующие советского периода отличаются от нынешних?
— Мне кажется, что раньше люди имели гораздо меньше корысти к Богу. Просили не хорошей жизни, а спасения души. А сейчас тенденция к обратному.
— Кто из родных воевал на фронте, трудился в тылу? Как в семье сохранялась память о войне?
— Дед мой воевал, прошёл войну, хоть и без ноги остался, орден Красной Звезды имел. И память о той войне, конечно, жила в нашей семье. День Победы, пожалуй, был главным светским праздником. Отношение к нему было самое трепетное. С каждым годом оно слабеет, портится. И от этого никуда не деться, к сожалению, — время делает своё дело.
— В заключение хочется спросить вас, что самое главное вы вынесли для себя из опыта прожитых лет, из жизни в советском государстве?
— И в советском времени было много неплохого, если бы к нему прибавить ещё и Церковь, было бы, наверное, совсем хорошо. Но так не бывает. У нас ведь как всё делается: сначала мы весь мир до основания разрушим, а потом начинаем новое строить. Обязательно надо что-то разрушить, корректировать мы не умеем.
А с годами понимаешь, что главное в жизни — вера и спасение души своей, а остальное на этом фоне ничтожно. Деньги, слава, благосостояние не значат ничего.
— Как нужно относиться к тому негативному, что мы можем встретить в Церкви?
— Нужно уметь терпеть и понимать, что в церковь мы приходим для общения с Богом. И когда ты стоишь и Ему молишься, то не видишь, что происходит вокруг, тебя это не тревожит.
С протоиереем Георгием Втюриным беседовал Михаил Каплунов
