Мученики Димитрий Волков и Никита Сухарев

В 1939 году в городе Орехово-Зуево Московской области был закрыт последний из служивших ещё тогда в районе храмов — Рождества Богородицы, строительство и благоукрашение которого продолжалось около тридцати лет — с 1872-го по 1901 год. Но недолго пришлось порадоваться прихожанам службам в своём храме — наступило время гонений на Церковь от захвативших власть в России безбожников, и в 1939 году храм был закрыт. Однако верующие Орехово-Зуево не согласились с этим. По советским законам хлопотать об открытии храма могла только зарегистрированная властями двадцатка. Часть людей к этому времени уже выбыла из состава двадцатки, другая — проявила равнодушие к судьбе храма, а иные оказались и малодушны.

Учитывая это, в мае 1940 года прихожане переизбрали членов двадцатки, избрав старостой Дмитрия Ивановича Волкова.

Мученик Димитрий родился в 1871 году в деревне Островищи Покровского уезда Владимирской губернии в крестьянской семье. Грамоте, как и вере христианской, он был научен родителями, пастырями и богослужением в храме. Переехав в город Орехово-Зуево, Дмитрий работал столяром. В 1940 году Дмитрию Ивановичу исполнилось шестьдесят девять лет, он уже вышел на пенсию и всё время посвящал церковным делам. Для обсуждения мер по открытию храма двадцатка стала собираться каждую субботу около двух часов дня в храме, куда в это время могли прийти помолиться и прихожане.

На одном из собраний двадцатка приняла решение обратиться к председателю Орехово-Зуевского горсовета с просьбой разрешить зарегистрировать священника. Староста и представители двадцатки отправились в Москву к Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Сергию с прошением, чтобы он направил в их храм священника. Митрополит, за неимением других, назначил к ним жившего в Загорске протоиерея Фёдора Казанского, осведомителя и лжесвидетеля, принёсший много зла духовенству и верующим. Приехав на новое место служения, протоиерей Фёдор потребовал от прихода выплатить ему 500 рублей и, получив деньги, отбыл обратно в Загорск и не вернулся.

Пока верующие занимались поисками другого священника, власти под разными предлогами стали отказывать им в разрешении на открытие храма, указывая, что сначала должен быть сделан ремонт, а затем только зарегистрирован священник. Прихожане собрали три тысячи рублей, на них уплатили за бездействующий храм все налоги и сделали ремонт; после этого староста храма Дмитрий Волков и член двадцатки Никита Сухарев пришли на приём к председателю горсовета с просьбой об открытии храма, но тот ответил, что ничем помочь им не может, так как на митингах рабочие местных фабрик требуют закрытия храма.

Узнав это, верующие провели свою кампанию среди жителей города. На очередном заседании члены двадцатки единогласно постановили добиваться открытия храма в вышестоящей инстанции — в Мособлисполкоме. Был нанят в Москве адвокат, который составил соответствующее прошение. Дмитрий Иванович и Никита Андреевич в течение двух дней ходили за ответом на это прошение к чиновникам Мособлисполкома и в конце концов его получили: поскольку рабочие Орехово-Зуева на собраниях протестуют против открытия церкви, то и они не могут дать разрешение на возобновление богослужения; этот вопрос может разрешить только вышестоящая инстанция — Верховный Совет РСФСР.

Вернувшись в Орехово-Зуево, Дмитрий Иванович и Никита Андреевич рассказали о результатах своей поездки, и члены двадцатки приняли решение продолжать хлопоты и обратиться с жалобой в Верховный Совет.

15 мая 1941 года Дмитрий Иванович и Никита Андреевич отправились в приёмную Верховного Совета с жалобой на действия местных властей и с просьбой открыть храм. В жалобе было написано:

«В целях обеспечения за гражданами свободы совести, Церковь в СССР отделена от государства и школа от Церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признаётся за всеми гражданами.

Мы, община, несколько раз обращались в Орехово-Зуевский горсовет о регистрации священника к нашему храму. Каждая община, если она зарегистрирована, то имеет право этого требовать, если она выполняет все взятые на себя по договору обязательства…

Все обязательства, взятые нами, — выполнены, а также и налоги, согласно выписанных документов райисполкома, нами выплачены. В чём же дело?"

Ответа на свою жалобу верующие не дождались. Добиваясь прекращения активной деятельности двадцатки, местный отдел НКВД завербовал в секретные осведомители одного из членов двадцатки, предполагая с помощью провокаций и лжесвидетельств воспрепятствовать открытию храма.

Осведомитель донёс, что руководящую роль в хлопотах по открытию храма играет Никита Андреевич Сухарев, который, исходя из своих глубоких религиозных убеждений, и ходатайствует за его открытие. «Никита Андреевич обижается на советскую власть, потому что советская власть закрывает церкви, — сообщил осведомитель. — 31 мая 1941 года Никита Андреевич сказал: „Дали нам конституцию, по ней мы имеем право хлопотать, а на самом деле хлопотать очень трудно, — значит, конституция одно, а на деле другое…“ В апреле 1941 года в церкви… Никита Андреевич говорил: „Всё, что делается у нас в стране сейчас… взято с римского времени: как раньше было гонение на христиан… так и у нас сейчас делается. Вот взять учение Маркса-Энгельса, — этим учением одурачили наш народ, и народ отошёл от Церкви… Какие выпустили законы! — за каждый малейший проступок судят, сажают в тюрьму“».

О старосте Дмитрии Ивановиче были собраны сведения, что он «ведёт активную борьбу за сколачивание церковного актива и открытие бездействующей церкви в городе Орехово-Зуево. Является ходоком и пишет заявления руководителям партии и правительства… призывает верующих к активным массовым действиям за открытие церкви, намеревается войти в сношения с иностранными посольствами и просить их оказывать помощь в деле открытия церкви».

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война — одна из самых значительных по своим масштабам, понесённым потерям, возможным без неё и происшедшим с нею последствиям в истории мира и России, потребовавшая от русского народа напряжения всех его сил, — война тем более страшная, что велась Россией, потерявшей к этому времени и своё историческое имя, под руководством враждебного народу правительства. Враг, ненавидевший Россию, сидел и в Кремле — в виде сталинского правительства и наступал извне — в виде новых «двунадесяти языков», предводительствуемых Германией. В это самое время письмо верующих с просьбой об открытии храма лежало в Верховном Совете, надо было давать ответ, и ответ был дан в соответствии с установками коммунистической власти: в самый день начала войны, 22 июня 1941 года, руководство Московского НКВД постановило арестовать ходоков. На следующий день староста храма Дмитрий Иванович Волков и член церковной двадцатки Никита Андреевич Сухарев были арестованы.

Около полуночи 24 июня следователь вызвал Дмитрия Ивановича на допрос, начав его с того, что спросил арестованного, что он думает о причине своего ареста.

— Возможно, я арестован за участие в церковном совете, за ходатайство об открытии церкви, — ответил староста.

— Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Намерены вы об этом дать правдивые показания? — грозно спросил его следователь.

— Я контрреволюционных действий не совершал.

— Вы говорите неправду…

— Повторяю, что с моей стороны контрреволюционных действий не было.

— А распространение среди окружающих вас лиц клеветнических измышлений, направленных на опорочивание советской действительности, разве это не контрреволюционные преступления?

— Этого с моей стороны не было.

— Объясните тогда, почему люди из вашего окружения, будучи допрошены в качестве свидетелей, показали, что вы личность антисоветская и занимаетесь антисоветскими разговорами?

— Я не знаю, почему на меня так показывают, но я контрреволюционных действий не совершал.

У сотрудников НКВД не было никаких доказательств контрреволюционной деятельности старосты, лишь только то, что он хлопотал об открытии храма; однако 7 июля ему было предъявлено обвинение, и в тот же день был составлен очередной протокол допроса.

— Намерены вы теперь приступить к даче правдивых показаний о своей контрреволюционной деятельности? — спросил его следователь.

— Контрреволюционной деятельностью я не занимался, — ответил Дмитрий Иванович.

— А распространение антисоветской клеветы и участие в антисоветской церковной группировке, разве это не контрреволюционные действия?

— Этими действиями я не занимался.

— Вам предъявляется постановление об обвинении… Признаёте себя виновным по существу предъявленного постановления?

— Нет, не признаю, так как контрреволюционных действий я не совершал.

Вместе со старостой был арестован член церковного совета Никита Андреевич Сухарев.

Мученик Никита родился в 1876 году в деревне Починки Егорьевского уезда Рязанской губернии в семье крестьян Андрея Кузьмича и Анисии Алексеевны Сухаревых. Никита окончил сельскую школу и работал ткачом на одной из орехово-зуевских фабрик. Ко времени ареста Никита Андреевич по преклонности лет был на пенсии. Он был допрошен в ту же ночь, что и староста.

— Что желаете заявить следствию по поводу вашего ареста? — спросил его следователь.

— Хочу заявить, — сказал Никита Андреевич, — что, возможно, я арестован за хранение церковной литературы, за то, что состоял в церковной общине и принимал активное участие в открытии церкви в городе Орехово-Зуево.

— Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Признаёте себя в этом виновным?

— Я контрреволюционных действий не совершал.

— А распространение среди окружающих вас лиц клеветнических антисоветских измышлений, направленных на опорочивание советской действительности? Разве это не контрреволюционные преступления?

— Я этого никогда не говорил.

— Объясните тогда, почему люди из вашего окружения, будучи допрошены в качестве свидетелей, показали, что вы личность, антисоветски настроенная и ведущая антисоветскую агитацию?

— Я не знаю, почему так про меня показывают, так как я антисоветскими разговорами не занимался.

2 июля 1941 года следователь снова допросил Никиту Андреевича.

— Вы в Москву ездили хлопотать об открытии церкви?

— Да, ездил два раза.

— Вы лично церковный налог с населения собирали?

— Нет, церковный налог я не собирал, а сами верующие приходили и приносили деньги.

— Но вы высказывали при этом контрреволюционные мысли и агитировали за открытие церкви?

— Контрреволюционных действий не было. Только говорил, что в Писании сказано, что настанет время, когда пойдёт сын на отца и дочь на мать.

7 июля 1941 года Никите Андреевичу было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности.

— Признаёте себя виновным по существу предъявленного обвинения? — спросил его следователь.

— Нет, не признаю. Я только выражал своё недовольство невозможностью открыть церковь.

— Следствие ещё раз предлагает продумать своё поведение и на последующих допросах приступить к даче правдивых показаний, — заявил в завершение допроса следователь.

В июле 1941 года немецкие войска стали стремительно продвигаться к Москве, и город был объявлен на военном положении. Следователи, ведшие дела арестованных, отбыли в глубокий тыл, в город Омск, туда же этапом вслед за ними были отправлены и подследственные. Сотрудники НКВД за хлопотами эвакуации не успели допросить в качестве свидетелей секретных осведомителей, и дело оказалось лишённым показаний свидетелей. Дмитрий Иванович и Никита Андреевич были заключены в омскую тюрьму, и с 3 сентября 1941 года круглосуточные изнурительные допросы возобновились.

— Следствию известно, что вы в присутствии Савинова, Бритенкова и других высказывали недовольство советской властью, заявляя, что по конституции разрешается свободное отправление религиозных обрядов, а в действительности этого якобы делать не дают. Признаёте себя в этом виновным? — спросил следователь Никиту Андреевича.

— Такой разговор с моей стороны имел место при следующих обстоятельствах. На одно из заседаний двадцатки в мае 1940 года Бритенков принёс конституцию СССР и зачитал статью о свободном вероисповедании… Когда Бритенков кончил читать, то я сказал: «По конституции-то мы имеем право на свободное вероисповедание, а на самом деле, сколько мы ни хлопочем, у нас ничего не выходит, и церковь нам открыть не дают. Значит, конституция это одно, а на деле советская власть проводит совсем другое». На мои слова никто ничего не ответил, и вскоре мы все разошлись.

— Признаёте ли вы себя виновным в том, что являлись активным участником антисоветской группы церковников, существовавшей в Орехово-Зуевском районе?

— Я являлся участником группы церковников, но антисоветской деятельности наша группа не проводила.

— В чём заключалась практическая деятельность вашей группы?

— Наша деятельность заключалась в том, что мы вели активную агитацию среди жителей города Орехово-Зуево за открытие бездействовавшей там церкви.

— Следствию известно, что в апреле 1941 года вы в присутствии Савинова и других в помещении орехово-зуевской церкви высказывали клевету на советскую власть, заявляя, что при советской власти существует якобы такое же гонение, как во времена Римской империи. В этом вы признаёте себя виновным?

— Такой разговор был у меня с Анной Кулешовой. Она сказала, что нам не дадут открыть церковь, и стала обижаться на это. Я ей ответил, что ещё во времена Римской империи были гонения на христиан и что такое же гонение переживают христиане сейчас, при советской власти. Но, как кончилась Римская империя и восторжествовало христианство, так кончится и теперешнее гонение на христиан. При этом разговоре, как я помню, присутствовал Савинов и ещё кто-то из двадцатки.

— Следствию известно, что председатель вашей двадцатки, Дмитрий Иванович Волков, неоднократно допускал в вашем присутствии антисоветские высказывания. Дайте показания по этому вопросу.

— По этому вопросу я показать ничего не могу, так как антисоветских высказываний я от него не слышал.

На этом допросы Никиты Андреевича были окончены. В тех же числах в омской тюрьме следователи допросили церковного старосту.

— Следствию известно, что церковная двадцатка, председателем которой вы были, проводила активную борьбу по организации выступлений за открытие бездействующей церкви в Орехово-Зуеве. Это вы подтверждаете? — спросил его следователь.

— Я признаю, что наша двадцатка проводила активную борьбу за возобновление службы в бездействовавшей церкви в Орехово-Зуеве.

— С какой целью вы открывали церковь, ведь службы в ней не было?

— Церковь мы открывали для того, чтобы там могла собраться двадцатка. В это же время церковь посещали прихожане.

— Признаёте ли вы себя виновным в том, что являетесь участником антисоветской группы церковников в городе Орехово-Зуево?

— Я был участником группы церковников в городе Орехово-Зуево, но никакой антисоветской деятельности наша группа не проводила.

— Следствию известно, что, кроме активной религиозной пропаганды, вы систематически проводили антисоветскую агитацию. В этом вы признаёте себя виновным?

— Нет. В антисоветской агитации я себя виновным не признаю.

4 сентября 1941 года следствие было закончено, и следователь в обвинительном заключении написал: «Учитывая, что в контрреволюционной деятельности Сухарев и Волков изобличаются оперативными материалами, которые не могут быть использованы в судебном заседании, следственное дело целесообразно направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР».

27 декабря 1941 года Особое Совещание при НКВД приговорило Дмитрия Ивановича Волкова и Никиту Андреевича Сухарева к пяти годам ссылки в Омскую область. Несмотря на приговор к ссылке, они, однако, не были освобождены из тюрьмы. Преклонный возраст, едва переносимые условия этапа, изнурительные круглосуточные допросы, содержание в тюрьме на голодном пайке, да ещё во время войны, когда и солдаты не получали в достатке продуктов, быстро приблизили их смерть. Церковный староста Дмитрий Иванович Волков скончался 4 марта 1942 года в омской тюрьме № 1 и был погребён в безвестной могиле. Член церковной двадцатки Никита Андреевич Сухарев скончался через четыре месяца в той же тюрьме 4 июля 1942 года и также был погребён в безвестной могиле.

Мученики Димитрий и Никита прославлены в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г. Определение Священного Синода от 27 марта 2007 г.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 398−408

Собор Новомучеников и Исповедников Российских