 |
| Православие.Ru | Наталья Прокофьева | 18.02.2017 |
У братской могилы погибших в годы репрессий
15 сентября 1937 года на окраине Сыктывкара была расстреляна группа из 13 человек под условным названием «Священная дружина». В этот день мученическую кончину приняли епископ Вязниковский, викарий Владимирской епархии, Герман (Ряшенцев); епископ Арзамасский, викарий Горьковской епархии, Серапион (Шевалеевский); игумен Иоанникий (Тарара), иеромонах Михаил (Любимов), монахи Иоанн (Смурыгин), Мартемиан (Васильев-Жуков), иерей Стефан Ермолин. Участь духовенства разделили и миряне, среди них Павел Елькин и супруга расстрелянного в 1931 году священника села Вотча Прокопия Шаламова Мария Шаламова.
Спустя десятилетия об этом громком деле стали известны новые факты и. появились новые гипотезы.
О некоторых участниках «Священной дружины»
Владыка Герман
Священномученик Герман (Ряшенцев). Фото из протокола допроса
На иконе епископ Герман (Ряшенцев) изображается во главе Собора новомучеников Коми. Кратко напомним биографию владыки. Родился будущий святой в Тамбове в купеческой семье в 1874 году. Окончил Тамбовскую духовную семинарию и Казанскую духовную академию, которую завершил со степенью кандидата богословия. На первом курсе академии принял монашеский постриг с именем Герман, а на четвёртом году обучения был рукоположен во иеромонаха. В 1919 году хиротонисан во епископа и определён епископом Волоколамским, викарием Московской епархии.
Шесть раз подвергался арестам владыка Герман. Первый раз в феврале 1921 года, через год своего служения на Волоколамской кафедре. Но в апреле был освобождён без права выезда из Москвы. В 1922 году был вновь арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, а в июне 1923-го сослан на два года в Тобольский округ. Освобождён из ссылки в 1925 году и в этом же году вновь арестован с большой группой насельников Свято-Даниловского монастыря. Проходил по делу Патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского). Был сослан на два года в Среднюю Азию. По возвращении из ссылки определён епископом Вязниковским, викарием Владимирской епархии. Епархией не управлял, потому что в этом же году был вновь арестован и осуждён на три года Соловецких концлагерей.
В 1930 году переведён на положение ссыльного. В годы ссылки проживал в городах: Кемь, Котлас, Великий Устюг и в Усть-Куломском районе Коми. В феврале 1933 года получил разрешение на выезд в Арзамас. И в 1934 году был вновь осуждён и приговорён к трём годам ссылки в северный край. Во время ссылки и проживал в селе Кочпон Сыктывдинского района Коми АССР.
Ссыльный епископ исполнял обязанности регента в Свято-Казанском храме села Кочпон. Высокообразованного пастыря заметили прихожане, к нему потянулось ссыльное духовенство, у него искали утешения и поддержки.
Свято-Казанский храм местечка Кочпон в наши дни
НКВД, конечно же, внимательно наблюдало за владыкой Германом и другими ссыльными, проживающими в селе Кочпон. Когда наступил 1937 год и была дана команда усилить борьбу с «врагами народа», чекисты сразу взялись за дело. 24 февраля 1937 года были арестованы епископы Герман (Ряшенцев) и Серапион (Шевалеевский), иеромонах Иоанникий (Тарара), священник Крестовоздвиженской Нижнеконской церкви Стефан Ермолин, бывшая фрейлина Императорского двора Александра Фёдоровна Штоквич (ссыльная), проживавшая в селе Кочпон супруга расстрелянного священника с. Вотча Мария Александровна Шаламова и другие миряне и священнослужители.
13 человек было вполне достаточно, чтобы рапортовать о раскрытии целой контрреволюционной организации. Их, по сути, осудили за человечность, за то, что не оставляли друг друга в беде, помогали как могли. Так, владыка Герман получал средства от родных из Москвы, деньги и посылки ему передавали Московский и Харьковский епископы и верующие. На эти средства владыка Герман помогал выжить всему ссыльному духовенству. Местные жители тоже помогали: приносили ссыльным шерсть для валенок. Удивительным был и тот факт, что лишённые права голоса христиане хлопотали даже об открытии храмов.
Но главной помощью, которую оказывал владыка Герман, были духовные советы, наставления, как жить в нелёгких условиях:
«Я лично считал своим долгом путём личного примера в духовной жизни и исполнения монашеских обязанностей воздействовать на окружающую среду и людей, слабых в вере. Я объединял то ссыльное монашество, которое приходило ко мне. Как епископ, считал своим долгом оказать им моральную поддержку в условиях ссылки, помочь им сохранить свой облик..»
Однако следователи нашли массу «доказательств» злонамеренности арестованных. В конфискованных письмах было обнаружено и название организации — «Священная дружина». Напрасно владыка Герман доказывал, что речь в письмах к епископам шла о священной дружине иноков: духовенство советовало владыке Герману не организовывать священных дружин, то есть не совершать постригов в монашество. Переписка завязалась из-за желания Марии Шаламовой принять монашеский постриг. Но, учитывая настоящие условия церковной действительности, владыка Герман рекомендовал одиноким женщинам подражать подвижницам «института первохристианских диаконисс», то есть вести аскетическую жизнь, совершая под руководством духовного отца определённое монашеское правило.
Как ни пытались чекисты, они не смогли заставить владыку оговорить кого-либо:
«Виновным себя в предъявленном обвинении не признаю. Ссыльное духовенство Сыктывкара, правда, группировалось вокруг меня, но не для антисоветской работы, а исключительно в религиозных целях и в силу моих религиозных убеждений. Собиралось же духовенство только как любители духовного пения, для чего при Кочпонской церкви был организован кружок любителей церковного пения..»
Измученного трёхмесячными допросами владыку Германа постановили расстрелять.
Мария Шаламова
Отец Прокопий и Мария Шаламовы
Выше мы упомянули о том, что переписка владыки Германа с епископами началась из-за желания Марии Шаламовой принять монашеский постриг. Прокомментируем эту ситуацию. v
Сайт «Православие.ру» уже рассказывал о трагической судьбе священника села Вотча отца Прокопия Шаламова. После его расстрела на окраине Сыктывкара, в местечке Дырнос дор, его супруга, Мария Шаламова, переселилась в село Кочпон. Нелегко представить себе её состояние после гибели мужа. Впрочем, вот как она сама о том времени рассказывает в письме архиепископу Николаю:
«В селе Вотче вверенной вам епархии в церкви Рождества Богородицы с 1897 года мой покойный супруг, ныне скончавшийся, или, вернее, лишённый жизни за славное имя Христово в 1931 году в узах темницы, был священником этого прихода. В течение 33 лет я вместе с ним несла все невзгоды и радости приходской жизни, стараясь быть не только спутницей, супругой жизни, но и сотрудницей всей его пастырской деятельности. При последнем предсмертном свидании с моим супругом в темнице о. Прокопий, так было имя ему, ещё раз подтвердил и укрепил волю мою в прежде избранном мною пути следования за Христом. Это своё желание и благословение он подкрепил и ныне, я верю, подкрепляет своими молитвами и предстательством перед Богом. С первого же момента после его смерти, когда горечь утраты ещё была свежа в моей душе, я стала проводить в жизнь всё то, о чём я дала внутренний обет перед Богом, — стала служить всем невольным узникам Христовым, находящимся в нашем крае, от своих имений и от трудов рук своих. Милостивый Господь, Источник всякого добра, помогал мне всем потребным. Так во смирении и терпении и до сего дня тщусь быть полезной всем нуждающимся. Молитва и пребывание в храме Господнем сделались необходимой потребностью моей души..»
Вот эта-то мечта супруги священника принять после трагической гибели мужа монашество и решила судьбу матушки Марии:
«Мысль о монашестве, возникшая в моей душе ещё накануне брака, всё сильнее и сильнее крепла в моей душе, а ныне явилась неотложной потребностью моего сердца. Поэтому-то я смиренно и припадаю к Вашим архипастырским стопам, раскрывая перед Вашим просвещённым взором тайники своей души, чтобы получить от Вас молитвенное архипастырское благословение на начало нового монашеского пути».
О своём намерении принять монашество Мария писала и к архиепископу Великоустюжскому Питириму:
«Ежедневное пребывание в храме Божием, деятельное участие во всех службах, совершающихся в нём, непосредственное соприкосновение со многими иночествующими, пребывающими в нашем городе, посильное подражание их жизни и моё стремление к одинокой жизни ещё от юного возраста и обычай нашей русской древности принимать монашество перед смертию окончательно пленило мою душу непреодолимым желанием вступить в дружину иноков..»
Письмо это было рассмотрено следователями НКВД как желание Шаламовой вступить в контрреволюционную группу «Священная дружина».
Благие помыслы матушки Марии мы читаем уже в искажённом виде в ордере на её арест от 23 февраля 1937 года:
«Жена расстрелянного священника, проживающая в с. Кочпон, ул. Колхозная, 11, на протяжении ряда лет имеет связь с ссыльным духовенством, систематически проводит, организует антисоветскую деятельность, устраивает нелегальные сборища членов группы у себя на квартире. По поручению актива группы выполняет роль связиста с контрреволюционными элементами — церковниками Сыктывкарского, Сысольского и других районов и епископом Великоустюжским Питиримом, для чего в 1936 году специально выезжала в Устюг и вышеупомянутые районы».
В приговоре к расстрелу от 13 сентября 1937 года говорится:
«Жена священника, расстрелянного за контрреволюционную деятельность, являлась активной участницей контрреволюционной фашистской группы церковников, именовавшейся „Священная дружина“. Занималась сбором средств для оказания материальной помощи ссыльным духовникам, среди населения распространяла контрреволюционные клеветнические измышления о положении колхозников».
Дети супругов Шаламовых потом попытаются выяснить судьбу своей матери, бесследно исчезнувшей в 1937 году. На одну из дочерей Марии из-за этого будет даже заведено наблюдательное дело.
Мученик Павел Елькин
Павел Елькин в нижнем ряду (крайний справа). Фото из архива Свято-Казанского храма
Традиционной для средневекового агиографического канона оказалась и жизнь другого «члена» «Священной дружины» — Павла Елькина, канонизированного Русской Православной Церковью. Многие составители жизнеописания мученика Павла нередко проводят параллели с житием апостола Павла, из гонителей христиан ставшего ревностным распространителем слова Спасителя.
Павел Елькин родился в селе Шошка Вологодской губернии (ныне Республика Коми). Семья была многодетной, и Павла взял к себе на воспитание дед, проживавший в городе Усть-Сысольск (до революции так назывался Сыктывкар). Павел окончил приходскую школу. Некоторое время даже жил в Петербурге, а вернувшись на родину, работал на заводе. Был одним из активных участников установления советской власти в Коми. С 1918 года являлся членом ВКП (б).
Преображение Павла произошло под влиянием истинных носителей Святого Духа. Ведь проживал он в селе Кочпон рядом с храмом, где собирались для совместной молитвы ссыльные архиереи, священнослужители, высокообразованные миряне. Большая роль в обращении Павла принадлежала его супруге, которая была одно время старостой Кочпонского храма и познакомила своего мужа с ссыльным епископом Германом (Ряшенцевым). Это знакомство Павла с истинным пастырем Христовым привело к тому, что бывший активный коммунист уверовал и принял мученическую смерть за Христа вместе со своим духовным отцом епископом Германом и другими христианами.
Кочпон
Дом мученика Павла Елькина в местечке Кочпон
В местечке Кочпон города Сыктывкара до сих пор ещё стоит невредимым дом, который принадлежал Павлу Елькину. Местный краевед Николай Ивасишин вызвался показать нам дом святого.
— Я знал, что дом Павла Елькина находится в этом ряду, но точно никто не мог этого подтвердить, — рассказывает Николай Иванович. — И вот Господь так устроил, что приехали в наш храм родственники новомученика из села Корткерос крестить внучку, они-то и показали дом, в котором жил Павел Елькин.
Он оказался на берегу реки, в паре сотен метров от Свято-Казанского храма, представляет собой традиционную большую северную необшитую бревенчатую избу. Сейчас дому более 100 лет, он незаселен и слегка покосился — но видно, что нынешние владельцы иногда сюда приезжают.
— Возможно, летом родные будут использовать этот дом как дачу, — выражает надежду Николай Иванович, — места здесь красивые, старинные, рядом река и храм.
Икона священномученика Германа и мученика Павла в Кочпонском храме
Мы расспросили Николая Ивасишина и об истории Кочпона.
Во времена описываемых нами событий (1937 год) местечко Кочпон представляло собой село и по документам значилось населённым пунктом Сыктывдинского района Коми АССР. Сегодня Кочпон — это пригород Сыктывкара, где переплелись старина и новейшая история.
А история Кочпона оказалась неразрывно связанной с историей Свято-Казанского храма.
— Для строительства храма было выбрано очень красивое место, — рассказывает краевед, — откуда ни посмотришь — всюду виден храм, расположенный на высоком холме. В XVII веке жители села Кочпон попросили власти, чтобы им разрешили построить деревянную церковь. А летом 1901 года случился сильный пожар, в результате которого выгорело почти всё село — 90 домов, в том числе и старинный деревянный храм XVII века.
Но было явлено Божие чудо: на пепелище сгоревшей церкви оказалась нетронутой огнём большая храмовая Казанская икона Божией Матери. В настоящее время этот образ прославлен многочисленными чудесами и знамениями.
Всего за пять лет жители сумели построить новый деревянный храм, и в 1906 году он был уже освящён.
— Если вдуматься, то за пять лет без подъёмных механизмов, без бензопил, молотками и топорами люди построили храм, немаленький даже по сегодняшним меркам, — отмечает Николай Ивасишин.
Оказалось, что в годы гонений на Церковь кочпонский Казанский храм был единственным не принадлежавшим обновленцам, не осквернённым безбожными властями, а через некоторое время оказался и единственным действующим в Коми АССР. В 1937 году Казанский храм стал центром жизни для всех верующих, в том числе для проживающих в Кочпоне ссыльных священнослужителей и мирян.
Где в Кочпоне жили епископ Герман (Ряшенцев) и Мария Шаламова? (Гипотеза)
Улица Колхозная в Сыктывкаре
В деле «Священной дружины» указаны и кочпонские адреса владыки Германа (Ряшенцева): улица Колхозная, 5 — и Марии Шаламовой: улица Колхозная, 11. Но старожилы не помнят того времени, когда одна из улиц Кочпона носила такое название. Не принёс результатов и поход в Национальный музей Коми. Улица Колхозная действительно есть, но находится она в Сыктывкаре, в районе городского аэропорта. Пройдя вдоль Колхозной, мы встретили здесь много столетних домов и по стечению обстоятельств нашли дома-старожилы под номерами 12 и 10, а вот на месте, где могли находиться дома № 11 и № 5, построены сегодня современные здания.
— Такие адресные данные мог записать человек и по незнанию. Ведь Кочпон не имел в то время определённых границ, — объясняет Николай Ивасишин спорный момент.
Место расстрела (Гипотеза)
Вид на Дырнос дор
Сегодня доподлинно неизвестно и место расстрела «Священной дружины». Но из дальнейшего повествования станет понятным, почему всё-таки мы обращаем наше внимание на Дырнос дор, имеющий печальную известность места расправ над христианскими мучениками.
Каким помнят это место сыктывкарские жители, рассказала педагог Раиса Дмитриевна Морозова:
— Дырнос дор — удивительно живописное место. Здесь течёт река Дырнос, славящаяся своей чистой прозрачной водой, в которой можно было наблюдать игру рыб. Мы охотно купались здесь, полоскали бельё и, можно сказать, в детстве всё лето проводили здесь. Недалеко от предполагаемого места расстрела «Священной дружины» находится и старое Тентюковское кладбище.
Старое кладбище
На месте предполагаемого захоронения Священной дружины
— Отправляться зимой на кладбище — это плохая идея, — так выговаривала мне Раиса Дмитриевна Морозова, которая со своим супругом Николаем Алексеевичем Морозовым уже много лет ухаживает за могилами убиенных в годы репрессий священнослужителей и мирян на старом кладбище в местечке Тентюково Сыктывкара. Но всё же в один из субботних дней отправляемся с супругами Морозовыми на Тентюковский погост.
Опасения Раисы Дмитриевны по поводу того, что зимой попасть на кладбище будет невозможно, оказались напрасными — мы не просто шли по широкой дороге к могилам, но ещё и имели возможность спокойно побеседовать.
— Вероятно, недавно были похороны, так как здесь проехало сразу несколько автомашин, — объяснил Николай Алексеевич.
— Это кладбище родовое у нас, — поясняет Раиса Дмитриевна. — Ранее эти угодья принадлежали моему деду Петру Титову, который завещал устроить здесь кладбище, и сам он похоронен здесь же.
За разговорами подходим к ограде Морозовых. Сначала Раиса Дмитриевна и Николай Алексеевич зажигают свечи на могилах родственников, а потом подходят к безымянному кресту, также располагавшемуся в их оградке:
— Рядом с нашими родными похоронены и репрессированные. Семья у нас была большая, и моя мама Анна Моисеевна сдавала половину нашего дома под линейный узел связи, где работало и много репрессированных. А когда они умирали от тяжести жизни, их трупы складывали в сенях нашего дома, маме же давали помощника и подводу, и они занимались их погребением. По рассказам мамы, хоронили в разных местах, но в основном в нашей ограде, рядом с могилами родственников. Сколько здесь похоронено людей — шесть или восемь, не могу точно сказать.
А совсем рядом расположены могилы расстрелянных в годы репрессий священнослужителей и мирян. Пройти рядом с заваленными снегом деревьями и памятниками невозможно, и тогда Николай Алексеевич скидывает куртку и начинает лопатой расчищать дорогу.
До могил новомучеников зимой добраться непросто
Раиса Дмитриевна, воспользовавшись нашей кратковременной остановкой, рассказывает тем временем историю захоронений.
— Приблизительно 16 лет назад мы встретились здесь на кладбище с нашей бывшей соседкой Тамарой. Женщина стояла у безымянных могил, а потом подошла к нам и сказала: «Я вам хочу показать две могилки, за которыми ухаживать мне наказала моя крёстная, Александра Ивановна. Но по состоянию здоровья теперь я не могу часто бывать на кладбище и хочу передать просьбу своей крёстной вам».
В тот памятный день Тамара Пантелеймоновна поведала Морозовым, что в одной из рядом расположенных безымянных могил похоронены священнослужители, а в другой — верующие миряне. Отсюда появилась гипотеза о том, что это и есть место захоронения «Священной дружины». Об этом было написано в православной газете «Эском» («Вера»). А к могилам стали приезжать заинтересованные люди со всей России.
— Раньше эти захоронения были отмечены двумя столбиками с маленькими крестами на них. Потом эти столбики сгнили, — вздыхает Раиса Дмитриевна, — и мы установили здесь металлический и деревянный кресты, которые подобрали здесь же, на кладбище. Отметить это место памятником или памятным знаком у нас с мужем средств нет. Подходит уже время и нам передать просьбу Александры Ивановны ухаживать за могилами новым преемникам в этом благом деле сохранения памяти о новомучениках российских, — признаётся Раиса Дмитриевна.
Главный свидетель
Тамара Пантелеймоновна
Главного свидетеля по делу о безымянных могилах на Тентюковском погосте отыскать в Сыктывкаре оказалось несложно. Нашу встречу с племянницей Александры Ивановны (той самой, которая завещала ухаживать за могилами) Тамарой Пантелеймоновной мне устроили супруги Морозовы. Моя собеседница недавно отметила своё 70-летие. Как выяснилось, долгие годы она проработала в Национальной библиотеке Коми. Может быть, ещё и поэтому Тамара Пантелеймоновна в начале нашей встречи попросила меня писать только о том, чему она действительно была сама свидетелем или слышала из уст своей крёстной Александры Ивановны.
— Обидно сегодня видеть, как образ родного мне человека — крёстной и моей тёти Александры Дёминой — постепенно обрастает разными мифами, новыми фактами биографии, а ведь я единственный на сегодняшний день близкий ей человек, который может рассказать, что в действительности произошло, — начинает Тамара Пантелеймоновна свой неторопливый рассказ.
Крёстная Александра
Александра Дёмина (в чёрном)
Вместе с моей собеседницей рассматриваем старинные фотографии из семейных альбомов.
— Вот это и есть Александра Ивановна Дёмина (Титова), моя крёстная! — показывает на множество сохранившихся фотографий крёстной.
Но на всех фото Александра запечатлена одинаково: всегда в чёрном одеянии, строга и сосредоточенна даже во время минут отдыха и встреч с родными.
— В тот момент, с которого я начинаю помнить крёстную, она уже была глубоко верующей женщиной, — продолжаем беседовать с Тамарой Пантелеймоновной.
Но к вере Александру Ивановну привели трагические обстоятельства её жизни. В эпидемию дифтерии друг за другом умерли её юная дочь и девятимесячный внук, рано ушёл из жизни и супруг самой Александры. Она говорила о себе: «40 лет я уже живу вдовой».
Скорбя и тоскуя по близким людям, Александра уверовала, основным её занятием в Тентюково (сначала села, а потом района Сыктывкара) стало чтение Псалтири по усопшим, а свой дом женщина превратила со временем в молельню.
— Иконы были во всех комнатах, она нередко совершала паломнические поездки, в том числе и в Киев, где жили её родные, и привозила оттуда иконы, — вспоминает Тамара Пантелеймоновна. — Все иконы были переданы после смерти крёстной в Свято-Казанский храм местечка Кочпон, прихожанкой которого она и являлась. Дорога в Кочпонский храм из села Тентюково была долгой, тогда ведь автобусы не ходили, нужно было подниматься засветло. Иногда крёстная ночевала в Кочпоне у верующих.
— Тамара Пантелеймоновна, одно из православных изданий сообщало, что у Александры Ивановны жил в доме ссыльный епископ Арзамасский Серапион (Шевалеевский), также проходивший по делу «Священной дружины» и расстрелянный в 1937 году. Это верная информация? — интересуюсь я.
— Если бы владыка Серапион здесь жил, мне бы это было известно, — твёрдо заявляет моя собеседница. — Ведь я каждый день приходила к крёстной в гости. У неё действительно жили ссыльные. Помню монахиню Пелагею из Краснодара вместе с сестрой, ещё у тёти одно время жила Анна Фоминична Лебедева, учительница русского и немецкого языков, сосланная из Риги после расстрела мужа. Но вот что мне действительно известно и о чём крёстная сама мне говорила, так это то, что под своим домом она прятала облачения заключённых священнослужителей.
— Ваша крёстная Александра Ивановна участвовала в похоронах убиенных священнослужителей и верующих мирян?
— Александра Ивановна хоронила расстрелянных, и в этом ей помогали тентюковские жители. Крёстная часто водила меня на кладбище и показывала два рядом расположенных безымянных захоронения, а однажды сказала: «Когда я не смогу ухаживать за этими могилами, они останутся на твоём попечении». Я не помню, чтобы крёстная называла мне имена погребённых здесь людей, она показала только, где похоронены священнослужители, а где — миряне, добавив: «Вот, не забывай ухаживать!»
Александра Дёмина (крайняя слева) с внуками и своей мамой
— Александра Ивановна не говорила, что здесь похоронены люди, которые в один день были расстреляны? — задаю я следующий вопрос.
— Нет, такого она не говорила.
Можно сегодня только предполагать, что Александра Ивановна как активная прихожанка Казанского храма в 1937 году лично знала епископа Германа (Ряшенцева) и других ссыльных священнослужителей. Одно из известных сегодня мест расстрелов христиан — местечко Дырнос дор — и Тентюковское кладбище с предполагаемой могилой новомучеников «Священной дружины» расположены совсем рядом друг с другом. Поэтому и возникло мнение, что место казни христиан и их последнего приюта могут находиться в непосредственной близости друг от друга, чтобы поверить в то, что дело погребения христиан могла совершить женщина, тайно, пусть и с помощью жителей Тентюково.
После всего услышанного так и хотелось сказать: «Бесстрашная Александра» — непреклонная, ничего и никого, кроме Бога, не боявшаяся и пользующаяся огромным уважением среди жителей Тентюково. Даже когда ревностную христианку хотели раскулачить только за то, что свой дом она обшила деревом, за неё вступились земляки и отстояли её.
Александра Ивановна Дёмина умерла, не дожив нескольких месяцев до своего 93-летия, и была похоронена на том же Тентюковском погосте, рядом со своими родными и недалеко от безымянных могил российских новомучеников, память о которых она сохранила для потомков — для нас.
