Разочарованный десакрализованный мир

Священник Стивен (Стефан) Фриман служит настоятелем православного прихода во имя святой Анны города Окридж (штат Теннесси, США), относящегося к юрисдикции Православной Церкви Америки. Он является автором книги «Вездесущий: христианство в одноэтажной вселенной» и многочисленных статей, пользующихся большой популярностью среди православных жителей США и других стран. Отец Стивен — создатель любимого многими англоязычными христианами православного блога «Glory to God for All Things» («Слава Богу за всё»). Ниже предлагаем одну из недавних статей этого автора.

Зеркало. Художник: Владимир Киреев

Миру, в котором мы живём, весьма подходит определение разочарованного и десакрализованного (автор употребляет слово disenchanted, которое, в зависимости от контекста, можно перевести как «разочарованный», «десакрализованный», «расколдованный», «утративший чувство волшебства и сказочности», — Прим. Перев.). Впервые оно было использовано немецким социологом Максом Вебером, чтобы описать определённую сторону современного мира — отсутствие священного. Если люди, жившие в более ранние эпохи и принадлежавшие другим культурам, воспринимали (каждый народ — по-своему) окружавший их мир как наполненный Божественной силой, то для нас окружающий мир инертен. В нём ничего нет.

Несомненно, «десакрализованный мир» во многом породил современный атеизм. Когда люди говорят, что не веруют в Бога, они, скорее всего, имеют в виду своё восприятие окружающего мира как мира, лишённого волшебства. То же самое описывает и Джон Р.Р. Толкиен, говоря о конце существования «Средиземья» — центрального континента его вымышленной вселенной. Эльфы «уходят на Запад», оставляя мир Средиземья. Эпоха эльфов подходит к концу, и начинается эра людей. Здесь есть некий намёк на то, что с уходом эльфов уходит и мир чудес и волшебства. Опасность теперь будет исходить от воли и деяний людей, а не от «больших тёмных сил».

Конечно, это всего лишь волшебная сказка Толкиена, но в ней слышится эхо того мира, которым было окружено его поколение. Как и Клайв С. Льюис, Толкиен был ветераном Первой мировой, во время которой солдаты впервые столкнулись с кошмарами и ужасами современной войны. На полях сражений той войны гибли сотни тысяч солдат, иногда число погибших переваливало за миллион, что поражало даже генералов. И с наступлением этих страшных событий вся та невинность, сохранявшаяся у многих до войны, просто исчезла.

Процесс десакрализации мира продолжается до сих пор. И если для Толкиена уход эльфов всё ещё имеет мифическую форму, то для нас любые мифические образы уже давно исчезли вместе с волшебством. Вспоминаю, как однажды я гулял по лесу со своими маленькими детьми. Мы набрели на небольшую поляну, по периметру заросшую грибами. Стоило мне назвать её «поляной фей», как моя дочка-третьеклассница быстро перебила меня: «Но ведь феи не существуют!» Я упал духом, поняв, что в свои девять лет моя дочь уже утратила сказочное восприятие мира.

Как разочарованные христиане, утратившие чувство священного, будут относиться к миру, который сам по себе есть таинство? Для большинства протестантов таинства Церкви уже давно потеряли силу, умалились до формальных упоминаний о христианских теологуменах. Протестанты вкушают хлеб и вспоминают Тайную вечерю, крестят в знак послушания — но ничего не происходит. Мир не только утратил свою таинственную силу, но для некоторых из них он и должен быть таковым — десакрализованным.

Даже в Католической церкви в наше время было предпринято множество попыток сделать таинства более «уместными» и «понятными», т. е. менее сакрализованными. Латинская месса как средоточие демократичности, лишённая «чуждых» Таинств и «сложных» обрядов, хоть и утверждает демократию, но преуспевает лишь в уничтожении самой себя. К несчастью, в демократию сегодня верит каждый — вот только в Бога поверить не может. Очевидно, многие опечалены таким развитием событий и считают предпринимаемые попытки катастрофой. Но вред, похоже, уже нанесён. Может ли мир, однажды десакрализованный, вновь стать исполненным чудес?

Я думаю над этим подолгу и напряжённо, гораздо чаще, чем хотелось бы. Будучи православным священником, я нахожусь в «сказочном» алтаре посреди красоты православной литургической жизни. Но эльфы покинули мой мир много лет назад. И хотя я нахожусь здесь, моё мировосприятие сильно повреждено десакрализованностью эпохи. Но, как и многие другие, я продолжаю стоять и смотреть, ловя мимолётное видение эльфийского следа.

Я смотрю на этот утративший волшебство тварный мир (а теперь нам приходится бороться за то, чтобы называть его тварным!) и напоминаю себе о его истинном существовании. Этот сотворённый Богом мир отнюдь не случаен. Он имеет порядок и смысл, структуру и слаженность. Наш мир, которому я дивлюсь, базируется на таких тонких параметрах, что малейшее их изменение превратило бы всё в не более чем кипящую глыбу или вообще в ничто. Всё продолжает существовать только потому, что существует в точности таким образом! И этот факт содержит в себе отблеск чуда — если, конечно, у вас не десакрализованный ум современного ребёнка.

Христианское же свидетельство состоит в том, что Сам «антропный принцип» мироздания стал Человеком и говорил с нами. Само чудо мира вочеловечилось. И Этот Человек преломил хлеб и сказал: «Сие есть Тело Моё».

Я часто думаю, что десакрализованное восприятие современного человека не связано с тем, что он видит, но целиком и полностью связано с мифом о десакрализации. Современный человек видит Евхаристический хлеб так же, как его видели «не разочарованные» апостолы. Разница состоит в том, что апостолам было сказано, что этот хлеб — небесный, и они уверовали. Нынешний человек видит тот же самый небесный хлеб и сомневается, полагая, что истинный «чудесный» хлеб должен выглядеть как-то иначе. Но в реальности он выглядит, как обычный.

Как же должен выглядеть таинственный хлеб Евхаристии — Тело Христово? Должен ли он парить в воздухе или мерцать и искриться неземным светом? Должно ли его вкушение немедленно приносить тепло Божественной силы, разливающееся по всем клеткам разочарованного тела?

Святитель Филарет Московский хорошо описал истинное чудо:

«Творческое слово (Божие) есть как адамантовый мост, на котором поставлены и стоят твари, под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного своего ничтожества».

Каждый существующий элемент творения мерцает своим бытием, являя истинное чудо одним лишь своим существованием. И если Единственный истинно Сущий возглашает, что этот Хлеб «есть Тело Моё», то иначе быть просто не может. Десакрализация мира, утрата ощущения его чудесности, есть духовная неспособность увидеть истинность бытия. Чудо разменяли на скуку, а мистическое превратили в земное.

Современное поле битвы — не в наших глазах, а в наших сердцах. Неприятие чуда очерствляет наши сердца, разрушая способность к благодарению. Как говорил отец Александр Шмеман: «Всякий, кто способен благодарить, достоин спастись». Очевидно, обратное утверждение тоже верно. Благодарность, Евхаристия (само слово «евхаристия» означает «благодарение») ежесекундно является истинным осмыслением вселенной и её связи с Богом. Основой же всякого благодарения является дивная укрепляющая благодать Божия. Духовенство выполняет своё предназначение, когда громко возглашает: «Возблагодарим Господа Бога нашего!»

Перевёл с английского Дмитрий Лапа

http://www.pravoslavie.ru/100 194.html