 |
| Православие.Ru | Людмила Селенская | 13.01.2017 |
Кристиан Крог. Норвегия. Конец XIX в.
Люди иногда пишут письма самому себе. Чтобы вспомнил человек через 10−20 лет, как жил, чем дышал. Письма в будущее.
А мне хочется написать письмо себе в прошлое. Я его, к сожалению, никогда уже не прочитаю. Но изобилие на мамском форуме таких мам, какой я была 17 лет назад, впечатляет. Всё чаще стали появляться темы: «Не справляюсь», «Всё надоело», «Помогите выйти из депрессии» или простое и лаконичное «Помогите!!!»
Иногда ситуация выглядит действительно непростой и не может быть решена без участия духовника и больших усилий всех, в ней оказавшихся. Но иногда оказывается, что, помимо сложностей реальных, выдумывается себе дополнительная проблема, как коза в еврейском анекдоте. Такой проблемой может быть кружок. Или школа на другом конце города. Или развоз детей по развивашкам. Форумчане бросаются на помощь уставшей маме, а она рассказывает, от чего именно устала и с чем именно не справляется. И нередко последней соломинкой, сломавшей спину верблюду, оказывается невозможность доставлять старшую дочь в танцевальную студию три раза в неделю или необходимость возить сына в школу на другой конец города. Оказывается, что есть школа и поближе, но не такая хорошая, а к танцам нет такого уж яркого таланта. Тяжелее всего мамам-перфекционисткам. Если в «прошлой», незамужней жизни они болели от несимметрично расставленной обуви, то теперь им приходится привыкать к несимметрично поставленным двойкам в дневнике, не говоря уже о квартире, превращённой разновозрастными малявками в территорию для квеста.
Особое место среди мамских проблем занимает недосып. Если он переходит в хронический, жди беды. Там уже и депрессия на подходе, и здоровье сыпется, не говоря уже о взаимоотношениях с мужем и детьми.
Теперь я искренне не понимаю маму, которая третий месяц жёстко не высыпается, но непременно гладит по ночам или закрывает кабачки, купает младенца каждый вечер и любой ценой обеспечивает ему собственноручно натёртый прикорм.
Семнадцать лет назад я верила, что земля меня поглотит, если я что-то упущу в воспитании двух мальчишек-погодков.
Идя дорожкой, не мной проторенной, я купала двоих детей в возрасте полугода и почти двух лет каждый вечер, готовила на один раз кабачки в кастрюльке, тушила крохотные котлетки, тёрла полезные морковки, выжимала гомеопатические количества соков марлечкой и ежедневно выгуливала старшего непоседу и младшего весельчака. Дети периодически болели и так же периодически выздоравливали, хорошо развивались, их щёчки округлялись, привес неуклонно рос, ладушками и сорокой-белобокой овладевали в срок, а мне хотелось загреметь в больницу с лёгким, а лучше ложным, диагнозом и выспаться. Я так долго и интенсивно мечтала об этом, что чётко видела картину: вот лежу я в палате. Все беспокоятся, ходят на процедуры, следят за температурой и пьют лекарства. А я сплю, сплю, сплю, и никто меня не будит, никто по мне не прыгает, не надо никому готовить смесь и тушить кабачки, переодевать, уговаривать, мыть попу, мыть посуду… Из грёз меня вырывает истошный крик младшенького, которому старшенький кинул на голову погремушку. Я медленно соображаю, где я и кому требуется моя срочная помощь. Недосып стал жёстким. Всё дело в биологических часах, как оказалось. Часы мои так настроились на двух малявок, что меня клонит ко сну в 9 часов, как раз, когда я их укладываю. Но я не могу позволить себе заснуть в 9 вечера. Потому что в 11 придёт с работы муж и увидит результаты моих трудов по насыщению населения отдельно взятой однокомнатной квартиры с тараканами. Гора посуды напоминает Гималаи. В течение дня, как ни бейся, мне не удаётся даже чашку помыть, и я кидаю в раковину всё, что успела испачкать, в самой непредсказуемой последовательности. Если из середины горы вырвать один фрагмент, она обрушится, и падение её будет великим. Дети угнездились в своих кроватках и сопят, а я насильно разлепляю себе веки и бреду на кухню, по дороге задевая дверь и опрокинув горшок. Аккуратно вынимаю гору из раковины, ставлю на пол и ничинаю мыть. Детское надо мыть особым, тщательным способом, вытирать детским полотенцем и ставить на детскую полку. Потом мою взрослое, потом кастрюли, потом сковородки. И тут я вспоминаю, что с обеда ничего не ела. А на обед у меня, как всегда, кофе с пряником. Я закидываю на сковородку партию котлет, достаю из холодильника макароны. Даже микроволновки у нас нет, да и куда ставить её на шестиметровой кухне. На месте, куда теоретически могла бы встать микроволновка, фактически стоит компьютер, уже тогда старомодный, что-то типа 486-го. И не смейтесь! На нём была. сделана? написана? смоделирована? диссертация мужа. В те редкие вечера, что он бывал дома, он работал на монстре, который всё время ломался и терял данные. Если мне нужно было открыть холодильник, я просила мужа встать, открывала дверцу, а потом опять просила встать, чтоб закрыть.
Итак, ужин на столе, муж может смело приходить. Хозяюшка всё приготовила, героически вымыла посуду и ждёт его, что разделить трапезу и услышать все новости, и рассказать, как старший нашёл старый кусок хлеба под диваном и накормил младшего, как попросил две баранки, чтобы поделиться с беззубым братом, как… прилетали… эти, как их… синички… и клевали…
Я сама клюю носом и понимаю, что если немедленно не лягу, то опять захочу в больницу. Я накладываю щедрую порцию котлет с макаронами в глубокую тарелку и иду, а точнее ползу по направлению к комнате. Спать! Спать!
В эту минуту я слышу, как ключ поворачивается в замке. Муж пришёл! Щёки у него румяные с мороза. Он садится есть, а я рассказываю, расспрашиваю, вспоминаю долгий день, наполненный супчиками, слюнявчиками, ушибами, тарелочками, бутылочками, книжками, погремушками, комбинезончиками, варежками, кабачками, морковками, тряпками, ванночками, соплюшками, подгузниками, слезами и улыбками. А день мужа наполнен исследованиями, отчётами, формулами, переговорами, кафедрами, поиском и исправлением ошибок, потерянными и восстановленными данными и, конечно, голодом. Проголодался он так, что ужин исчезает, словно и не дымился тут ещё три минуты назад. Мы пьём чай, а потом устало не ложимся даже, а валимся спать. Я мгновенно засыпаю, чтобы через полчаса проснуться с ясным пониманием, что я снова не усну до 4−5 утра. Последние три месяца я сплю именно так. Куда мне деться со своей бессонницей, от которой ломит виски? Начну ворочаться — перебужу весь дом. Я тихонько прокрадываюсь на кухню. Сесть на кухне можно только на табурет. Я бы многое отдала за уютное кресло, а уж о второй комнате можно только мечтать. Устраиваюсь удобно, как могу, на табуретке. Я похудела, и сидеть мне жёстковато. Всю жизнь мечтала похудеть, и вот мечты сбываются, но не радуют. Круги под глазами и поредевшие волосы, собранные в пучок, меня не красят. Фотографии этого периода я называю «Мы из Чернобыля». Меня никто не узнаёт, и даже думают, что я — это моя мама.
Я читаю. Погружаюсь в мир Шмелёва, перечитываю классиков, а также новенькое, что смогла купить или занять. Сначала интересно, но потом я тихо сползаю с табуретки. Нет сил на ней сидеть! А сна тоже ещё нет. Ни сон, ни бодрствование, а какая-то вялая пульсация, обрывки мыслей. Ложусь в постель и засыпаю. Только я начинаю проваливаться в сон, только отпускает головная боль, как просыпается младший. Ему уже полгода, но он продолжает питаться 8 раз в сутки. Восьмиразовое питание остаётся его привилегией до года, а об учебниках по малышеводству он не слышал и чихать на них хотел. Я знаю, что тянуть бесполезно, он разорётся и разбудит старшего. Быстро готовлю смесь, кормлю жадного птенчика. Конечно, хорошо бы кормить самой лет до двух, но что делать, если молоко у меня пропало от стресса и усталости, и не было ни сил, ни опыта, чтобы за него бороться. Проваливаюсь в сон. Но ненадолго. Просыпается старший. Ему скоро два, большой мальчик, но всё не хватает ему мамы, особенно по ночам. Кормиться ему не надо, он просто хочет к маме под бочок, просто хочет обнять меня. Прочитала в идиотском журнале идиотскую статью, что спать ребёнку с мамой — неэтично и негигиенично. Для меня тогдашней век интернета ещё не наступил, и я верила по привычке печатному слову, прочитанному то здесь, то там. Глобальная ошибка номер два, даже скажем так: ОШИБКА НОМЕР ДВА заключалась в том, что я не клала к себе в постель малышей. Если бы я могла вернуться в то время, я бы спала на двуспальном диване с ними с двумя, под каждым бочком по ребёнку, а не пыталась бы укачать, утрясти крошек в кроватках. О дальнейших ошибках можно и не говорить. На этих двух ошибках — отсутствии отдыха и совместного сна — зиждутся, как на китах, все наши дальнейшие проблемы. Какое это имеет значение? Значение для семьи, отношений с мужем и детьми? Духовное значение, в конце концов?
Значение оказалось намного серьёзней, чем я могла себе представить. Я надорвалась. А потом надорвала детей.
В погоне за витаминами, домашней едой, непременными ежевечерними купаниями, гулянием, с бесконечным пребыванием на кухне, без выходных, без перерывов, даже без попытки переосмыслить свою жизнь, нажив себе бессонницу, я впала в депрессию, в уныние и искренне считала, что такая жизнь — это и есть мой крест, и несла я его обречённо. И иногда мне хотелось умереть. Слишком дорого пришлось расплачиваться за желание быть мамой-отличницей.
Я многое изменила в своей жизни с третьим и четвёртыми детьми. Я поняла, что не должна быть заложником стереотипов. Что должна рассчитывать свои силы. Что должна считаться с собой, с особенностями и возможностями своей психики и своего организма. С третьим я гладила реже, а с четвёртым — лишь однажды. Перед роддомом. И с тех пор даже не знаю, где у меня живёт утюг. Третьего я купала через день, а четвёртого раз в неделю. И что удивительно, патронажная сестра сказала мне, что теперь ежедневные водные процедуры не считаются обязательными. Я сама об этом догадалась. Я спокойно клала малыша в свою постель, не боясь страшных микробов, гнездящихся в складках маминой простыни и наволочки. Я готовила один обед на всех в мультиварке, а когда пришло время прикормов, тушила овощи малышу, когда у меня были силы и желание, но на всякий случай у меня был запас всевозможных баночек, обнаружив который, мой старший сын решил, что я готовлюсь к зомби-апокалипсису. Ребёнок был переведён на общий стол в самый короткий срок за 18 лет моего родительства. Я перестала переживать о непоздравленных к празднику учителях, о новогодних открытках, об ответном приглашении друзей старших, о том, что подумает обо мне подружка, увидев пыльный ковёр в гостиной. Я простила себя за то, что у меня мало сил в 41 год, и за то, что в сутках у меня всего 24 часа, 8 из которых я привыкла спать. Я ложилась спать, когда мне это требовалось, и оставляла ужин мужу и старшим в мультиварке. Я на многое стала смотреть сквозь пальцы и сильно снизила планки. Нужды и оценки старших потеряли для меня мировое значение, и я стала поощрять немыслимую раньше самостоятельность, умерила их аппетиты и постепенно стала приучать их больше рассчитывать на себя, а не на меня.
Я согласна быть нерадивой, неуспевающей, ленивой мамой. Чего я точно хочу избежать — это быть надорвавшейся, депрессивной мамой, которая мечтает попасть в больницу. Кстати, я туда попала. И теперь берегу и лелею себя. Ради детей.
Оглядываясь назад, я понимаю, что все дети были посланы нам в самое правильное, идеальное время. А то, что мы жили на пределе, а иногда и за пределом своих возможностей, далеко не всегда было продиктовано обстоятельствами и реальными нуждами. Человек, умеющий держаться на воде, но не умеющий по-настоящему плавать, часто допускает такую ошибку: ноги у него тонут, и он плывёт как бы стоя, выбиваясь из сил, преодолевая сопротивление толщи воды. Необходимо научиться ложиться на воду. В таком положении он сможет плыть долго и намного быстрее. Я долго плыла «стоя» и думала, что вот это и есть плавание. Мне нужно было научиться расставлять приоритеты и меньше погружаться в хозяйство. Нужно было доходчивей просить мужа о помощи и не пытаться справиться со всеми проблемами самой. Нужно было хотя бы три раза в неделю ложиться рано, с детьми. Я искренне считала, что мать маленького ребёнка не имеет права на отдых, и в то же время мечтала об отдыхе постоянно. Я почти не бывала в храме и не понимала, как можно пойти на исповедь без подготовки. Однажды духовный отец, увидев меня в толпе прихожан, просто заставил меня исповедаться, неготовую, заплаканную, отупевшую от усталости, и спас меня от депрессии. То, что я редко ходила в храм и ещё реже исповедовалась, было третьим китом, на котором я нагромоздила себе проблемы, которых можно было избежать.
Следующий кит — воспитание. Вспоминаются слова отца, которые меня поразили в школьные годы. «Легче учиться на пятёрки, чем на тройки». Я долго над этим думала. Потом поняла: делать всё вовремя и не запускать учёбу легче, чем навёрстывать упущенное. То же и с детьми: если сразу взять верный курс, многих проблем можно избежать. С неизбалованными, послушными детьми матери в сто раз легче, чем с «мучителями» и манипуляторами, которые диктуют родителям свою волю. Но это отдельная огромная тема, и затрагивать сейчас я её не буду.
Я давно наблюдаю за мамочкой одиннадцати детей на форуме и пришла к выводу, что она плывёт грамотно, экономно расходуя силы, находя время на музыку, чтение и развитие детей, больших и маленьких, не унывая и не надрываясь, поддерживая захлёбывающихся мамочек, глотнувших воды, забывших технику дыхания. Сразу видно: у неё хороший тренер, а она способная и послушная ученица.
