Священномученик Вениамин (Воскресенский), епископ Романовский, викарий Ярославской Епархии

Священномученик Вениамин (в миру Василий Константинович Воскресенский) родился 15 января 1871 года в селе Переславцево Угличского уезда Ярославской губернии в семье священника. Отец Константин был одарён большими музыкальными способностями, такими же способностями оказались одарёнными и пятеро его сыновей — все они были регентами училищных хоров, а один из них регентом архиерейского хора. В 1877 году отец Константин основал в селе начальную школу, которая за отсутствием помещения расположилась в его доме; учительницей в ней стала его супруга, Александра Васильевна.

Первоначальное образование Василий получил в Ростовском духовном училище. С 1886 по 1892 год он учился в Ярославской Духовной семинарии, а с 1892-го — в Московской Духовной академии, которую и завершил в 1896 году. В 1898 году Василий Константинович был назначен помощником инспектора в Кутаисскую Духовную семинарию; здесь он преподавал русскую литературу и историю. В 1901 году его перевели в Тифлисскую Духовную семинарию. Оказавшись в Тифлисе, Василий Константинович сумел пополнить своё музыкальное образование, закончив Тифлисское Императорское музыкальное училище по классу теории музыки. В 1908 году он был переведён в Вятскую Духовную семинарию, а через год — в Вологодскую. В 1911 году Василий Константинович был назначен преподавателем Священного Писания и руководителем семинарского хора в Ярославской Духовной семинарии. В то время в среде духовенства Ярославской епархии возникла идея собирать капиталы на учреждение стипендии для студентов семинарии, чтобы бедность и недостаток средств не могли быть препятствием к получению образования; идея нашла многих сторонников и стала успешно осуществляться. Преподаватель Воскресенский принял деятельное участие в этом и стал активным жертвователем.

Имея большие музыкальные дарования и прекрасную профессиональную подготовку, Василий Константинович принял горячее участие в развернувшейся в те годы в церковной прессе полемике — состоять ли хору из профессиональных певцов, стремиться ли к церковным напевам унифицированными для всех храмов Русской Православной Церкви или оставаться местным различиям в напевах, как имеющим немалую самостоятельную ценность, так как в них зачастую запечатлелись благочестие и молитвенный настрой наших предков в большей степени.

Василий Константинович писал по этому поводу: «„Правильны“ напевы древних, также „правильно“ пение и позднейших творцов. Местные напевы не „уклонение“, не „искажение“ правильных печатных напевов; они такое же самостоятельное, местно-народное творчество, имеющее одинаковое право на существование, как и творчество древних… Как нередко в убогом деревенском храме, в глуши, у старца-дьячка приходится слышать порой мелодию, которая отдаёт такой далью времени, такой девственной простотой, такой силой чувства, на которые не променяешь иной самой модной нотной мелодии нашего времени. Не попала такая мелодия в печатную книгу случайно, только потому, что её никто не подслушал из тех людей, которые печатают книги».

Но самой важной и существенной для Василия Константиновича в церковном пении была сторона религиозная. «Религиозная цель, — писал он, — самая главная в церковно-богослужебном пении. Религиозная цель — первая и последняя цель всего совершающегося в храме. Народ стоит и, как эхо, вторит несущимся мелодиям или же мысленно, безмолвно следит за ними и как бы складывает их где-то в душе своей, собирая запас церковных песен. С годами накапливается этот запас, образуя в конце концов знающих по памяти всё общеупотребительное церковное пение. С раннего детства слышались эти мелодии, из года в год повторялись они, врезались в слух, в память. Из совокупности распевавшихся мелодий, вместе с чтением, со всем церковным распорядком, с внешней обстановкой создаётся годами и глубоко запечатлевается в сознании, в душе соответственный религиозно-церковный уклад представлений, образов, чувств, настроений, но где всё на своём месте, всё в стройном порядке, где давно проложены как бы хорошо проторенные тропинки, ведущие душу к небу, к Богу».

С проведением глубоких общественно-политических, но малопонятных крестьянам реформ, с началом войны 1914 года перед народом стало возникать всё больше проблем, которые требовали объяснения, и прежде всего с точки зрения религиозной, нравственной. В 1915 году архиепископ Ярославский Агафангел (Преображенский) организовал при Ярославской кафедре проповеднический кружок, в который были приглашены наиболее авторитетные и талантливые пастыри-проповедники, преподаватели семинарии, и среди других Василий Константинович. На участниках кружка лежала обязанность произносить проповеди за богослужениями в различных храмах епархии.

В 1916 году Василий Константинович был назначен членом издательского отдела епархиального просветительского Братства святителя Димитрия, а в начале 1917 года он был приглашён принять участие в разработке проекта нового устава Братства. Помимо организации церковного хора в семинарии Василий Константинович организовал церковный хор у себя на родине в селе Переславцево.

После закрытия семинарии во время безбожных гонений в 1918 году Василий Константинович стал работать в общеобразовательной школе в городе Ярославле. В 1919 году собрание духовенства и мирян Ярославской епархии выбрало его в члены Епархиального Совета.

4 июня 1921 года съезд духовенства и мирян Тутаевского уезда избрал Василия Константиновича кандидатом на кафедру епископа Тутаевского. В 1921 году Василий Константинович был пострижен в мантию с именем Вениамин и хиротонисан во епископа Тутаевского, викария Ярославской епархии, став одним из ближайших помощников митрополита Агафангела. Тутаевская паства во владыке Вениамине обрела одного из ревностнейших архиереев, который своим истовым богослужением, праведной жизнью, дарами проповеди и рассуждения привлёк к себе сердца многих верующих: они увидели в нём не столько церковного администратора, сколько самоотверженного подвижника, подобного древним архипастырям-христианам. Впрочем, это было довольно обычным явлением для двадцатых годов, когда Русская Православная Церковь гонениями стала очищаться от недостойных и малодушных людей и архипастырями становились истинные служители Христовы, восприявшие впоследствии с архипастырством и мученичество.

В июне 1922 года ОГПУ арестовало митрополита Ярославского Агафангела в надежде, что вся власть церковная перейдёт к обновленцам, но православное духовенство Ярославской епархии обратилось с письмом к епископу Вениамину, в котором писало, что в отсутствие митрополита Агафангела главой Православной Церкви в епархии признают только его. Вслед за этим, летом того же года, епископ Вениамин был арестован. 15 октября 1922 года состоялось собрание духовенства и мирян Ярославля, в котором приняло участие около трёх тысяч человек. Собрание заявило о своей верности православию, об отвержении обновленческого ВЦУ и постановило признавать правящим епископом владыку Вениамина. Епископ Вениамин находился в это время в тюрьме, и власти попытались обвинить его в организации собрания, но доказать это они не смогли. Владыка был обвинён в использовании религиозных предрассудков масс с целью свержения рабоче-крестьянской власти и приговорён к семи годам заключения, но в связи с 5-летним юбилеем советской власти срок заключения был сокращён, и в 1926 году епископ был освобождён и вернулся к служению. Посещая часто сельские приходы Тутаевского уезда, он везде произносил проповеди. Для усиления проповеднической деятельности, в которой теперь за отсутствием школ и сосредоточивалось всё церковное просвещение, он брал с собой наиболее одарённых проповедников-священников. ОГПУ через многочисленных осведомителей вело наблюдение за епископом, накапливало материалы и готовилось его арестовать.

Характеризуя Владыку, сотрудники ОГПУ писали о нём:

«Хороший оратор. Выступает часто с проповедями, в которых использует всякий удобный случай для антисоветской агитации. Так 1 января 1926 года в проповеди о Царстве Божием в церкви Власия в Ярославле коснулся гражданского права, называя всякую власть насилием… Настоящее же правительство насилует совесть, что также было и в царское время.

16 января в той же церкви за всенощной в проповеди высказался, что никакая революция без Христа не будет сильна и всякая власть сначала старается о собственном благополучии, а потом только уже думает о благе народа. И вообще вся речь носила погромный характер, с целью возбуждения верующих против безбожной власти. Молящихся было много, так как вообще на его богослужения стекаются верующие.

Проезжая по Ярославскому уезду, Вениамин в феврале в селе Давыдково в течение трёх дней совершал богослужения, при которых церковь была полна народом; выступая в проповедях, он не упустил случая пуститься в критику мероприятий советской власти, сопоставив Церковь, как оплот нравственности, с клубами, где детей приучают к разврату… Население восторгалось его проповедями, относясь к нему как к божеству, сравнивая его с мучениками, в связи с его прежней судимостью.

В результате гастролей Вениамина в Рыбинск, где он также выступал с проповедями, в Ярославский отдел ОГПУ в мае месяце поступило заявление от Спасской автономной общины о недопущении вторичного приезда в Рыбинск Вениамина, так как он своими проповедями будоражит верующих, натравливая одно течение на другое, и подрывает авторитет обновленчества как со стороны религиозной, так и со стороны гражданской — прозрачными намёками на благосклонное отношение власти к обновленчеству, что уже имеет политический характер. И вообще на всём протяжении церковной деятельности епископа Вениамина красной нитью проходит его борьба с советской властью на религиозном поприще, в которой через проповеди он твёрдо проводит свою линию едкой критики мероприятий советской власти в религиозном вопросе, с целью возбуждения умов верующих. Свою борьбу по этому вопросу он даже не особенно старается скрыть, заявляя официально, что советскую власть признаёт, «кроме религиозной политики».

11 июня в городе Пошехонье-Володарске, в местном соборе, во время всенощной епископ Вениамин произнёс проповедь, носившую погромный характер. Содержание проповеди сводилось к резкой критике коммунистической партии, внедряющей неверие в широкие массы населения. Делая в ней ссылки на учёных… которые твёрдо верили и признавали Бога, и противопоставляя их коммунистической партии, называл членов последней межеумками и неучами, позволяющими себе отрицать Бога и за это навлекающими страдания на себя и на всех окружающих.

12 июня в местном соборе города Пошехонье-Володарска епископом Вениамином совершалась служба при участии местного городского духовенства, а также и духовенства окрестных сёл. Всего участвовало в богослужении около 10 попов и 4 диакона. Во время богослужения архиерейский диакон на возгласах поминал царя, а именно: «Господи, силою Твоею да возвеселится царь и о спасении Твоём возрадуется зело». Присутствовало значительное число молящихся, по большей части из среды мещанства, кулачества, чиновничества, несколько рабочих и порядочное количество технических работников учреждений.

По окончании обедни епископ Вениамин обратился к народу с проповедью, произведшей на присутствующих, в особенности на женщин, очень большое впечатление, допускал в таковой антисоветскую агитацию, так как убеждал не верить «этим безбожникам, что нет Церкви, Церковь внутри нас. Будьте стойки за веру православную, не верьте этим глупцам, ибо учение их есть еретическое и приведёт к гибели нашу страну..»

Во время пребывания епископа Вениамина в Пошехонье-Володарске 12 июня днём ему был устроен почётный обед в местной гостинице, на котором присутствовало всё духовенство Пошехонье-Володарска, несколько священников из уезда, а также члены церковноприходских советов городских церквей.

Перед обедом епископу Вениамину была преподнесена икона Святой Троицы и 150 рублей денег от соборной общины. Здесь с приветствием Вениамину выступил бывший преподаватель Ярославской Духовной семинарии Торопов.

В своей ответной речи на приветствие Вениамин сравнил современное положение страны с Содомом и Гоморрой, говоря, что «безбожники ведут всех нас к гибели, но если найдётся всё же незначительное число праведников, то возможно избежать гибели…»".

Вечером 12 июня 1927 года епископ Вениамин был арестован и заключён в тюрьму в Ярославле. Следователь ОГПУ потребовал от епископа, чтобы тот рассказал о своих поездках по уезду, а также какого содержания проповеди он произносил в храмах и что он может ответить на разного рода свидетельства против него, которые имеются в распоряжении ОГПУ.

Владыка ответил: «Я примерно в апреле решил поехать в города Рыбинск, Пошехонье-Володарск и Мологу с целью совершения там праздничных богослужений. В город Рыбинск я прибыл 10 июня 1927 года и в тот же день выехал в город Пошехонье-Володарск и вечером 11 июня служил всенощную, во время которой говорил проповедь о научном просвещении, что полнота научного просвещения ведёт к вере, а к неверию ведёт недостаток такового просвещения… Никаких выпадов во время моей проповеди против советской власти и против партии ВКП (б) я не делал. После обедни в соборе 12 июня я указал как на печальное явление, что часть публики предпочла базар церковной молитве, и обратился к молящимся с призывом хранить праздники, а для труда употреблять шесть дней, данных Богом, напоминая о древнем еврейском пророке, который обличал еврейский народ за нарушение суббот. Пророк за эти нарушения предсказал гибель еврейского народа. Я сказал, что нарушение праздников грозит и нам такой же опасностью. Обращался с призывом хранить церковные уставы, в частности, говорил о постах, о религиозном воспитании детей, как основе нравственности, призывал все браки совершать с церковным благословением, обличал разводы.

Современное неверие между прочими причинами держится не оттого, что люди стали более сознательными, а наоборот, недостаточной сознательностью. В этом вопросе я СССР из всех стран вообще не выделял, и об упадке культуры в советской стране я не говорил. Распятие Христа, совершившееся две тысячи лет тому назад, продолжается всё время, от первых дней и до сего времени, и будет продолжаться до конца мира, и борьба антихриста со Христом также шла, идёт и будет идти. Выражения, что теперь антихристы создали гонение на Церковь, я не употреблял. Я говорил: «Борьба антихриста, то поднимающаяся, то падающая, в нашу эпоху ХХ столетия вновь усиливается». Я борюсь с неверием, среди неверующих есть люди и власти, следовательно, в этой части моя борьба, конечно, касается и их, но они не являются специальным объектом моей борьбы, а сливаются со всей массой неверующих, и в этой массе моя борьба касается их не как представителей власти, а как частных людей. И поэтому я никогда не считал, что борюсь против советской власти как власти".

10 июля 1927 года следствие было завершено, и его материалы отправлены для принятия окончательного решения в ОГПУ в Москву, которое передало дело на рассмотрение тройки при Секретном Отделе ОГПУ. 23 сентября 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Вениамина к трём годам ссылки в Казахстан. Епископ Вениамин был выслан в город Джамбейт Уральской области. Впоследствии он был переведён в город Каратюбе в той же области. Находясь в ссылке, епископ активно поддерживал письменные связи со священниками викариатства и с верующими. Как часто бывает при испытании общенародном, начались разделения среди духовенства и среди верующих, основанные зачастую на личных пристрастиях. Такое разделение произошло и в Тутаеве в 1926 году. Весной, в день празднования Вознесения Господня, есть обычай в Тутаеве совершать общегородской крестный ход. Духовенство и приходы с иконами и хоругвями пошли с крестными ходами по городу; конечным пунктом была по обычаю Покровская церковь. Но настоятель её на этот раз не вышел и не встретил крестного хода.

Епископ Вениамин, служа в Тутаеве, распорядился, чтобы вечерние службы в храмах начинали не в пять часов вечера, а в шесть, чтобы рабочий и торговый люд, кончавший работать в пять часов, мог попасть в церковь, но настоятель Покровской церкви отказался выполнить и это распоряжение епископа, вместо аргументов сказав лишь: «Мы так привыкли». Когда в 1928 году начались смущения, связанные с опубликованием декларации митрополита Сергия (Страгородского), то священник Покровского храма отделился от митрополита Сергия и призвал к тому же других.

Епископ Вениамин, разъясняя пастве своё отношение к этому поступку священника и свою позицию относительно декларации, писал из ссылки: «Церковь имеет каноны. Каноны говорят: нельзя Предстоятеля Церкви судить без суда Церкви. Если его пока нет, то пребудь в терпении и уповании, и чаянии грядущего суда; он будет или через Собор, или, по невозможности его, через консенсус, какой состоялся об обновленцах. Митрополит Агафангел, находясь в преддверии смерти, не решился выступить с судом (отделение означает именно суд) без суда Церкви. Я тоже не решаюсь и боюсь. Я повинуюсь митрополиту Сергию. Это не означает, что я соглашаюсь с декларацией… Я с ней не соглашаюсь, я против неё, я осуждаю её. Я не „мирюсь“ и не „соглашаюсь“ с митрополитом Сергием и считаю его виновным, а просто повинуюсь. Я хочу быть послушным Церкви и её канону: без суда не суди. Я боюсь выступить с судом без суда Церкви. Кто поступает лучше — предоставляю решить церковному сознанию».

Отовсюду приходили известия о закрытии храмов и об арестах священнослужителей. Становилось до очевидности ясно, что враг Христов поставил целью своей уничтожить самое христианство на русской земле. В предчувствии этого страшного будущего владыка писал своим духовным детям в Тутаев: «Поздравляю с праздником Рождества Христова! Вероятно, недолго уже нам пребывать с ликами и песнями в блеске света и риз златых в храмах Божиих. Горячее будем петь и молиться Рождённому Младенцу в эти, быть может, последние дни наших храмов». «Теснее собирайтесь под знамя храма Христова в святые дни Рождественских праздников, как на войне собираются под знамёна армии в решительные моменты. Враг Христа наступает яростно на крепости Его — храмы Его».

16 октября 1928 года скончался в Ярославле митрополит Агафангел (Преображенский), при котором за богослужением поминалось только имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и правящего архиерея, как протест против несовместимых с церковными принципами, с точки зрения ярославского духовенства, положений митрополита Сергия, изложенных в декларации, но при этом митрополит Агафангел и его викарии заявляли, что от митрополита Сергия не отделяются и нового церковного центра не создают

На погребение митрополита Агафангела прибыл архиепископ Павел (Борисовский), назначенный митрополитом Сергием, временно исполняющим обязанности управляющего Ярославской епархией. На первом же богослужении он стал поминать митрополита Сергия, что смутило ярославское духовенство и паству, которые уже выступили не только против архиепископа Павла, но и викария Ярославской епархии архиепископа Варлаама (Ряшенцева), не возразившего против такого порядка вещей. Ярославская епархия вновь оказалась на грани раскола.

16 ноября 1928 года епископ Вениамин писал по этому поводу протоиерею Николаю Розову: «Итак, как при митрополите Агафангеле, так и теперь, по идеологии и практике Ярославской епархии, митрополит Сергий является при митрополите Петре уполномоченным представителем высшей церковной власти. Митрополит Сергий — законная власть. Если архиепископ Павел, им поставленный в Ярославль, законный епархиальный епископ, то поминание его как такового канонически обязательно.

В ином положении сам митрополит Сергий. Он является представителем высшей церковной власти де-факто, но не де-юре. Де-юре высшая церковная власть у нас митрополит Пётр, двух высших властей де-юре нет. Канонически обязательно поминание митрополита Петра. О поминании помощника его канон молчит, на этом молчании основывается моральное право не поминать митрополита Сергия.

Отказывающийся поминать архиепископа Павла не может сделать этого просто явочным порядком у себя на квартире, единолично. Таковой должен мотивировать пред предлежащим церковным органом своё прекращение поминания архиепископа Павла, объявить его вину. Вина должна быть выявлена и судима установленным органом. Это первый способ. При наличном отсутствии такого органа должен быть второй способ, который предуказан на подобный случай 4 правилом I Вселенского Собора (по вопросу об избрании епископа). Чтобы отделиться от архиепископа Павла вне такого порядка, надо отделиться и от митрополита Сергия. Отделиться от митрополита Сергия весьма не просто, отделение от митрополита Сергия должно быть также закономерно. Производящий такое отделение по своему личному почину и суду действует по анархическому своеволию, не соответствующему природе Церкви, как и по провинциально-обывательской беспринципности. Нарушающий органическую стройность Церкви, «где вся благообразно и по чину да бывает» перед Богом, Церковью и совестью, таковой подлежит обвинению…

Патриарх Тихон разрешил одно время не называть его имени на церковных возглашениях. Это — «икономия», допустимая и к митрополиту Сергию. Поминание митрополита Сергия не обязательно канонически, но можно сказать, что при признании его, — морально обязательно. Но если имя его временно связывается с Декларацией, бесславящей Церковь, и поэтому вызывает смущение, то допустимо непоминание его по «икономии».

Так я понимаю дело о митрополите Сергии. Здесь мы не отделялись от него и всё время не прекращали его поминовения. Декларацию я считаю пятном, запятнавшим нашу Церковь и причинившим ущерб славе Православной Церкви. Когда вышла Декларация, раздались протесты, показавшие, что Церковь, в отношении Декларации, не с митрополитом Сергием. Только очень малая часть одобрила его акт, но не вся Церковь, сохранившая своё прежнее православное лицо. Но после такого акта можно ли защищать митрополита Сергия? Здесь по канону мы требуем отделения от виновного. Но можно ли утверждать, что Декларация содержит в себе ересь? Наша Церковь об этом ещё не сказала ни слова. Наблюдается по этому предмету разделение: одни одобряют или не находят ничего особенного, другие порицают, приравнивая в отдельных случаях акт митрополита Сергия к ереси, к измене Православию. Такое разнообразие суждений свидетельствует о недостатке ясности в понимании и определении подлинного качества Декларации. В большинстве взглядов Декларация составляет грех не в области догмата, а в области морали. Декларация не ересь, а скорее духовно-нравственное преступление. Но совершенства нет на земле, нет власти, которая бы не грешила. Грешит и человек власти, один более, другой менее. Но этот грех не уничтожает власти и не составляет фактора, лишающего её носителя права быть членом Церкви. Поэтому и митрополита Сергия терпеть можно, в особенности по обстоятельствам времени, в особенности при отсутствии ясного общего голоса Церкви о подлинной духовной природе его акта, каковой взгляд быстро сложился в Церкви, например, об обновленчестве. Когда сможет высказаться такой ясный голос Церкви, тогда и последует общее суждение…

Будь Собор — несомненно, митрополит Сергий, лишённый доверия, «был бы заменён» другим, но, можно с уверенностью думать, не лишён бы был церковного общения. Нет оснований исключать его из церковного общения и теперь, а значит, нет основания совершать отделение. Так как Собора нет, то можно, по крайней мере пока, допустить его и как представителя власти — здесь может иметь место церковная «икономия». Не отделение, а скорее допустима отставка митрополита Сергия, но по обстоятельству времени нет структурной возможности произвести такую «отставку», и поэтому икономия Церкви говорит о продолжении пребывания митрополита Сергия в звании носителя власти…"

Вопрос об отношении к митрополиту Сергию продолжал и далее волновать духовенство Ярославской епархии, и владыка Вениамин написал протоиерею Александру Кудрявцеву: «Должен помянуть Митрополита Агафангела добрым словом — за выступление против митрополита Сергия, наложившего пятно на славу нашей Православной Церкви своей Декларацией. С некоторого времени митрополит Агафангел снова воссоединился с митрополитом Сергием — это шаг большой мудрости и мира — мира не с Декларацией, а с Заместителем. Митрополит сознавал, что в Церкви всё должно быть свято. Митрополит Сергий нарушил святость, наш Митрополит протестовал. Отделившись же, сам поступил вопреки канонам. Он увидел это и не устыдился перед всеми признаться. В этом он проявил большое смирение и послушание Церкви и Её канонам. По одной причине Церковь разрешает отделяться — в случае ереси Епископа, осуждённой Святыми Соборами. Чтобы отделиться от митрополита Сергия, надо приравнять Декларацию к этой ереси. Кто будет приравнивать? Каждый, кому покажется, что это ересь? Так нельзя. Ведь ужели каждая романовская тётушка может быть богословом или канонистом? Должен быть общий голос Церкви относительно Декларации. Такого общего голоса Церкви не имеем. Идёт наоборот — разнообразие суждений. Господь правит Церковью. Он не попустит падения Церкви. Наш долг — с упованием и смирением ожидать с терпением общего суда и голоса Церкви о митрополите Сергии и не нарушать церковного единства и мира. От нашего смирения, терпения и ожидания не умалится православие нашей веры. Проходили иногда десятилетия, пока выяснялся церковный вопрос. Не станем спешить и мы, от поспешности произойдут распри и разделения, а радоваться им будет третий. Поминание архиепископа Павла, если он останется, — канонически обязательно, как поминание митрополита Петра. Поминание митрополита Сергия канонически не обязательно. О молитве за него может быть речь только по моральным основаниям…»

Из епархии к владыке всё время приходили скорбные известия о закрытии храмов, так что и целые города с тысячами православных людей оказывались лишёнными богослужения.

1 декабря 1928 года епископ Вениамин писал в Пошехонье-Володарск: «Приношу Вам благодарность за Ваши заботы о моих нуждах. Благослови Господь Ваше милосердие к живущему на чужбине человеку.

Вы пишите, что жить без церкви скучно. Да, печаль постигла вас, православных людей. Но сделали ли вы что-нибудь для получения храма? Двух вам не возвратят, но может быть небезнадёжно получение одного. Обращаться с бумажным заявлением бесполезно. Испробуйте личную делегацию из двух человек сначала в Ярославль, а потом и в Москву. Общими силами соберите деньжонок на дорогу; пожертвуйте своим временем, трудом и посильными средствами и просите себе один храм. У вас — три: просите себе один из них. Если правительство не будет соглашаться ни на один храм, просите разрешения устроить молитвенный дом. Сектанты совершают явно враждебные действия против государства: не исполняют воинской повинности и в своём учении проповедуют против воинской повинности, и всё же им разрешают иметь молитвенные дома. Просите и вы. Что такое молитвенный дом? Найдите частное помещение, приспособьте его для храма. Пусть будет он небольшой. Можно помириться и с небольшим. Лишь бы была православная служба. Можно приспособить не только дом, но и сарай. Древние христиане приспосабливали ещё худшие помещения: подземные каменоломни. Если вам разрешат, то можно сделать и лучше. Приобретите лесу и постройте простой барак — он и явится у вас церковью. Надо хлопотать. Один раз не поможет, через некоторое время хлопочите в другой раз. Потрудитесь для Церкви и своего города. Без церкви отвыкните от Церкви. А пока — хоть изредка посещайте соседние приходы. Все требы, таинства, молебны, панихиды, исповедь, Св. Причастие по возможности совершайте у соседних православных священников. К обновленцам не ходите. Они только носят облачения и одеяния священнические, но они не священники. Незаконная жена с виду совершенно одинакова с законной. Однако, большая разница: одна — законная и благословенная Богом супруга, другая — простая сожительница и блудница, а вовсе не жена. Ребёнок крещённый и не крещённый с виду одинаковы, однако между тем и другим огромная разница: один — христианин, облагодатствованный Богом Духом Святым, другой — безбожник, язычник, лишённый освящения Духа Святаго. Так и обновленцы. С виду у них и ряса, и риза, и служат так же. Но по существу огромная разница: православный священник имеет благодать священства, обновленец — пустой, ничего не имеет, он не священник.

Храни вас всех Бог!

Епископ Вениамин".

Почитая долгом архиерея высказать свою церковную точку зрения, как он понимает возникшие перед Русской Православной Церковью вопросы, требующие церковного разрешения, епископ Вениамин направил 16 июня 1929 года на квартиру благочинного протоиерея Флегонта Понгильского письмо для архиепископа Павла. Протоиерей Флегонт передал письмо архиепископу.

Епископ Вениамин писал:

«3/16 июня, 1929 год.

Высокопреосвященнейший владыко Павел.

Немало писал я и старался о том, чтобы оказать влияние, по моему личному сознанию и долгу епископа, на неправильное отношение Ярославцев к митрополиту Сергию и к Вам, посланному от него на Ярославскую кафедру Архиепископу. Правильным отношением я считал и считаю — осуждение Декларации с Синодом, и при всём этом — церковное единение с митрополитом Сергием. Отделение от митрополита Сергия без церковно-формального суда Церкви, или без явно выраженного общего голоса Церкви, или без увольнения митрополита Сергия нашим Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром — отделение по своему частному разумению и почину — я считаю каноническим беззаконием и самосудом. До суда — или Собором, или общим голосом Церкви, или митрополитом Петром, митрополит Сергий — законный заместитель и, как бы ни порицалась его Декларация, церковное единение с ним не должно быть порвано. Относительно Вас, как Ярославского архиепископа, не избранного, но назначенного, причастного к Декларации и Синоду, я приводил в письмах мысль, что при всём каноническом и церковно-конструктивном наклоне к избранию, назначение Вас на должность не может составить канонического прецедента к отделению Ярославцев от Сергия и от Вас.

Наиболее главным стояло в моих письмах единение с митрополитом Сергием. Пока здесь только одно решение, перерешения не должно быть при наличных, не сформировавшихся для того условиях.

Ваш вопрос — уже второй вопрос по юридическому составу и по степени церковной важности. Решение его допускает, по юридической несостоятельности своей, и перерешения. Настойчивое и прямолинейное проведение Вашего назначения не исключает возможности и Вашего возвращения или удаления закономерным путём. Ваше явление не составляет положения незыблемости. Ваше положение поддаётся теоретическому выравниванию в сторону практического соглашения. Ваше положение опирается не на теоретическую основу «но сильны за истину» (2 Кор. 13, 8), а на практическую церковно-историческую «допустимость и возможность», потому что в них всегда была некоторая нечистота — нарушение канона, которое Церковь терпела и перетерпевала, но, страдая, переносила. В положении подобного перетерпевания оказалась с Вами и Церковь Ярославская. В Вашем появлении была некоторая каноническая нечистота. Вы шли в окружении, подходящем более для мира, нежели для церковной атмосферы. А поэтому в своём утверждении на Ярославской кафедре морально не должны были проявить всей той энергии, которая содержится в каноне. В Церкви даже правда творит «лобзание» с миром и истина идёт навстречу с «милостью». Церковь щадит несовершенство и немощь человека. Идеальные истины и правды тяжелы для него, и Она растворяет их «миром» и «милостью». За Вами не было полной — ни «истины», ни «правды», поэтому, и тем более, Вы должны были встать на путь лобзания с «милостью» и «миром». Но Вы пошли с жезлом, жезлом пробивая себе путь. Есть случаи в Церкви, когда пастырь и должен действовать жезлом: пример «Златоуста» нашего — св. Филиппа и др. Но тот жезл указан для сосудов скудельных. Ярославцы при встрече с Вами не представляли из себя такого «скудельного сосуда», их желание было законно и духовно чисто — иметь своим пастырем уже знаемого, уже близкого отроду, уже полюбленного пастыря. Пославший Вас и Вы шли приказывая, требуя, вымогая, скрыто принуждая, подкрепляя своё продвижение к цели стуком жезла, едва не оказывая насилия. Но не в дали, среди вас, чувствуется и оно. Оно не от Вас, но за Вами, оно подкрепляет Вас, а Вы опираетесь на него. Это всем видно — видно, несомненно, и Вам. Эта сила чуждая для Церкви; сила — опора меча — извращение природы Церкви. Вы это знаете. Православное сознание никогда не захочет примириться с мечом, оно переносит его действие тяжело, обидно, мучительно. Как можете быть спокойны и дерзновенны? Поймите Ярославцев, так тяжело и скорбно переживающих Вас. Какими обстоятельствами вызывается и требуется Ваше настойчивое продвижение на Ярославскую кафедру? Вы не можете указать таких обстоятельств церковных, ибо их нет. Вы от мирских расчётов, не от Христовых. Сложившиеся обстоятельства указывают, наоборот, в пользу Вашего добровольного отказа от взятого курса «во что бы то ни стало». Волнение ярославского верующего общества угрожало крупным и печальным последствием — перерывом общения с митрополитом Сергием, тем более недавно уже пережитым и окончательно ещё не изжитым (архиепископ Серафим). Для «встречи» и «лобызания с миром и милостью», во имя ценного для Церкви единения с первым епископом, во имя мира Вы должны были отказаться от стука жезла, но Вы не вняли ни опасности, угрожающей Ярославской Церкви, не присмотрелись к канонической неустойчивости вашей позиции, пренебрегли духом того принуждения, каковым было Ваше утверждение в Ярославле. Но насилие — свойство, принадлежащее греховному «миру сему». Дух принуждения не свойствен Церкви — царству любви, мира и свободы, про него сказано: «не знаете, какого вы духа». Как мало гармонирует этот дух с теми образами, под которыми нередко выставляется в слове Божием пастырское служение: «отец, пастырь, жених». Участие современной «обер-прокуратуры» наложило свои сильные краски.

Вы шли и пришли; в конце концов, Вас приняли. Возможно, было бы и неприятие, оно некоторыми чертами и намечалось. Но послушание пересилило противные настроения. Скажем: так и должно было бы быть. Прибытие с конвоирами имело место в Церкви не раз, и не у нас только. Церкви это хорошо известно и памятно. Она страдала, скорбела, но мирилась и переносила. И Церковь Ярославская смирилась. Ваше прибытие не вышло пока за пределы церковной терпимости.

Вы остались, но должны вдуматься в психологию ярославских настроений и некоторых резких выступлений, которые вошли в длительный и болезненный процесс Вашего утверждения в Ярославле.

Что побудило Ярославцев сопротивляться Вам? Вы лично. Нет, не потому, что в Вас не было личных достоинств. Нет — первые же впечатления там были благоприятны. Потому ли Ярославцы отрицательно отнеслись к Вашему появлению, что затронуто было мирское самолюбие их, не удовлетворено было их желание? Может быть, некоторая уязвлённость чувства и была — все люди. Но объяснение одним самолюбием было бы обывательским объяснением. Причины оппозиции Вам были иного, далеко не обывательского рода, они глубже. Не впервые в Русской Церкви, да и вообще в Церкви, присылались епископы по назначению, не справляясь с местными желаниями, иногда и наперекор им. Не исключением была и та административная настойчивость, тот курс «во что бы то ни стало», который взят был в занятии Вами кафедры. Пересылал назначенных Патриарх Тихон, назначал митрополит Пётр, назначал и митрополит Сергий. До 1927 года все эти назначения принимались повсюду мирно, покойно, с полным послушанием пославшему. Между главой и телом Церкви, между первосвященниками и Церковью было полное единение веры, любви и мира. Почему ныне последовало разъединение? Прежде всего, причиной такого разъединения послужила знаменитая Декларация митрополита Сергия. Декларацией достоинству Церкви, церковному единению и миру нанесён был сильный удар, тело Церкви испытало глубокое потрясение. Произошли волнения, протесты, распри, отделение, вражда. Церковь стала на «страже». Доверие к митрополиту Сергию поколебалось, у многих и совсем утратилось. Заподозрено было его православие, встал вопрос: достоин ли он стоять во главе Церкви? Мир в Церкви и теперь не восстановлен, связь тела с главой в ослаблении, в расстройстве.

Митрополит Сергий начал предприятие сложное и трудное по своей духовной основе. В целях упорядочения гражданского положения Церкви в современном государстве митрополит Сергий совершил опыт беспримерный в истории Церкви — опыт соприкосновения двух взаимоотрицающих стихий: Царства Божия и царства безбожия, Царства Христа и царства антихриста. Митрополит Сергий всегда отличался известной гибкостью своего ума. Здесь он перешёл меру и стал её жертвой.

Декларация поставила Церковь в такое отношение к современному государству, какого она принять не может, оставаясь Церковью. Наше государство открыто перед всем миром начертало на своём знамени — безбожие и борьба с религией, с православием в особенности. «Борьба до победного конца», до полной смерти религии. Церковь никогда не может сказать такому правительству: «Я с нашим правительством», безбожному народу: «Я с нашим народом». Церковь никогда не может сказать: «Радости и успехи нашей гражданской родины — наши радости и успехи, неудачи её — наши неудачи». Правительство выступило под знаменем безбожия и систематической богоборческой войны с религией. Христианская наша родина под руководством богоборческого правительства систематически и быстро перестраивается, она уже новая, строение её во всех отраслях жизни безбожное, антихристианское, образуется безбожная родина. Радости и успехи её безбожного строения не могут быть радостями Церкви. Понятие родины — понятие сложное. В состав его входят термины: географический, национальный, политический, социальный, бытовой, религиозный. Из всех этих терминов лишь один пока остаётся для нас неприкосновенным — географический. Да и последнее не совсем так. Всё освящается словом Божиим и молитвой (1 Тим. 4, 5), и земля может быть святой и не святой, чистой и осквернённой. Безбожие оскверняет и землю: безбожная родина уже не священная родина. Для христианина она перестаёт быть родиной. Христианин не может назвать безбожно построенной родины — своей родиной, и тем более радоваться её радостям и успехам. Радости и успехи безбожной родины закрепляют безбожие родины и поэтому не могут быть радостями христианина. Встав рядом с безбожием и богоборческим правительством, усвоив себе радости и успехи безбожно построенной и богоборческой родины, митрополит Сергий «преклонил» Церковь Христову под одно ярмо, под чужое ярмо, с «неверными», в причастие праведности «беззаконию», в противоестественное, насильственное согласие Христа с Велиаром (2 Кор. 6, 14−15). Через две тысячи лет после крещения Христа, отказавшегося «от поклонения ему» (Мф. 4, 9), митрополит Сергий, как знаменитый великий инквизитор Испании, «преклоняет» выю Христа перед «ним». На призыв диавола: «Падши поклонишься мне», Христос ответил призывом к диаволу: «иди за мною, сатана» (Мф. 4, 9−10). Ни Христос не поклонился перед искусителем, ни диавол не последовал за Христом, отыде от Него до времени (Лк. 4, 13). Через две тысячи лет русский великий инквизитор предпринимает новый мировой опыт, вновь сводит Христа с антихристом, «соглашает» их и преклоняет их под одно ярмо «грузовой антихр. повозки мира». Чудовищный союз — соединение неба и ада. Картина потрясающая! Картина не фантастическая, а из реальных красок Декларации. Краски дословные, действительные, рисунок не произвольный. Церковь ужаснулась перед картиной. Иерархия и миряне, за немногим исключением, отвергли с глубоким волнением, с большой тревогой и лишением митрополита Сергия своей любви и уважения, какими они раньше окружали его. Многие с лишением доверия, неприязнью, враждою заподозрили в нём нечистоту его православия, перестали видеть в нём представителя Православной Церкви. Начались отделения, самосуды, приговоры, прекращение церковного поминовения. Не прекращается до последнего времени постоянный ропот на митрополита Сергия во всех церковных округах. Так понята была Декларация Церковью — иерархией и мирянами. Митрополит Сергий не может жаловаться на неправильность понимания. Вся Церковь поняла документ одинаково. Митрополит Сергий не может говорить, что он не имел ни таких, ни подобных намерений «преклонять» Церковь на союз с безбожниками-богоборцами и их вдохновителями. «Союз» создан вопреки действительности. Произнося известные положения, он подразумевал под ними весьма ограниченное содержание, более или менее допустимое обыденно-бытовым мышлением. Оказывается, многие люди, читая слова документа, должны не только усваивать их прямой, буквальный смысл, но одновременно за тысячи вёрст прозревать и скрытые в душе автора мотивы, внутренне соединяемые с изложенными на бумаге словами. Возможное иногда, по степени логической полноты содержания, угадывание невысказанных мыслей автора невозможно у митрополита Сергия. Выражения его кратки, определённы и не имеют логического окружения, которое оказало бы помощь в угадывании скрытых мотивов. Дано очень ясное «да», и никакими ухищрениями нельзя сделать из него «нет». Когда документ выходит из рук автора, он отделяется от личности автора. Читатель не знает и не видит автора, он видит документ и по его словам судит о личности писателя. Таков литературный закон и право читателя. Если принять оправдание митрополита Сергия, что данные выражения он употребил не в буквальном смысле, что под ними надо подразумевать такие-то и такие-то слова — слова сами по себе означают одно, а внутренне имеется в виду другое, — придётся его винить в другом неблаговидном обстоятельстве — двойственности его намерений. Одной, явной стороной он направляет свою речь к правительству, а другой стороной, совершенно не соответствующей первой, к Церкви. Церковь — не мирская дипломатия, которой нередко свойственна такая непристойная двойственность языка.

В своей основе апология митрополита Сергия утверждает, что он «чист» и неповинен ни в каких союзах. Ему можно верить или не верить. Могут верить лично знающие его, но их малые сотни. Незнающих — большие тысячи. Они видят плод, и для знающих и незнающих плод этот отравлен ядом, и веет от него не Христовым благоуханием. Он причинил глубокое страдание Церкви, произвёл болезненное нестроение внутри Церкви, подверг умалению славу Её перед внешними. Ослабело у многих ощущение святости «Сергиевой церкви», и встал вопрос: не надо ли уйти из нея? «Плод принесён без худого намерения», — сказано у митрополита Сергия. Он знает, что при явном соглашательстве Церковь рассталась бы с ним тотчас же по падении плода с древа. Но думать ли, что отсутствие намерения снимает вину? Без намерения совершается нередко великое зло. Церковь и в таких случаях налагает свою епитимью на создавшего зло ненамеренно, ибо у нравственного существа много элементов вины и в ненамеренном деянии. Таким же образом Церковь сочла много повинным митрополита Сергия, допуская «ненамеренность».

Говорят: возможно разделение гражданского элемента от религиозного. Это или заблуждение, или софизм. Социализм в отвлечённом представлении есть чисто экономическая система. Многие поэтому думают, что экономическую жизнь можно построить, совершенно не касаясь религии. В одном и том же обществе могут существовать — религия сама по себе, а экономическое построение само по себе. В продолжении своём эта мысль будет говорить, что один и тот же человек правой рукой может делать религиозные дела, а левой, независимо от правой, — экономические, разрабатывать чисто экономическую сферу жизни по желанию, по самым разнообразным системам. Такое представление основывается на другом представлении, что душа человека свободно делится на две сферы. В одной человек живёт в Боге и религии, в другой — с одним только миром: гражданским, светским, земным. В последней части религия не требуется. Обе части живут параллельно, но и могут обходиться одна без другой. Представление о таких двух существованиях в душе — религиозном и безрелигиозном — в основе своей неверно. Этот параллелизм и раздельность двух существований — в абстракции. Реально, конкретно его нет и быть не может. Для верующего, для христианина это невозможно потому, что к нему идёт требование Христа — возлюбить Бога всем сердцем, всею душею, всем разумением (Мф. 22, 37), всею крепостью (Мр. 12, 30); не часть души, а всю душу, не духовную только, но и физическую «всю крепость» христианин должен отдать Богу. В душе вся жизнь — и вечная, и земная. Всю жизнь: и вечную, и земную, и духовную, и материальную — должно отдать Богу. И когда будет строить жизнь земную христианин, он всюду подведёт религиозную основу, всюду даст религиозное окружение, всюду включит религиозный элемент. Хотя бы имел дело с самыми материальными делами и предметами, христианин говорит: «Всё во славу Божию». Когда будет строить жизнь неверующий, он не сможет взять лишь часть жизни для своего чисто экономического строения. Он будет стремиться взять непременно всю жизнь для безрелигиозного строения. Неверующие строители щедры на обещания полной религиозной свободы, то есть очень словоохотливо обещают предоставить некоторую часть жизни для любой религии с тем, чтобы всю остальную часть жизни занять исключительно безрелигиозным содержанием. Но такие обещания, во-первых, неприемлемы уже по самой природе своей: безрелигиозность, какая бы она ни была, не применима для религиозности; во-вторых, эти обещания никогда не выполняются неверующими строителями жизни. Исполнение обещаний полной свободы и здесь возможно скорее только в абстракции. И религия, и атеизм в природах своих имеют одинаковое свойство — центробежную силу расширения. И религия стремится объять всю жизнь, одинаково и атеизм, даже в большей степени, стремится захватить себе жизнь. Атеизм может здесь преуспевать гораздо более, чем религия, ибо у атеизма больше средств и способов для достижения целей, нежели у религии. Религия пользуется одной лишь внутренней силой убеждения. Противно религии принуждать к религии. Для атеизма всё позволено, кончая всеми видами насилия. Ими атеизм всегда и пользуется для своего распространения. Религиозная свобода поэтому наиболее представляется всегда религиозными правителями, нежели атеистами.

Но представим атеистическое правительство с идеальной терпимостью к религии. Это мало изменяет дело нашего вопроса. Христианин, как и верующий всякой другой религии, никогда не может удовлетвориться и примириться с атеистическим правлением. В религии человек не изолирован от окружающей его жизни — семейной, общественной и государственной. Религия не есть отдельная клеточка при многих других клетках организма. Христианин, как человек, является членом семьи, общества, государства. Когда весь организм строится безрелигиозно, существенно затрагивается религиозность человека. Он знает: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии. Аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс. 126, 1). Поэтому безрелигиозное настроение жизни, хотя бы и самое терпимое к религии, хотя бы и при самом возможном разделении материально-гражданской стороны от религиозной, принципиально не может быть приемлемо для христианина и человека всякой другой религии. Неприемлемость усиливается тем ещё, что с виду чистая безрелигиозность есть в действительности настоящее богоборчество, задающееся целью произвести полное уничтожение религии, христианства в особенности. Мнимое отделение религии от гражданской стороны нисколько не меняет существа дела. Эта гражданская сторона, во-первых, не сторона: это всё тело государства; и это всё тело, во-вторых, совершенно атеистическое, богоборческое. Со света: с земли, из государства, из народа, из общества, с площади, из дома, из семьи, даже с поверхности тела человека — с его шеи, религия начисто выметается и запирается в индивидуальную «внутреннюю клеть», в «душу», с тем, чтобы она не посмела выглянуть «за окно души», в окружающий мир. Про такую ли гражданскую сторону, про такую ли гражданскую «родину» может сказать митрополит Сергий: «мы с нашим правительством, мы с нашим народом»? Между тем митрополит Сергий с нашим правительством — полная противоположность. Митрополит Сергий находит возможным строить жизнь так, что одна её часть будет с религией, а при ней другая — без религии, чисто гражданская сторона. Правительство, даже если бы и была реальная возможность параллельного строения, так строить не то что не может, но не хочет так строить. Оно берёт весь объём жизни и хочет его сделать целиком атеистическим. Идеологически и имперически это означает изгнание религии, особенно христианства, из всего объёма жизни, изгнание Бога, Христа, Его Церкви, для водворения антихриста, изгнание Богочеловека и создание человекобога. Правительство здесь не дипломатическим языком говорит, оно идёт с открытым забралом: долой Бога, долой Христа и Его Церковь, религию. Я — бог. Это не просто антихрист. Это далее антихриста. Антихрист знает Бога и Христа. Основа антихриста — одна гордыня. Правительство хочет не знать ни Бога, ни Христа, только себя — человека: я — бог, и свои намерения утверждать в новом государстве. Митрополит Сергий должен был сформулировать как-то иначе, так, чтобы не встать в противоречие с достоинством и существом Церкви, если вообще нужно было начинать такое трудное предприятие.

Наше государство совершает первый опыт в мире. Ступенями ниже происходит подобный процесс в других государствах — там, где имеется уже отделение Церкви от государства. Атеизация человечества разрастается. Неведомы её пределы. Идеологически исход для христианства в атеистическом государстве — уход из мира, из атеистического государства. (Но куда? Некуда.) Христианину остаётся скорбеть и терпеть, покоряться действительности. Покоряется не идеологически — он хранит свои принципы как святыню. При наличной действительности это хранение — идея его жизни. Какой смысл? Христианин верит в Промысл. Бог ведёт человека неуклонно к поставленным целям мироздания. Совершившееся — не мировой случай. Оно — акт, Вам попускаемый, мудрый и благой. Боготворческая эволюция ждёт хранения и защиты христианского знамени — это необходимое звено и фактор той эволюции. Измена знамени, отклонение в сторону, ослабление знаменосца в хранении знамени — угрожает отступлением и исключением из цепи эволюции, богоцарственной истории спасения. В словах митрополита Сергия прозвучала измена христианскому знамени, потому-то Церковь забила тревогу. Она ужаснулась восставшего призрака. Ужаснулась за судьбу русского Православия, за место его в богоспасении.

Еп. Вениамин".

Архиепископ Павел, ознакомившись с письмом, передал его митрополиту Сергию, и оно вскоре попало в ОГПУ и было направлено затем начальнику Уральского Окружного отдела ОГПУ со следующей характеристикой: «Из документа видно, что Вениамин не скрывает свою физиономию, а прямо призывает к борьбе с „безбожной властью“. Предлагаем тщательно разработать Вениамина на предмет выявления его связей среди местных церковников и его контрреволюционной работы».

28 июля 1929 года, после того, как сотрудниками ОГПУ были сделаны выписки из этого письма, начальник Уральского Окружного отдела ОГПУ распорядился: «Начать усиленную проработку Вениамина, окружить его нашими осведомителями, поставить перед последними задачу выявления связей Вениамина с контрреволюционным духовенством… Результат вашей работы сообщить».

В начале сентября 1929 года в Ярославле была арестована большая группа духовенства во главе с архиепископом Варлаамом (Ряшенцевым). Был арестован и архиепископ Павел (Борисовский), но вскоре, после согласия на сотрудничество с ОГПУ, он был освобождён.

3 января 1930 года Коллегия ОГПУ приговорила архиепископа Варлаама и вместе с ним ещё тридцать два человека к различным срокам заключения, а 18 февраля 1930 года следователь ОГПУ распорядился: «Привлечь к ответственности через соответствующие органы находящегося в ссылке епископа Вениамина Воскресенского за распространение антисоветской переписки».

Смятение среди ярославской паствы продолжалось по-прежнему, и епископ Вениамин счёл нужным и дальше разъяснять свою позицию, касающуюся церковных проблем последнего времени, побуждая к размышлению и других.

8 октября 1929 года он писал священнику Александру Соколову, служившему на родине владыки в селе Переславское:

«В Церкви судит всегда Церковь или кому Она поручает суд. Суд без Церкви — явочное выступление. Суд без Церкви — самосуд; власть на местах в период революционного расстройства — есть анархия. Отделившиеся от митрополита Сергия совершили самочинный, самозваный суд, скорее самосуд. Моё мнение по всему этому, что нужно возможное образование общего голоса Церкви. Невозможно это быстро. С терпением течём на предлежащий нам подвиг. Отсюда возможность страдания. Будем переносить их с покорностью и послушанием Церкви и с упованием на Небесного Кормчего. „Декларация“ подлежит осуждению и суду. Каноны говорят об избрании, но в самой Церкви на всём протяжении истории весьма часто практиковались назначения и никогда назначения не делались поводом к отделению от Церкви, нарушением свободы. Но за две тысячи лет Церковь никогда не была свободной. Государственная власть постоянно нарушала эту свободу. Власть действовала или сама, или через Патриархов и Синоды. Церковь никогда эти нарушения не делала поводом к отделению от Патриархов и Синодов, через которые проводила свои нарушения светская власть. Церковь в данном случае умела различать подлинных нарушителей от мнимых, кажущихся нарушителями, и терпела со смирением все творившиеся над Нею нарушения: назначения, перемещения, лишения, увольнения, изгнания, ссылки и т. п.».

20 февраля 1930 года владыка писал одной из своих духовных дочерей:

«Помоги Вам Господь. Над Вами грянул нежданный гром, постигла скорбь, давящая рассудок, волнующая глубоко сердце. «Горе доящим в те дни», — предрёк Спаситель о конечных временах. Спаситель из всех скорбящих выделил и особенно пожалел матерей с грудными младенцами. Даже отцы, по Спасителю, нравственно не почувствуют так, как матери; все остальные ещё далее. Хотя про всех Он сказал: «Люди будут говорить горам: «Падите на нас», и холмам: «Покройте нас». Скорби ищущих утешения у гор и холмов — не наши скорби. Мы ещё только с цветочками. Теперь мы можем отчасти представить страдания будущих скорбей и сопоставить их с нашими. Пока мы ещё не дошли до этих «гор и холмов».

Из вашего письма слышно, что в первые моменты Вы были недалеки от гор и холмов, но видно и то, что Вы скоро же и справились с первыми приступами. Мелькнула уже у Вас мысль о «ликвидации» себя. Но это не обвиняет Вас. Что такое Гефсиманская ночь? Это новое нападение диавола на Христа, взявшего на себя грехи человечества. В чём состоят действия диавола в подобных моментах? Он не создаёт их, но пользуется ими, только развивая их возможную интенсивность. Естественная предголгофская тяга сердца Христа от греховной ноши взята была диаволом для усиления ея, для доведения тоски до отчаяния, до отречения, до падения, до смерти. В Иуде этот натиск был для диавола удачен. Ко Христу он даже не природился. Но люди немощны, к ним прирождается. То есть от мысли, возбуждаемой диаволом в душе, возникают желания, возбуждаются настроения; у одних развиваются до последней степени. В этом-то и состоит особенно работа диавола: он, как кузнец, мехами да угольями раздувает возникшее в душе настроение. И если человек поддаётся, развитие настроения идёт быстрым темпом и интенсивными степенями. Тут-то и возникают" убийственные" идеи и желания; или же они внушаются врагом и, находя благоприятную почву, охотно принимаются душой, нами же усиливаются и доходят часто до своего конца. У других развитие настроения задерживается молитвой, и работа диавола отвергается. Как в первом случае, так равно и во втором одновременно действует и благодатная сила. Но в первом благодатная сила в человеке, поддающемся вражескому внушению, не находит почвы; во втором она принимается и проявляется как содействующая и, в свою очередь, также усиливающая доброе чувство борющегося с диаволом человека и ему помогающая. При помощи её человек и одолевает первые приступы подавляющих чувств и выходит победителем.

С Вами и произошла такая невидимая духовная победа над диавольской работой, пытавшейся использовать бедственное состояние опечаленной души Вашей. Возблагодарите Господа за помощь Вам. Прислушивайтесь и далее к голосу и воле охранявшей Вас благодатной силы.

Нельзя назвать неожиданным постигший Вас удар врага. Два ещё года назад он мог казаться неожиданным. Но он подготовлялся тогда. При усвоенной Вами в себе любви к Церкви Христовой, ревновании о Ея благосостоянии, участии в Ея внутренней жизни Вы не могли пройти незамеченной для врагов Христовых. Они следили за Вами и, вероятно, готовили своё нападение на Вас из-за спины. Удар совершился. Готовая было растеряться, Вы не растерялись при внезапности удара. Теперь только должно раскрыться, что дело Ваше было ненавистно противникам Христа и поэтому всегда чревато подобными последствиями, то есть содержало в себе весьма ясную и определённую возможность всяких неприятностей и ударов. Для Вас это было неожиданностью, потому что Вы верили в человека, верили в его свободу в определении своих религиозных убеждений и потому никогда не останавливались мыслью на кроющихся за всем этим возможностях, и не следили за собой по этой линии. Отсюда произошло и то, что не так, вероятно, внимательно сопоставляли с ними (то есть с этими возможностями) себя. Всякое дело в технике требует известного оборудования. Дела души нашей — также. Только оборудование здесь иное. Несоответствие в технике между идеей её и оборудованием даёт сюрпризы. В душе нашей так же. Произошло это и у Вас от доверия к людям и идеям. Разобраться в этом для каждого из нас необходимо и даже полезно. Спаситель сказал: «Что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях» (Лк. 12, 3). То есть содержащееся в самой сокровенной мысли непременно выйдет из своего сокрытия на мирской простор и принесёт свои последствия. Спаситель заранее предупреждал своих учеников, посылая их на проповедь, чтобы они не думали, что могут укрыться от противника Христа, пройти незамеченными. Таково свойство Христова дела, подобно газу и его свойству — расширению. Ученики заранее должны быть готовы к тому, что их проповедь выйдет на «крыши». Это и нам говорится всем. Первые ученики и были готовы. А мы, на двухтысячном году, далеко не всегда «готовы». Это от «немощи нашей». Весьма свойственно нам.

Должны ли мы всё это говорить после уже совершившегося? И полезно ли говорить это себе? Должны и полезно. Мысль назад — прежде всего объяснить происшедшее в настоящем — раскрывает хорошо место нашей личности в совершившемся деле и тем много умеряет волнение нашей души. Но, говорится, прошлого не воротишь. О прошлом остаётся одно: или раскаиваться, или не раскаиваться. Как Вам ни тягостно, но я уверен, что Вы не раскаиваетесь в соделанном Вами. Указывается нам на высокие примеры, в частности древнего праведника Иова. Но эти примеры для нас высоки. Евангелие говорит об этой высоте. И апостол Иаков повторил: «Терпение Иова слышали?» Да, Апостол может это сказать. Апостол сам был на этой высоте. Мы — немощны. А он же, «сам искушён быв, может и искушаемым помощи». Такой скажет правдиво и естественно. Но каждый из нас может подумать: падать или не падать духом? Не падать духом — это по нашим силам. А надо всем этим: будем молить Бога о помощи — молить о помощи всем нам…"

В марте 1930 года владыка написал диакону Александру Николаевичу Шувалову в Рыбинск:

«Многоуважаемый о. Диакон. Благодарю за память. Получил Ваше письмо. Простите меня, что долго не писал Вам. Это происходило не по небрежению. Даже здесь видящие нас жители иногда обращаются к нам: «что вы делаете, покушаете, а потом лежите на боку». Чтобы найти ответ на такой вопрос, вы спросите свою супругу — Вашу хозяйку, много ли она занята, много ли она лежит на боку? Мы, мужичьё, непричастные к хозяйству, всегда думаем, что обед готовится сам собою, что всё домоводство «пустяки», ничего не стоит. И я так всю жизнь думал, а теперь увидел и узнал, что женщина — великая труженица в своём деле. Господь был в доме Лазаря. Мария сидела у ног Спасителя, слушая Его учение, Марфа хлопотала по дому с угощением. Господь восхвалял часть Марии, но не порицал и часть Марфы. Господь любил Марфу, которая безропотно, в смирении, с усердием, с любовью к людям несёт своё земное бремя. Но, впрочем, суть слов Его в том, чтобы деловое бремя не поглощало всей души и не материализовало её. Марфа, будучи хлопотливой хозяйкой, знала хорошо и дело спасения, ходила по временам за Господом и любила Его не менее Марии. И мы, сильные, не ценили этого (например, я).

В квартире жили ещё недавно вчетвером, теперь — втроём. Две комнаты, две печки. Один работает на стороне столяром, только этим и живёт, один болен пороком сердца. Приходится работать немало по дому.

Второе наше занятие — писание писем. Оно весьма необходимое занятие, люди ждут руководства — духовного, церковного. Иногда дела бытия, личные потребности побуждают нас быть в общении — бытовом или духовном. Изоляция от людей — не в заповеди христианской. Спаситель пришёл построить из людей Церковь, то есть в переводе на русский язык «собрание», общество. Люди мыслятся не в личной изолированности, а в тесном соприкосновении одного с другим. Люди пишут мне, и обязанность моя большая — писать и отвечать. И знаете ли, сколько у меня имеется адресов? Больше ста. А рука моя правая всё же ослабленная.

За здоровье моё благодарю Бога. Со мной должен был случиться настоящий, полный удар, но случилась только небольшая часть его. Господь не попустил полного развития болезни, и я существую, сохраняя работоспособность…"

В апреле 1930 года епископ Вениамин в ответ на полученную посылку написал одной из своих духовных дочерей в город Петровск Ярославской губернии:

«Получил вчера Ваш ящик. Приношу благодарность за Ваше усердие: чёрные сухари — очень хороши. Здесь чёрного хлеба не знают и печь его не умеют. Пшеница одна, но она яровая и весьма мало вкусная. В нынешний же год у киргиз нет никакого хлеба — не уродилось ничего. Весьма мало у них уродилось просо. Это главный киргизский посев. Несчастные, голодают сильно. Киргизская власть совершенно не помогает своему народу в перенесении голода. Первобытный народ, первобытны и его представители. Мечеть у них закрыта. Собрания на молитву прекратились. Среди киргиз также появились бедняки. Религия мешает земной жизни, и религию стали убирать с земли. Кто же может сказать из них, что им жить стало лучше? Детей киргизы также воспитывают в школе без религии. Иду я по улице, попадается девочка лет тринадцати. „Бог есть?“ — обратилась она ко мне. Отвечаю по-киргизски: „Бар“ (да). Девочка засмеялась и пошла далее. Сеются злые семена и здесь и повсюду в невинные детские души. Я не видел ещё ни одного бедняка, которого мог бы назвать симпатичным. Все они дерзки, грубы, говорят в дерзком тоне, большие самохвалы. Когда будет какое-либо общество, где одни такие субъекты из таких духовно диких людей, то что будет это общество? Известно хорошо, как возводят крепкие строения. Кладут стену из тёсаных камней, они подогнаны друг ко другу и укладываются хорошо, ложатся прочно, дают крепкую стену. Видел на Кавказе и другие строения. Клали стену из рваных нетёсаных камней. Цементом, как глиной, связывали их, но ненадолго: дожди вымывали цемент, ветра выветривали, морозы производили трещины, и стена распадалась. Ах, рваные нетёсаные камни — гордые, грубые, самолюбивые люди. Им никогда не образовать собой плотную, крепкую стену. Они, как стена, распадутся. Юлиан Отступник был христианин, потом отрёкся, учился вместе с Григорием. Какое зло подготовляет себе человечество, воспитывая таких девочек…»

17 марта 1930 года епископа Вениамина и вместе с ним других ссыльных вызвали из Каратюбе в Уральск.

«Ехали обозом, — писал владыка, — из 22 подвод… 44 вола. И волы, и кучера голодные как волки. Ехали неделю. Обглодали нас троих начисто. Сядем за чай вокруг: у нас — сухари, у киргизов — несвежее мясо на 3 дня. Сядем, и вот тянутся к нам 22 руки: „Дай нан (хлеб)!“ В Уральске не было уже ни одного сухаря…»

По приезде в Уральск владыка Вениамин был заключён в тюрьму, всего по этому делу было арестовано 29 человек, а поскольку он имел сан епископа, то ОГПУ сделало его главным обвиняемым по делу, воздав таким образом честь его сану.

5 апреля епископ Вениамин был допрошен и, отвечая на вопросы следователя, сказал:

«Виновным себя не признаю, на советскую власть я никогда и никого не натравливал. Причём видеться с участниками, перечисленными вами, я не виделся лично, многих совершенно не знаю, поэтому разумею исключительно письменные связи с указанными лицами, а они, эти связи, у меня были регулярны и по различным вопросам, — я заявляю, что в письмах к ним на советскую власть я их не натравливал. Что, собственно, означает натравливать на советскую власть? В подлинном понимании я не добивался того, чтобы внушить верующим мысль о свержении советской власти, но я абсолютно не согласен с её политикой гонения на религию, с её антицерковной, антирелигиозной деятельностью… Я борюсь с безбожием советской власти, жалуюсь на это безбожие, но убеждён, что это не означает призывание к свержению советской власти как государственной власти. В моём понимании религия и государство — два разных института. Жалоба на безбожие не означает борьбы с государством. В одном из писем на имя епископа Ярославского Павла я писал, что если судьбой истории суждено произвести государственную перемену когда-либо в СССР, в смысле перемены советской власти на другую, то в этом повороте большую долю вины будет иметь сама советская власть, так как она своей политикой безбожия возбуждает против себя население и не вызывает к себе симпатии. Вы сами больше всего возбуждаете верующие массы против себя, именно своей безбожной политикой…»

Из тюрьмы он продолжал писать своим духовным детям и близким, и причём ни в чём не было нарушено его мирное состояние духа: «В своё время — 17/III-30 года, телеграммой извещал тебя о перемене места своего жительства. 6/IV-30 года на волах путешествовал в Уральск. Последний принял меня в свои объятия. В них пребываю по сие время. Неопределённый срок, по всем данным — весьма немалый, проведу и впредь. Моя квартира: г. Уральск, изолятор, В.В. Предъявлена ст. 58 п. п. 10, 11, ст. 59 п. п. 2, 7. Это уже вновь с локализацией в г. Уральске. Пасху встречали в камере № 10, имея в ней сожителей 74. Несмотря на то что в Уральске я «странник и пришелец», я разговлялся куличами, сыром и крашенными яйцами от некоторых уральцев. «Везде земля Господня». Пока ещё так… «

1 ноября 1930 года владыка писал духовным дочерям в Тутаев: «Многоуважаемую Александру Ивановну и Елену Ивановну приветствую с семейным праздником, днём св. мученицы Александры. Было время, когда и женщины — старые и юные — были в мученицах. В наше время многие из них ревностные сотрудницы Церкви, но Господь ещё не судил явить их поприще современного мученичества за Церковь. Пусть, согласно воле Божией, в таком случае, взамен подвига современного страдания служителей и сынов Церкви, женщина православная не ослабевает в мирном служении Церкви. „Колесница Божия тмами тем“ (Пс. 67). И если в этой „колеснице“ женщина не проявит своей духовной силы, то мужчины будут перегружены духовным трудом и, пожалуй, многие утомятся. Молитва, не ослабевать в молитве, не оставлять Дома Божия — это первое служение. Смолкли мои земляки. Это по времени, лучше так, благодарю Бога. Он хранит меня. Что Он готовит мне, не ведаю. Да будет воля Его…»

9 декабря епископ Вениамин написал священнику Николаю Розову:

«Многоуважаемого о. Николая поздравляю с днём святителя Николая. Помоги Господь нести бремя и честь пастырства Вашего с ревностью Святителя. Дай Бог доброго здравия и процветания духовных сил. В Уральской тюрьме, где я и до сих ещё пор, мне Бог послал случай познакомиться с сектантами и старообрядцами. Первых в Уральской епархии мало, вторых — много. Впервые была моя встреча с этими отступниками от Православия. И теперь стала ясной для меня беспомощность нашего рядового духовенства и, главное, основной источник этой беспомощности. Он — в крайне малом знании Священного Писания. При знании его — наши сектанты беспомощны в логике. И если они когда сильны, то только в упорстве, сатанинском упорстве и невежественном твердолобстве, и диавольском лукавстве. И всё это не страшно. „Мы сильны не на истину, но за истину“. Как виновны мы перед Богом, перед Церковью и Православием за незнание Слова Божия. Семинария хорошо поставила на рельсы, но мы растеряли сия орудия. Горе нам!..»

В тот же день он отправил духовной дочери в Тутаев открытку:

«Многоуважаемую Варвару Александровну приветствую с днём св. великомученицы Варвары. Помоги, Господи, благодушно нести бремя жизни. Среди житейских забот и дел да даст Господь место для духовных забот и дел для христианского служения Церкви. Как в строении всякого дома есть архитектор, десятники, рядовые, каменщики, так и в строении Дома Божия — Церкви Христовой, Архитектор — Христос, десятники — иерархия, каменщики — миряне. Пусть каждый из нас помнит, что все мы не только строители жизни земной, житейской и материальной, но непременно — каменщики или десятники и в Церкви. Если мы веруем в Бога и в Христа, то каменщики — положительно. Когда не веруем — каменщики отрицательно. Состояние „ни в тех, ни в сих“, состояние „безотносительное“, невозможно. И за то и другое будем некогда отвечать. Пусть каждый из нас будет каменщиком Христовым, а кому дано — десятником. Дай Бог Вам душу живую — продолжить труд этого каменщика…»

5 января 1931 года владыка писал своему брату в Москву: «Дорогой Митя! Земно кланяюсь всем вам… Не пустые это звуки — наши духовные времена и сроки. Оставлять их никому и никогда не должно. Они дают незримые, но хорошо постигаемые токи душам, которых никогда не производит «мiр» и не в состоянии произвести. Рождество! Сколько радостного трепета в этом слове переживалось в учебные годы и во все другие времена! Знают ли это теперь современные дети и юноши? Если нет, то, значит, огромный сдвиг сделал русский мир в сторону бездны. Христос провидел эти сдвиги и говорил: «Дерзайте, Я победил мiр «. Я уже в 14-й камере. Четвёртое переселение! И в тюрьме нет подходящего места. С письмами — странное. Ниоткуда в ответ. Посылаются ли мои письма куда-либо? Не видать. Пока жив и здоров…»

12 января владыка писал священнику Александру Соколову в село Переславцево:

«Как празднуете ныне Рождество Христово, много ли было народу в церкви, хорошо ли было пение? Славили ли по приходу? Ужели последнее должно прекратиться? Теперь новое время указывает нам и новые пути молитвы. Посещайте чаще своих духовных детей и непременно каждый раз совершайте общую домашнюю молитву с чтением Евангелия. Наши духовные дети очень мало научены Евангелию. В проповедях мы мало излагали Евангелие, а более всего занимались в них моралью. Оттого прихожане мало знают о Христе и Его Доме. Рассказом из Евангелия (в порядке, в системе) объясняй богослужение. Это доступно всем и каждому священнику. Об этом и надо проповедовать. Посылаю ноты, случайно попавшие в тюрьму…»

31 марта 1931 года епископ Вениамин написал протоиерею Александру Пурлевскому:

«Дорогому о. Александру из казённого дома привет… Вспоминаю Ваши отёки — показались и у меня. На какой почве? В сердце не ощущаю ничего, почки пока нормальны. Разве на почве общего истощения? Не мудрено. Суп наш — 2 кг пшена на 90 вёдер воды. Но, в общем, готовлюсь ко всему: физически и духовно. Благодарение Богу, чувствую хорошо… Началась весна, пока не для меня…»

Следствие по делу продолжалось около года, епископ во всё время следствия тяжело болел и был определён в тюремную больницу. Врач, поставивший ему диагноз в больнице, писал, что епископ болен эмфиземой, миокардитом, а также страдает от последствий кровоизлияния в мозг, выразившихся в параличе правой стороны тела, так что он почти не владеет правой рукой и ногой, не может писать и с трудом говорит. Однако власти, несмотря на такое состояние здоровья владыки, не освободили его.

10 сентября 1931 года тройка при Полномочном Представительстве ОГПУ в Казахстане приговорила епископа к десяти годам заключения в концлагере. Приговор этот над ним уже свершиться не мог — епископ Вениамин скончался в тюремной больнице 5 октября 193 года и был погребён в безвестной могиле.

Священномученик Вениамин прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13−16 августа 2000 г.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Реутов православный», № 2(8), февраль 2005 г.