Воспоминания о старце Тихоне Русском

От редакции. В 2016 году в издательстве «Православное сестричество во имя Преподобномученицы Елизаветы» вышла в свет книга «Афонский старец Тихон». Предлагаем читателям РЛ воспоминания о старце монаха Мелетия Капсалиотиса. Он в 18 лет стал учеником и послушником старца Тихона.

Обложка книги

Никто не может понять образа жизни святого, того, как жили святые, если сам не будет святым. Ведь диавол искусный психолог, он разными способами ведёт человека к погибели. Один может быть подвижником, во всём воздерживаться — и умереть нераскаянным. А другой может вести жизнь рассеянную, но под конец, в последний момент сказать: «Приведите мне священника» — и уйти из рук диавола. Происходит это потому, что диавол знает о нас всё до мелочей, а будущего не может знать! Поэтому по видимым проявлениям очень трудно судить о человеке, если не постигаешь его сути.

Отец Тихон учил нас, что, если кто-то хочет сказать, пускай говорит от отцов. Это верное основание — говорить не своё, а переданное тебе. От этого носик опускается вниз. Если ты говоришь от себя, почему ты уверен, что твоё мнение будет заслуживать доверия? Вдруг оно неправильно? Для тебя оно авторитетно, а для других — нет. Поэтому нужно всегда говорить от отцов.

Читать он очень любил и читал только отцов. И главное, читал с чрезвычайным вниманием. У нас как обычно бывает: мы прочитали — и всё, больше нам эта книга не интересна. А он каждый раз перечитывал, как будто впервые! И с таким восторгом обсуждал то, что прочитал. Восклицал, удивлялся, как ребёнок.

Я жил в келлии святого Георгия, недалеко от келлии святого Климента, и каждый день приходил помогать старцу.

Я знал, что старец Тихон запретил вынимать своё тело из гроба, но подумал, видно, он запрещает потому, что он иностранец. Решил, наверное, это неважно, выну его святые мощи из гроба и скажу: «Старче, благослови!» А он прямо мне в глаза посмотрел и говорит: «Нет тебе благословения, нет!»

Старец писал одну икону два года, по несколько мазков. Писал, а по ночам плакал, плакал.

Отец Тихон говорил: «Тот монах, который не творит непрестанно умную молитву, внутри чёрный, как сажа. Миряне спасутся чашей холодной воды[1], а монахи — нет!» Сколько сил нужно целый день говорить: «Господи Иисусе Христе…» Но это возможно. Спрашивали и о женщинах: можно ли им творить эту молитву, смогут ли они это понести? «Смогут, но им очень будет мешать одна вещь — длинный язык, сплетни. Все проблемы начинаются у них в этой точке — на языке».

Сил у старца было мало, и он не делал много поклонов. После смерти его знакомых подвижников на Карули, которые делали тысячи поклонов и умерли от истощения, с жёлтыми лицами, он говорил: «Как же ты будешь делать столько поклонов, если ты ничего не ешь?! Человек должен есть, чтобы делать поклоны…» Во всём нужна мера.

Послушание наше было полчаса, не больше. Старец говорил: «Если больше работать, то организм хочет пить, затем хочет есть, затем ему нужно спать. А когда же молиться?

Мы должны творить молитву и вслух, и про себя. Иногда говоришь вслух, а про себя забываешь, кажется, что говоришь, а на самом деле не говоришь. Нужно быть очень внимательным".

Когда старец совершал проскомидию, то мы не читали часы, а просто вслух читали Иисусову молитву. Тайные молитвы литургии он читал по-русски и про себя. Перед причастием читали последние четыре молитвы, называемые у греков Фиа Металипси[2], и он пел «Богородице Дево, радуйся». А лицо его просто сияло.

После бдения, когда мы к утру расходились из храма в кельи, старец говорил нам: «А теперь можете делать что хотите, хотите — спать идите, хотите — поклоны делайте или читайте». Он никогда никого не заставлял, уважал свободу, чтобы не отбить решимость, не сбить настроение. А сейчас говорят, не делай поклоны, чтобы не прельститься. Наоборот, если не делаешь поклонов, тогда есть опасность прельститься.

После поездки в Иерусалим старец говорил: «Кто жил на Святой Горе, уже не сможет жить нигде, для него нет иного места в мире. А кто пожил в монастыре не на Афоне, уже не сможет жить на Святой Горе».

«Золото — это кровь бедных людей» — так говорил старец Тихон. Поэтому люди не могли его слушать, им было страшно. И поэтому у папы-Тихона не было поддержки. Помогали ему только некоторые отшельники и один продавец из Кареи, несмотря на то что множество паломников проходило через келлию.

Кушал старец очень мало. Один хлеб он мог есть целый месяц — ему хватало. И каждый день выпивал по глотку, пятьдесят грамм вина, чтобы поддерживать силы. Огорода у него не было, он для вида сажал несколько картошин, мол, смотрите, растёт у меня картошка.

У нас была трапезная, царская трапезная, и прекрасная кухня: мало еды, но много радости. Иногда русские приносили рыбу. Тогда старец оставлял кости от неё. Эти кости опускали в кипящую воду, получалось вроде ухи — вода, которая пахла рыбой. На праздник мы ели эту «уху». И три ложки масла на всю неделю! Готовили мы вместе, но ели каждый в своей келье. И весь день — молчание, полное молчание. А вечером он нас собирал и рассказывал нам про Писание, толковал. В конце говорил: «А теперь давайте помолимся о наших благотворителях, кто нам помогает, посылает посылки, сухари, масло».

Бывало так, что в монастыре нам не давали что было нужно для жизни, тогда старец говорил: «Не даёт игумен — даст Игуменья. Герондисса вам даст Своё благословение! Нужно быть бедным, потому что богатому невозможно уповать на Бога».

Во время имяславских[3] споров были смятения в Андреевском скиту. Приходили монахи и к о. Тихону, но он прятался от них, не участвовал. Когда вывозили мятежников-имяславцев в Россию, то русские солдаты ходили по кельям, приходили и к о. Тихону, чтобы забрать его в армию[4]. Пришли и спрашивают: «Мясо хочешь? Поедешь в Россию мясо есть?» Отец Тихон не хотел мяса и ответил: «Нет, я не ем мяса..» Так и спасся от мобилизации. Солдаты посмотрели на него и сказали: «Нет, такой нам не нужен».

Когда старец говорил с нами, то всегда был весел, и мы наслаждались его словами.

Когда приходили паломники, старец был очень радостным, принимал всех радушно. Но только они уходили, наступала тишина. Полная тишина! «Тишина — молчание будущего века».

Молчание должно быть именно внимательным, трезвенным. Старец говорил, что можно молчать — и осуждать в себе кого-то, иметь кучу помыслов. Такое молчание пользы не приносит. Один молчит, потому что думает о смерти, а другой молчит, потому что ему сказать нечего. Разве это одно и то же? Нет, молчать надо ради Христа. Тогда молчание наполняет.

Однажды к старцу пришёл человек и говорит: «Я не верю, что существует диавол». Старец ему ответил: «Как ты не веришь, когда он здесь! Ведь ты и есть настоящий диавол».

Спрашивали папу-Тихона, на чём основывается духовность. Он отвечал: «Одни говорят — на долгих службах, другие — на множестве поклонов, третьи — на веригах, или бдении, или чтении. Нет, конечно! Главная добродетель — это трезвение. Оно изгоняет всё неуместное, чтобы человек не был связан ничем, не прилеплялся к земному. Поэтому апостол говорит: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить»[5].

Сам он был именно трезвенник, ниптикос, то есть постоянно собранный в себе. Весь день его был подготовкой к ночи. Он говорил: «Животные днём не пасутся, потому что знают: хищник ходит рядом. А искать пропитания, насыщаться они выходят ночью. Так и люди должны делать, учиться у животных. День проходит — всё успокаивается, уходят посетители. Приходит ночь — это время для пастбища, чтобы напитать душу, накормить её».

Кровать его не была ровной, состояла из двух досок. Одна половина была наклонена под углом сорок пять градусов, получалось что-то вроде кресла, чтобы не засыпать. Кроме того, он разбивал сон на маленькие части, дробил его мельче, мельче и так учился не спать. У папы-Тихона были часы, которые он ночью заводил каждые пятнадцать минут. Когда часы звонили, он вскакивал, читал молитву на исход души и снова садился в свою кровать-кресло молиться. Бывало, что тут же и засыпал, как маленький ребёнок. Потом через пятнадцать минут снова вскакивал… Вот эту молитву он читал:

Владыко Господи Вседержителю, Отче Господа нашего Иисуса Христа, Иже всем человеком хотяй спастися и в разум истины приити, не хотяй смерти грешному, но обращения и живота. Молимся и мили ся Ти деем, душу раба Твоего (имя) от всякия узы разреши и от всякия клятвы свободи, остави прегрешения ему, яже от юности, ведомая и неведомая, в деле и слове, и чисто исповеданная, или забвением, или студом утаеная. Ты бо Един еси, разрешаяй связанныя и исправляяй сокрушенныя, надежда неначаемым, могий оставляти грехи всякому человеку, на Тя упование имущему. Ей, человеколюбивый Господи, повели, да отпустится от уз плотских и греховных, и приими в мире душу раба Твоего сего (имя), и покой ю в вечных обителех со святыми Твоими, благодатию Единороднаго Сына Твоего, Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, с Нимже благословен еси, с Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Иногда, когда шла особенно жестокая борьба со сном, он выходил в лес и начинал ходить вокруг келлии, по двору. И как машина сначала прогревается, потом может разгоняться и ехать быстро, так и он разогревался, потом начинал ходить быстрее, быстрее, в нём как бы всё взыгрывалось. Так он ходил три часа. Никто не мог столько ходить. И когда он ходил, сиял так, как будто эта ночь — праздничный панигер[6]. Да и тишина тогда была на Капсале такая, какой даже на Карули не было…

Старец говорил нам: «Делайте всё во славу Божию! Всё, что ни делаете, посвящайте Богу, делайте ради Бога».

Перевод с греческого монаха Макария Дохиаритиса при участии иеромонаха Серафима (Захарова)

Примечания:

[1] См.: Мк. 9:41.