Русская линия
Православие.Ru Виктор Лега02.06.2016 

Спор об универсалиях
Общие понятия — реальность или только именования?

На протяжении нескольких веков схоласты спорили о понятиях — универсалиях: существуют ли они реально или это только некие общие именования. О том, почему так важен был это спор, за что были обвинены в ереси номиналисты, как «примирил» спорщиков Фома Аквинский и почему учение Уильяма Оккама с его знаменитым «Не надо увеличивать сущности без необходимости», известным как «бритва Оккама», стало концом схоластики, рассказывает Виктор Петрович Лега.

Средневековая школа

Средневековая школа

На протяжении всех четырех веков господства схоластики в центре внимания философов и богословов был важный спор, получивший название «спора об универсалиях». Спор этот нам кажется несколько странным: Европа только-только вышла из «темных, мрачных веков», ее волновали в это время в основном проблемы церковные, богословские, — и вдруг актуальной становится чисто философская проблема — проблема универсалий, то есть проблема общих понятий.

Вопрос Порфирия

Философ Порфирий

Несколько слов необходимо сказать о предыстории этого спора. У Аристотеля есть трактат под названием «Категории». Категории — это наиболее общие понятия, такие как бытие, время, движение, обладание. Порфирий, ученик Плотина, неоплатоник, написал Введение к «Категориям» Аристотеля, где попытался понять: а какова природа категорий? Порфирий знал, безусловно, что Аристотель резко возражал против платоновского учения об идеях. Нет никаких идей! Как позже будут говорить отцы Церкви: «Нет сущности без ипостаси». Сущность находится в самом теле, в самом предмете. И Порфирий ставит вопрос: а как быть с наиболее общими понятиями, с категориями? Ведь бытие, время, движение — это же не есть некая сущность, это же не предметы. Порфирий напишет, что, прочитав работу «Категории», он не нашел у Аристотеля ответа. Может быть, категории обладают бытием умопостигаемым, как идеи Платона, может быть, категории существуют в самих вещах.

Боэций, живший в V веке, написал комментарий к Порфирию и к тому же перевел этот труд Порфирия на латинский язык. Через Боэция эта работа приходит в Западную Европу, с ней знакомятся, и она вдруг получает огромнейшее распространение. Почему? А дело здесь, конечно же, не в самом Аристотеле, не в его споре с Платоном, а в проблеме богопознания: возможно ли познание Бога или нет, и если возможно, то как?

Не только звук

Любой человек прекрасно понимает, что познание возможно через понятие. Если я познаю некий предмет, то только потому, что у меня есть в уме некое понятие об этом предмете и это понятие отражает сущность предмета. Если я утверждаю, что могу познать Бога, значит, в Боге есть соответствующее понятие, которое, разумеется, обладает самым общим бытием, потому что Бог — это Истина, Бог — это Бытие. Бог — это самое общее, что только может быть. Поэтому, наверное, в Боге и содержатся эти наиболее общие понятия, если мы говорим о возможности познания Бога. Такая позиция получила название реализма: общие понятия существуют реально, потому что наиболее реальным бытием обладает именно Бог. И эта позиция была одобрена Католической церковью, ее придерживались такие авторитетнейшие богословы, как, например, блаж. Августин, Ансельм Кентерберийский, Гильом из Шампо и многие другие.

Но некоторые стали возражать: «Но Бог вообще-то непознаваем. Любые понятия относятся к миру тварному. И применять эти понятия к познанию Бога было бы неправильно. Любые понятия возникают только в нашем уме, а реально существуют только материальные предметы, единичные. Бог не относится к нашему миру — Он абсолютно трансцендентен. И Он абсолютно прост — к Нему нельзя применять эти понятия. Понятия применимы только к нашему миру. Они отражают реальный, но предмет, предмет этого мира, но сами понятия — это просто некоторый знак, возникающий в нашем уме, когда мы абстрагируемся от каких-то индивидуальных свойств, от конкретных отличий разных предметов. Я называю слово „человек“, и неважно, блондин это или брюнет, мужчина это или женщина, старик это или ребенок — это случайные индивидуальные свойства. Главное — что это человек». Подобных взглядов придерживался, например, святитель Василий Великий в его споре с Евномием.

Статуя Петра (Пьера) Абеляра на здании Луврского дворца в Париже
Статуя Петра (Пьера) Абеляра на здании Луврского дворца в Париже

В схоластике такая позиция получила название номинализм. Главным ее представителем был Петр Абеляр. Но его номинализм умеренный, он утверждает, что все-таки понятия существуют — хотя и в уме человека, как имена (имя по-латыни «nomen», отсюда и «номинализм»). Умеренный номинализм отличают от крайнего номинализма Росцелина, одного из учителей Абеляра. Росцелин утверждал, что существуют только единичные предметы, понятие — это тоже предмет. Например, слово, написанное на бумаге, вот эта самая совокупность чернильных пятнышек, — это и есть понятие. Колебание воздуха, которое называется моими звуками, — это и есть понятие. Заглохли колебания воздуха, стерлось письмо на бумаге — исчезло и понятие.

Концепция Росцелина была всеми признана как глупая. И Церковь ее осудила, потому что, если нет понятия общего, тогда можно даже говорить, что нет Единой Троицы — Ее ничего не объединяет. Поэтому Росцелин был обвинен в ереси тритеизма — троебожия и осужден, а философы просто отреклись от его учения как от глупости, потому что очевидно и любому человеку сразу видно, что понятия, в нашем уме по крайней мере, есть. Но и позиция Петра Абеляра также вызвала большие сомнения у католической церкви. Особенно если учесть, что спор об универсалиях касался еще одной проблемы: не только богопознания, но и спасения человека, жизни в Церкви.

Грех и спасение — для всех или для одного?

Скажем, такая проблема: Адам и Ева согрешили, природа человека вследствие первородного греха была изменена — мы все сейчас живем с этой измененной природой, — но каким образом наша-то природа изменилась, если согрешили наши прародители? Вероятно, какая-то идея — или универсалия — первородного греха где-то в общем мире существует, так что мы все причастны этой идее. То же самое можно сказать об Искуплении Господом нашим Иисусом Христом наших грехов. Христос воскрес, и можно было бы сказать, что это только Его личное воскресение, чудесное событие Его личной жизни. Нет, мы говорим, что каждый из нас тоже может, веруя в Его Воскресение, приобщиться к вечной жизни, воскреснуть в последний день. Каким образом? — Наверное, существует где-то в вечном, умопостигаемом мире общее понятие спасения, к которому мы тоже можем быть причастны. Так что еще и поэтому Церковь принимает концепцию реализма как ту позицию, которая отвечает на насущные богословские церковные вопросы. Она объясняет, почему мы все причастны первородному греху, каким образом, веруя во Христа, мы можем воскреснуть в последний день, будучи искупленными от нашего первородного же греха Спасителем.

Абеляр с его концепцией номинализма, естественно, на эти вопросы отвечает совершенно иначе. Действительно, если существуют только единичные предметы, то существуют и единичные события, и первородный грех есть не что иное, как событие, связанное с жизнью только Адама и Евы. Это они согрешили, а не я — я к этому греху не имею никакого отношения. Христос воскрес — потому что Он Бог. Он воскрес, потому что у Него имеется такая способность. У меня такой способности нет. Это событие, которое произошло задолго до меня, поэтому ко мне оно также не имеет никакого отношения — ведь это единичное событие. А у меня есть только понятие, слово: «первородный грех», «спасение», «искупление». Церковь, конечно, расценила учение Абеляра как чистое пелагианство. Природа, оказывается, по Абеляру, не изменилась, мы все такие же! Христос — это просто Учитель, Он никак не влияет на мою личную жизнь!"

Абеляр был обвинен в ереси пелагианства и осужден на двух соборах. Восторжествовало мнение, что спор об универсалиях может быть решен только в традициях реализма, потому что номинализм приводит к пелагианству.

Но на этом спор об универсалиях не завершился.

От крайности к умеренности

В ХII веке, когда жил Петр Абеляр, восторжествовала концепция реализма, но возник и другой ее вариант — умеренного реализма, а позиция, поддержанная Ансельмом Кентерберийским и Гильомом из Шампо, получила название «крайнего реализма». Крайнего, потому что учит, что универсалии существуют только в Божественном уме. Но если это так, то возникает вопрос: а почему предметы отличаются друг от друга? Этим вопросом Абеляр атаковал Гильома из Шампо, тоже своего учителя: отказавшись от примитивного номинализма Росцелина, он пришел к Гильому из Шампо — приверженцу крайнего реализма. Действительно, почему я отличаюсь от другого человека, если у нас с ним одна и та же сущность в Боге? Гильом из Шампо отвечал: «Отличия — случайные свойства». «Ничего себе случайные свойства! Я ведь уникальная личность! А тут — случайное совпадение!» — негодовал Абеляр. И ушел от него, а потом выдвинул свою номиналистическую концепцию.

Знаменитая в ХII веке Шартрская школа предложила умеренный вариант учения, избегающий как крайностей номинализма, так и крайнего реализма, — оно ближе к Аристотелю и получило название «умеренного реализма». Бог прост, в Боге нет общих понятий, Он непознаваем, но, с другой стороны, нельзя говорить, что никаких сущностей в предметах нет, что они, эти сущности, есть только в моем уме. Нет, в предмете, конечно, сущности есть, как и говорил Аристотель. Поэтому концепция умеренного реализма утверждает: общее понятие существует реально, но не в Боге, а в самих вещах.

Как видим, возникают три точки зрения, и между теми, кто их отстаивал, шел постоянный спор. Примыкавший к Шартрской школе Иоанн Солсберийский даже язвительно сравнивал этот спор со спором трех человек, которые спорят, кто ведет свинью на базар. Один утверждает, что ведет крестьянин, другой — что его рука, третий — что веревка. В XIII веке Фома Аквинский наводит порядок, говоря, что правы все. Безусловно, Бог, перед тем как сотворить мир, имел в Своем уме всё знание о будущем мире — эти общие понятия в Его уме существовали. Сотворив мир, Бог дал каждому предмету его сущность, и теперь общие понятия существуют не только в Божественном уме, но и в самих вещах. А потом Бог сотворил человека, дав ему разум, дав ему способность эти предметы познавать, нарекать имена этим предметам. Поэтому с появлением человека универсалии начинают существовать в человеческом уме. Так что универсалии существуют трояким образом: до вещей — в уме Бога, потом — в самих вещах, потом — в уме человека. Итак, по Фоме Аквинскому, правы все. Кстати, неотомизм, наиболее распространенная философская школа в Католической церкви, до сих пор придерживается именно этой точки зрения, которая, казалось бы, должна была удовлетворить всех.

Но не тут-то было. Некоторые оппоненты Фомы Аквинского, например, Иоанн Дунс Скот, возражали, говоря: «Почему Фома утверждает, что Бог знает только общие понятия? Это ограничивает Божественное всемогущество. Выходит, Бог не знает меня лично? Он знает только человека вообще? Нет!!! В Боге есть знания о каждом предмете, о том, что представляет собой этот каждый предмет. В Боге существуют не сущности, а „чтойности“, „этовости“». Иоанн Дунс Скот возрождал номинализм, но в своеобразной форме.

Операция разделения

Уильям Оккам, который жил в начале XIV века, предложил еще один вариант, согласно которому вообще-то между философией и богословием ничего общего нет. Оккам сказал, что есть два метода познания, соответствующие двум объектам.

Уильям Оккам. Витраж.
Уильям Оккам. Витраж.

Бога нужно познавать только верой. Мир нужно познавать только разумом. 400 лет существования схоластики, 400 лет попыток философии помочь богословию ни к чему не привели. Так и не появилось никаких общих теорий, удовлетворявших всех. Кто-то согласен с Ансельмом, кто-то — с Фомой, кто-то — с Иоанном Дунсом Скотом, кто-то даже с Абеляром. Нет общего. А почему? А потому, что философия не может быть служанкой богословия! Вот самая главная ошибка. Невозможно примирить философию и богословие. Они разные, утверждает Уильям Оккам. И поэтому философия должна быть самостоятельной, и богословие должно быть самостоятельным. Философии, познающей этот мир, естественно оперировать только сущностями предметов, и ей не нужны еще какие-то общие понятия, существующие кроме этого мира еще и в другом мире. «Не надо увеличивать сущности без необходимости», — сказал Уильям Оккам. Эта его крылатая фраза получила название «бритва Оккама». Без необходимости! И действительно, зачем мне нужны общие понятия, когда мне достаточно знания материального мира?

На этом, по общему признанию ученых, заканчивается история схоластики. Уильям Оккам закрыл «спор об универсалиях», сказав, что универсалии — это только понятия в уме человека о материальной вещи, и этого достаточно для философа, не нужно никаких реальных общих понятий. А это полностью отсекает философию от богословия.

Философия получает независимость от богословия. «Не нужно сущностей без необходимости» — философия не должна проникать не в свою область. И богословие получает независимость от философии, философия не нужна богослову: у него свой метод — вера; свой объект — Бог. И потому после Уильяма Оккама может появиться Мартин Лютер с его «только верой», может появиться атеистическая наука, для которой не нужна религия. После Оккама начинается эпоха Возрождения.

http://www.pravoslavie.ru/93 834.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика