Молчание и золото

На сайте журнала «Фома» уже долгое время существует постоянная рубрика «Вопрос священнику». Каждый читатель может задать свой вопрос, чтобы получить личный ответ священника. Но на некоторые из вопросов нельзя ответить одним письмом — они требуют обстоятельной беседы. Какое-то время назад к нам пришел очень сложный вопрос о роли Церкви в обличении греха коррупции: «Почему священники публично не обличают коррупционеров?» (читать письмо).

Мы попросили ответить на это письмо протоиерея Максима Козлова, протоиерея Владимира Воробьева и публициста Сергея Худиева.

+ + +

Ответ протоиерея Максима Козлова, первого заместителя председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви:

Прежде всего, я соглашусь, что тема нашей видимой пассивности по тем или иным болезненным общественно-политическим вопросам — не надуманная. По крайней мере, не полностью надуманная. Да, многие клирики активно выступают на различных площадках, в том числе и в СМИ, но чаще высказываются они по вопросам внешней политики, в основном поддерживая нынешнюю внешнюю политику государства. А по острым внутрироссийским вопросам, которые могут быть обращены к властям, говорится реже.

Справедливости ради скажу — хотя бы даже про себя, — что часто голос священнослужителя не звучит именно потому, что мы опасаемся за последствия. Но не стоит сразу обвинять священников в конформизме. Давайте разберемся.

Конечно, священник так или иначе связан с государственными чиновниками и, конечно, прежде чем что-то сказать, он взвешивает: как его слово может сказаться на этих отношениях. Но здесь надо трезво различать: сказаться на личном положении священника или на положении прихода, епархии или даже всей Церкви? Конечно, и в первом, и во втором случае любой священник должен поступать по совести.

Но если в первом случае, когда дело касается личного благополучия священника и его семьи, благоразумный священнослужитель, не стремящийся лукавить пред собой, перед Церковью, перед Богом, не должен колебаться, а должен действовать без промедлений, пусть и в ущерб себе — то во втором случае священнику нужно сто раз взвесить, прежде чем что-то сказать. Потому что степень его ответственности здесь очень велика. Если священнослужитель оказывается в позиции обличителя и выступает на общественных площадках, нужно очень четко понять, не вовлечет ли его эта ситуация в логику противостояния «своих» и «чужих», в логику разделения людей — «кто не с нами, тот против нас»?

Конечно, никто в Церкви не говорит о том, что коррупция — это хорошо, или что вор милее, чем кровопийца. Но, бичуя язвы времени, мы должны понимать, что грех и человек, совершивший этот грех (например, коррупция и коррупционер), — это не одно и то же. И для того чтобы обличить человека в общественном пространстве, священник должен быть уверен — и публикации в СМИ для этого недостаточно, — что человек, которому приписываются те или иные грехи, действительно их совершил.

Так как же бороться с коррупцией? Первое, что требуется от священника в связи с обличением в коррупции (как и в любом другом грехе) — это работа со своими прихожанами. Что может сделать священник по отношению к людям, занимающим те или иные высокие должности, которых он знает лично и которые окормляются в его приходе, считают его духовным отцом или для которых его слово в какой-то степени авторитетно? Долгом священника будет, конечно же, всячески пытаться удержать человека в пределах христианской этики: побуждать его жить не по лжи и оставаться человеком с чистой совестью. Священник не может руководствоваться принципом «до нас началось, не нами кончится» или «с волками жить — по-волчьи выть».

Я знаю многих бизнесменов, которые советовались со священником и принимали решение не развивать свой бизнес до более высокого уровня, чем тот, на котором он уже находится. Священник помогал им понять, что их бизнес примет такие обороты, которые послужат возникновению ситуаций, когда моральная, этическая сторона будет подавляться. Эти люди предпочли не подниматься по карьерной лестнице, а остаться на прежнем уровне или даже спуститься вниз — но не совершать того, что помешало бы им быть христианами — не формально, а на деле. Я также знаю многих людей, которые после беседы со священником отказывались от тех или иных должностей, осознав, на какие компромиссы или даже сделки со своей совестью им пришлось бы пойти.

Но, увы, я знаю и некоторых священников, которые не призывают человека совершать подобный выбор, не помогают ему в этом трудном вопросе. Хотя одна из важнейших задач священнослужителя — помогать тем, для кого твое слово не пустой звук. И не важно, будет ли это на исповеди, на городском мероприятии, в СМИ или в каком-нибудь блоге. Главное, что это действительно отзовется в его душе.

+ + +

Ответ протоиерея Владимира Воробьева, ректора Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета:

Нет сомнений в том, что одним из главных служений Церкви в этом мире является свидетельство об Истине, и священник не должен из страха или по расчету становиться пособником лжи и греха. В Церкви священники постоянно обличают грех. Именно так заповедал поступать Христос, и Сам Он обличал: «Горе вам книжники, фарисеи, лицемеры..» (Мф 23:13−29). Помните? Но ведь Христос при этом не назвал ни одного имени.

Дело тут вовсе не в страхе или расчете священника на подачку коррупционера, а в самом характере священнического служения. А помните евангельскую притчу об одной овце, которая пастырю дороже девяноста девяти овец (Мф 18:12−13)? И слова Господа: Нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих (Мф 18:14)? Прямое обличение с церковного амвона конкретного человека является крайним средством, которое в большинстве случаев не приводит обличаемого к покаянию, а вызывает смертельную обиду или даже непримиримую вражду. Зло при этом не уменьшается, а только возрастает, а сам обличаемый навсегда отворачивается от Церкви или становится ее врагом. При этом сам грех, вероятнее всего, станет еще более агрессивным, наглым и опасным для общества.

Опытный хирург согласится на трудную операцию лишь в том случае, когда уверен в благоприятном исходе. Риск всегда остается, но все же есть большая вероятность, что операция приведет к выздоровлению. Если же вероятность выздоровления мала, хирург говорит: «Операция не показана. Вам нужна химиотерапия, она облегчит течение болезни и, если не вылечит, то все же продлит Вашу жизнь. А операция может окончиться Вашей смертью». Священник — это врач духовный. Он обязан, подчеркиваю — именно обязан, — думать о последствиях своих пастырских действий.

Мы живем в такое время, когда грех нагло господствует в мире, когда доброе во всеуслышание называют злом, а то, что всегда считалось преступлением, узаконивают как проявление свободы и прав человека. Наш мир тяжело болен и уже не способен сопротивляться своей смертельной болезни. И помочь ему может только одно средство — Божественная сострадательная любовь. Современный священник теперь, более чем когда-либо, и должен являть эту бесконечную, милующую любовь. Гневными обличениями уже не поможешь.

Представьте себе священника, выступающего с обличительными проповедями на городских праздниках! Священник не должен превращаться в политика, народного трибуна, светского оратора. Главное в его жизни — молитва, совершение Божественной литургии, пастырское попечение, учительское служение и проповедь. Но эта проповедь должна быть благодатным продолжением благовестия Христа, она должна приобщать людей к добру, миру и Божественной любви. В этом подвиге священника никто не заменит. А священник, выступающий «с броневика» с погромными обличениями, рискует только скомпрометировать свой священнический сан и превратить свое великое призвание в карикатуру.

+ + +

Отвечает публицист Сергей Худиев:

Священник по особо важным делам?

Для нецерковных людей слово «обличить» звучит примерно как «вывести на чистую воду», публично выставить мерзавца мерзавцем. Должны ли священники обличать коррупцию в этом смысле? Ну, попробуем. Вот я (мирянин) читаю в Интернете, что некто Вася Пупкин — коррупционер, вор и мерзавец. Я испытываю негодование от этой истории с Васей и хочу, чтобы все честные люди планеты меня в этом поддержали. Должны же мы, в конце концов, объединиться против этого негодяя. Нельзя же терпеть такие вещи. Как могут люди, претендующие на то, что они честные и нравственные, не восставать против этого вора и беззаконника? Может, они вообще продались ему и едят у него с рук? Полный праведного негодования, я нажимаю на кнопку перепоста, чтобы все видели, какой Вася подлец.

Но тут я вижу следующее сообщение в моей ленте, в котором говорится, что Вася Пупкин, напротив, честный и принципиальный человек, который наступил на хвост негодяям и коррупционерам. Именно поэтому его и пытаются оклеветать и уничтожить.

Как мне понять, кто прав? Это не очень простая задача, юридическая наука столетиями вырабатывала механизмы следствия и суда, которые позволяли бы выводить преступников на чистую воду и отличать обоснованные обвинения от клеветы. Люди, работающие в правоохранительной системе, должны учиться годами. И даже высокопрофессиональному следствию и суду случается совершать ошибки. Посадят человека на огромный срок — а потом оказывается, что он тут не при чем. После появления генетических тестов из тюрем выпустили сотни людей, отбывавших наказание за тяжкие преступления, которых они не совершали.

Священник, который не является следователем, юристом или судьей, находится не в лучшем положении, чем любой из нас. Что, если он обличит с амвона коррупционера Васю Пупкина, а потом окажется, что он просто помог негодяям травить честного человека?

Понятно, что блогер, сделавший перепост, приобретает глубокую уверенность в том, что права именно та сторона, которую он поддержал своим кликом мышки. Но такая субъективная уверенность может быть никак не связана с реальным положением дел.

Расследование — дело правоохранительных органов, в какой-то мере ему могут способствовать журналисты, которые едут на место, беседуют с людьми, собирают информацию и составляют свое мнение отнюдь не на основании перепостов в Интернете, к тому же по диагонали прочитанных.

Публично обличать людей, виновность которых не установлена, — это довольно скользкое дело. Можно жестоко ошибиться.

Стоит задуматься и о другом. Легко быть втянутым в споры хозяйствующих субъектов. Допустим, у Васи Пупкина действительно рыльце в пушку. При этом может оказаться, что те, кто его атакует, как минимум не лучше. Тоже борцы не за счастье народное, а за контроль над финансовыми потоками. Вор у вора порывается дубинку украсть — и зовет на помощь священника. Помоги, мол, согнать мерзавца Васю с этого теплого места, чтобы я его занял.

Люди наивные и поспешные в суждениях легко могут оказаться орудием определенных политических сил. Перед 1917 годом обвинения в коррупции (обоснованные или нет) в адрес царских чиновников были обычным делом. Это был важный элемент революционной пропаганды; чем все кончилось — мы знаем. Как знаем, чем могут кончаться и относительно недавние антикоррупционные революции — установлением еще более коррумпированных режимов, чем до этого.

Из этого никак не может следовать, что с коррупцией бороться не надо, из этого следует, что заниматься этим важным и ответственным делом должны люди, готовые работать, так сказать, на полную ставку, подходить к делу тщательно и серьезно — следователи, судьи, журналисты-расследователи. Все они могут быть благочестивыми людьми и вдохновляться в своей деятельности православной верой. Но священник — это другая профессия. У него иная миссия. Вы же не требуете от врача или учителя, чтобы он был следователем. Их обязанности состоят в другом.

Борьба со злом или спасение души?

Давайте разберемся, в чем состоят обязанности священника и — шире — Церкви. Для этого нам нужно будет начинать с самых основ. С того, для чего вообще создан человек.

Слово Божие открывает — а Церковь проповедует — что человек создан для жизни вечной и блаженной. Бог создал нас — как и все мироздание — из любви, чтобы разделить с нами Свою любовь, жизнь и радость. Чтобы мы были вечно и бесконечно счастливыми.

Но мы живем (и умираем) в мире, полном страдания и несчастья. Причина этого — грех. Человеческий род согрешил и отпал от Бога. Хуже того, мы постоянно продолжаем грешить — отвергать или игнорировать Бога, выбирать свои, а не Его пути, делать то, что в Его очах является злом и разрушает нас самих и мироздание в целом. Продолжая в том же духе, человек может навсегда закоснеть в противлении Богу и окончательно погибнуть.

Евангелие — это благая весть о том, что Бог во Христе спасает нас от наших грехов. Христос умер за наши грехи и воскрес из мертвых, приобретя для нас дар Вечной Жизни. Мы призваны воспринять этот дар покаянием и верой.

Вы и я перед лицом Евангелия совершаем выбор, который приведет нас к вечному спасению — или окончательной гибели. Если мы пребудем в вере и хранении заповедей, мы после короткого земного пути (он всегда короче, чем мы думаем) войдем в жизнь вечную и блаженную. Если отвергнем или проигнорируем слово Божие — увы, нет.

И здесь между Церковью и миром возникает огромное непонимание. Собственно, это непонимание между Христом и миром, оно описано уже в Евангелии.

В I веке люди, к которым пришел Христос, страстно ожидали спасения. Они все глаза выплакали, молясь о том, чтобы, наконец, пришел Мессия, посланный Богом Избавитель. Но, когда Он пришел, кончилось тем, что они кричали Пилату «распни Его». Почему? Потому что они ожидали спасения от притеснителей — как римлян, так и своих, местных угнетателей, установления мессианского царства, в котором они будут избавлены от голода и притеснений. Иначе говоря, они ожидали спасения от грехов других людей. Изменения внешних условий. А Христос, как говорит Евангелие, спасет людей Своих от грехов их" (Мф 1:21) Он требует, чтобы это мы изменились.

Люди взывали: Боже, спаси нас от римлян. А Бог ответил им, что их проблема — не в римлянах. Их проблема в них самих. И наша проблема — не в ком-то другом. А в нас. Моя проблема — не в других людях. Грехи других людей не лишат меня Царства. Меня может погубить только один человек в мироздании — и это я сам.

Обличение

И для Церкви обличение — это не то, что происходит в контексте политической борьбы. Это то, что происходит в контексте спасения для вечности. Мое спасение начинается с того, что Бог обличает меня в грехе.

Тут важно отметить, что обличение, исходящее от Бога, прямо противоположно тому, что мы обычно называем этим словом. Мы часто хотим унизить, наказать, уязвить людей, которых обличаем, потому что, на наш взгляд, они заслуживают этого. Бог хочет поднять, простить и исцелить людей — и обличает именно поэтому.

Обличить в библейском контексте не значит «публично обругать» или «выставить на позор». Это значит поставить диагноз. Примерно как врач, получив результат анализов и исследований, «обличает», то есть выводит на свет проблемы с моим здоровьем — не затем, чтобы публично бранить меня за долгие годы нездорового образа жизни, но затем, чтобы предложить лечение.

А это значит — если я ищу спасения, — что в обличении нуждаюсь я, а не другие люди. Мне следует узнать, в чем я неправ, в каких грехах мне надлежит покаяться, какие привычки исправить, в чем поменять направление моей жизни.

И, если я коррупционер, мне надо будет принять обличение в этом грехе и оставить его. Но если я не коррупционер — так уж сложилось в моей жизни, что я не занимаю должности, которая позволяла бы мне предаваться этому греху, — мне следует принять обличение в других грехах. Тех, которые совершил я, а не другие люди.

Естественно, это вопрос моего свободного произволения — ищу ли я спасения или нет. И если ищу — в этом мне могут помочь священники, вернее, Христос, который возвещает Евангелие и отпускает грехи их устами, и преподает таинства их руками.

Евангелие — это Божие послание, обращенное ко мне. Оно не про то, что другие люди — плохие, их надо вывести на чистую воду и наказать. Оно про то, что мне предложено прощение, исцеление и новая жизнь. Именно я призван осознать свои грехи, оставить их, покориться Иисусу Христу как Господу и довериться Ему как Спасителю.

До тех пор, пока я отказываюсь это сделать, я пребываю в стане мятежников. Я могу быть исполнен праведного негодования (все исполнены) и считать себя борцом за правое дело (все считают), но пока я не принял решения покориться Христу, я пребываю не на той стороне.

При этом я могу сколько угодно бороться со злом — этот мир полон борцов со злом. Но пока я не покорился Христу, я не даю Богу действовать во мне и через меня.

Дайте действовать Богу

Мы верим не только в вечную жизнь — мы верим, что всякое благо и исцеление в этом мире исходит от Бога. В том числе исцеление общественных язв, таких, как коррупция. Чтобы как-то помочь делу, я должен присоединиться к Его воинству и повиноваться Его приказам.

Возможно, Бог отправит меня бороться с коррупцией, о которой все время пишут в Интернете. Возможно, Он найдет мне другое применение. Но наверняка Он потребует от меня привести в порядок мою жизнь — быть заботливым семьянином, добросовестным работником и честным гражданином.

У меня непосредственный контроль над поведением только одного человека — меня самого. Первое, что я могу исправить в этой мире (и стране), — это я сам. И когда я возьмусь за это, я тут же обнаружу, что это очень трудно: негодовать на внешних негодяев всегда значительно проще, чем одолеть негодяя внутреннего.

Но только на пути личного покаяния и веры можно приобрести мудрость, мужество и, важнее всего, любовь к людям, которые необходимы, если я действительно хочу как-то помочь исцелению общественных язв.

Более того, с верой приходит новое чувство ответственности. Как сказано в Евангелии, от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф 12:37). Люди охотно перепощивают в социальных сетях «разоблачительные» публикации, даже не пытаясь проверить — правда ли это. А когда выясняется, что неправда, мало кто спешит давать опровержения. Но ведь это тяжкий грех — возведение ложного свидетельства на ближнего своего. Если я свидетель и могу дать показания на злодеев — мне следует дать показания. А вот если до меня дошли слухи — их лучше не распространять. Бог не взыщет с меня за то, что яне бросил в кого-то грязью. Бог взыщет, если я бросил.

Подготовила Дарья Баринова.

http://foma.ru/molchanije-zoloto.html