Труд | Александр Крутов, Сергей Филатов, Андрей Савельев | 30.11.2004 |
Александр КРУТОВ, заместитель председателя думского Комитета по информационной политике:
— Этот указ — яркое свидетельство пагубной политики Бориса Ельцина, начавшейся с провозглашения 12 июня независимости Российской Федерации от исторической России. В итоге все вылилось в террористическую войну против нас. Вспомним, что в Грозный сразу после того, как генерал Дудаев в сентябре 1991 года захватил власть, прилетели ближайшие соратники Ельцина — Бурбулис, Полторанин, Шелов-Коведяев — и одобрили свершившееся. Потом прибыл Хасбулатов и тоже дал добро на «вайнахскую демократию». Если бы президент России и его окружение твердо и однозначно не поддержали дудаевский переворот сразу, то развитие событий пошло бы, уверен, по другому руслу.
Однако и в Москве, и за рубежом почти открыто действовали влиятельные политические силы, заинтересованные в развязывании вооруженного конфликта на юге России. Поразительно, но именно в тот период, когда в Чечне звучали призывы «строить на Кавказе общий дом без России», а Дудаев в своих интервью говорил, что «Россия — это гадюка, которой надо оторвать голову», в Чечню поступали из российского бюджета огромные средства, шло вооружение дудаевского войска.
Была ли альтернатива этому указу? 29 ноября Борис Ельцин выступил с обращением, в котором потребовал в течение 48 часов сложить оружие и распустить незаконные вооруженные формирования. Но джинна, выпущенного из бутылки, обратно загнать уже было невозможно.
Сергей ФИЛАТОВ, председатель исполкома Конгресса российской интеллигенции, первый заместитель председателя Верховного Совета РСФСР (1990 — 1993 гг.), глава администрации президента России (1993 — 1996 гг.):
— К этому дню мы шли долго, оставив Чечню в начале 90-х годов фактически на произвол сепаратистских сил. Москве тогда было не до нее — в стране шли опасные процессы, грозившие ее развалом и гражданской войной. А когда появилась возможность вплотную заняться чеченской проблемой, в республике уже царил правовой беспредел. Население оказалось незащищенным со стороны государства — особенно русское, которое попросту изгонялось из своих домов и квартир. У Дудаева были далеко идущие националистические планы. Не случайно республика стала одним из идейных центров создания Ассамблеи кавказских народов. Цель была на виду: консолидировать кавказский национализм и направить его против России.
К началу 1994 года Борис Ельцин определился: чеченскую проблему надо решить. В его окружении эта позиция находила понимание, но по поводу того, каким образом действовать, возникло противоборство концепций. Большинство считало, что при этом надо избежать ввода федеральных войск в республику: все понимали — это начало войны. Нужна была тонкая, выверенная политика и по отношению к мятежному генералу Дудаеву, и по отношению к чеченской оппозиции. Я, например, настаивал на том, чтобы максимально поддержать Временный совет чеченской оппозиции средствами, дабы она смогла в подопечных ей районах наладить нормальную жизнь — восстановить работу школ, больниц, возобновить пенсионное обеспечение. У оппозиции, верю, был бы шанс победить Дудаева не силой оружия, а демонстрацией преимуществ мирной жизни, и в республике началась бы постепенная нейтрализация дудаевщины.
По непонятным для меня до сих пор причинам, подготовкой документов по решению чеченской проблемы начал заниматься главный на тот момент московский чекист Евгений Севастьянов, который сделал ставку на вооружение оппозиции, на что и пошли все деньги. Затем чеченский вопрос начал курировать глава «национального» министерства Николай Егоров, который твердо поддерживал сугубо силовой вариант действий. Все это закончилось трагедией. 26 ноября была полностью уничтожена оппозиционная войсковая группировка, состоявшая в основном из наших ребят-контрактников. У Бориса Ельцина после такого позорного поражения взыграло самолюбие, и ситуация резко изменилась. 26 ноября я и Сергей Степашин пытались подписать у него указ о введении в Грозном чрезвычайного положения, чтобы как-то спасти ситуацию силами внутренних войск. Борис Ельцин наш документ не подписал: как я понял, он уже имел готовую концепцию ввода войск в Чечню. 30 ноября она нашла свое воплощение в указе.
Можно ли было действовать по-другому? Альтернативных предложений поступало много. Одно из них сводилось к тому, чтобы равнинную часть Чечни отделить от горной, «заперев», таким образом, сепаратистов в горах. Это позволило бы восстановить нормальную жизнь в равнинной Чечне и со временем побудило бы к диалогу горцев. Но история человечества есть непрерывная борьба между идеями и интересами…
Андрей САВЕЛЬЕВ, заместитель председателя Комитета Государственной Думы по делам СНГ и связям с соотечественниками, доктор политических наук:
— 30 ноября — это дата фактического объявления первой чеченской войны, в которой погибли тысячи российских солдат и мирных жителей. Она напоминает об ответственности «первого президента России», ввергнувшего страну в пучину тяжелейших испытаний. Многие политики, завязавшие «чеченский узел», так и не собираются, заметим, сходить с арены. Это и Гайдар, и Явлинский, и Немцов, и другие…
К сожалению, этот указ слишком запоздал и был преступно плохо продуман. Чеченских мятежников надо было раскалывать изнутри. Ведь была же чеченская оппозиция, которая вполне могла противостоять Дудаеву. Были целые районы, практически не подчинявшиеся дудаевскому режиму. Их выступление надо было тщательно подготовить. Опять же можно было прибегнуть к спецоперациям, чтобы ликвидировать мятежного генерала. Или тонко сыграть на его самолюбии, присвоив еще одну генеральскую звезду, а то и назначив начальником в Москве. Можно было объявить блокаду Чечни, но не дырявую, как это происходило в реальности, а настоящую. А то ведь Грозный торговал российской нефтью с выгодой для себя даже во время боевых действий…
Подготовил Анохин Павел