Культура | Максим Гуреев | 30.07.2004 |
В отличие от многих своих русских соратников по воинству небесному, предстоящих перед Спасителем, преподобный Серафим никогда не был церковным политиком, богословом-полемистом или общественным деятелем. Смысл его духовного подвига в первую очередь сводился к глубокой молитвенной практике, имеющей в богословии название — «стяжание Духа Святаго». Скорее всего, именно поэтому блаженный Серафим Саровский был прославлен общецерковно лишь спустя 70 лет после своей блаженной кончины, наступившей в 1833 году. И это было весьма симптоматично для синодального православия ХIХ — начала ХХ века, когда молитвенное делание в стиле святых преподобных Нила Сорского, Максима Грека и прочих православных интеллектуалов было не в чести.
Как ни странно, но возвращению из небытия имени Серафима Саровского (в государственном и общенациональном масштабах) способствовал император Николай II, который, согласно преданию, ознакомился с некими таинственными предсказаниями святого старца, касающимися фамилии Романовых в целом и его лично в частности. Предсказания якобы потрясли самодержца, который, как известно, был склонен к мистификации собственной роли как помазанника Божия в русской истории рубежа веков.
Именно с этого самого момента начинается общественно-политическая жизнь святого Серафима, к которой при своем земном бытовании он не имел ни малейшего отношения. Саровский-подвижник провозглашается покровителем царской фамилии и молитвенным предстоятелем перед лицом Богородицы за всю Россию, а Серафимо-Саровский и Серафимо-Дивеевский монастыри, которые во время канонизации старца посещают члены августейшего семейства, превращаются в места массового паломничества.
Можно утверждать, что в лице святого Серафима российские власти рубежа веков сумели благополучно найти именно то, в чем так нуждалась империя, потрясаемая революциями, неудачными и кровопролитными войнами, как бы сейчас сказали, терактами и глубочайшим нравственным кризисом, обусловленным обрядоверием и повальным атеизмом, переходящим в открытое и агрессивное богоборчество. С одной стороны, речь шла о долготерпении и смирении Серафима Саровского, который, как известно, склонился перед «лихими станичниками», избивавшими его, и не оказал им сопротивления. С другой, на свет Божий было извлечено предание, согласно которому преподобный старец якобы отказал в благословении декабристам, «бунтующим супротив царя-батюшки».
Таким образом, все составляющие национальной идеи той поры были обнародованы в столь ненавязчивой и вполне назидательной форме. Естественно, что ни о каких мистических открытиях и богомыслительных откровениях святого Серафима речь не заходила. А ставший хрестоматийным пример из его жития, в котором святой из рук кормит «дикого и лютого» медведя, воспринимался не иначе как пример запредельной дрессуры и имел в большей степени отношение к цирковой практике…
И вот прошло 250 лет со дня рождения святого Серафима Саровского и 100 лет его общецерковного прославления.
Что изменилось? Да, наверное, все — страна, мир, ее окружающий, люди в ней живущие. Не изменилось, увы, лишь одно — стремление в очередной раз приспособить преподобного Саровского старца к своим сиюминутным интересам, попользоваться «золотым запасом» в меру собственного разумения необходимости.
Размеры же этой необходимости были в полной мере явлены во время Серафимовских торжеств в Курске, на родине подвижника, и в Нижегородской епархии, месте постоянного нахождения раки с мощами преподобного Серафима Саровского. Так, размах мероприятия говорил о том, что оно, вне всякого сомнения, носит государственный характер — многоуровневые кордоны милиции и ОМОНа, рамочные металлоискатели и сотрудники в штатском, по возможности стройные ряды казаков и плазменные уличные мониторы для прямых включений с непосредственного места действия, старательные корреспонденты телеканала «Россия» и приходская общественность с плакатами «С нами Бог!» и портретами царя-мученика.
Бесспорно, здесь было все, что, в понимании устроителей (да и самих паломников тоже), должно отличать крупное православное мероприятие от, к примеру, первомайской демонстрации, о которой большинство тех же паломников сохраняет самые живые воспоминания.
Не было здесь лишь одного — осмысленности происходящего с точки зрения человека, «одного из», того самого, что согласно предписанию взял с собой «головной платок и юбку (для женщин), емкость для воды, емкость для освященного масла, мешочек для сухарей». Потому что опять под присмотром милиции, спецназа и ОМОНа здесь царила многотысячная толпа, у которой, как известно, нет ни лица, ни имени, толпа, которая может повернуть в любую сторону в зависимости от того, куда смотрит ее кормчий.
Пока он (кормчий) смотрит в сторону храма. И это хорошо…
Вот только облегчает ли это задачу для каждого христианина в отдельности — достучаться до небес? Серафимовские торжества ответ на этот вопрос не дали.
29 июля — 4 августа 2004 г.