Легенда из волшебного фонаря

Театр русской драмы «Камерная сцена» возрождает традиции средневековых мистерий

У каждого времени были свои проверенные способы лечить и исцелять пространство души. Оно по своему изначальному устройству целостно и космично и выбирает для себя то, что ему близко, то есть сказки, легенды, мифы, волшебство, тайну, поэзию. Все они призваны напоминать душе о том, что в основе всего лежит стремление к интеграции, к объединению осколков разбитого зеркала.

В Средневековье таким лекарством была мистерия, театральное действо. Мистерия же, как известно, произошла от еще более древнего ритуального представления, так называемой литургической драмы. Изначально она ставились в церквах, в пасхальные и рождественские дни разыгрывались отдельные эпизоды евангельской истории. Поначалу они отличались большой серьезностью и патетичностью, но позже в пафосный язык драмы стали проникать народные выражения, да и зрелище стало более захватывающим. Вводились разные технические приспособления, с помощью которых можно было добиться «вознесения на небеса» и «ниспровержения в преисподнюю» героев этих историй.

В XIII веке Папа Иннокентий запретил разыгрывать мистерии в церквах и они перекочевали на улицу. Тут-то и пошло веселье: в драмах стали подвизаться миряне, появились комические вставки, слышался смех. Как водится, разыгрывались истории на библейские сюжеты, но народное веселье стало потихоньку видоизменять жанр. Так появились пресловутые театрализованные действа, разыгрываемые во время праздников на городских площадях. На длинных помостах одновременно располагались все декорации, долженствующие изобразить все места действия сразу. Через некоторое время появились еще и другие подвижные декорации, их возили на специальных повозках.

Так было в Европе. На Руси же процессы восстановления и исцеления души происходили чуть иначе. Театр как таковой появился только в XVII веке. До сего времени народ прибегал к таким общеизвестным средствам, как пляски и представления скоморохов, праздничные обряды, песни и заклинания. Элементы литургической драмы прослеживались в церковных праздниках «Пещное Действо» и «Хождение на осляти». Скоморохи же постепенно стали подразделяться на подвиды — струнников, сопельников, медвежьих поводырей, гусельников и прочих. Весельем у нас к этому времени на площадях и гуляньях заведовал Петрушка. Впрочем, нельзя не упомянуть, что традиционные гулянья властям не нравились (у нас всегда душа и ее потребности — одно, а государственные нужды — совсем другое), поэтому царский указ 1648 г. повелевал «выимать, изломать и сжечь… домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды».

Но запрещай не запрещай, а без исцеляющего ритуала, без игры и торжественных, ярких зрелищ нам все равно не обойтись. В наше время такой работой по воссозданию древнего лубка, целостной, гармонической картины сказочного бытия занимается Театр русской драмы «Камерная сцена» под руководством Михаила Щепенко. Нашумевший в 1999 году спектакль «Муромское чудо», пьеса Григория Юдина по мотивам знаменитой «Повести о Петре и Февронии», датируемой XVI веком, сейчас снова на сцене.

Житие этих двух святых супругов (они канонизированы Православной Церковью и 8 июля, в день их кончины, празднуется День всех влюбленных на православный лад) весьма необычно. Оно начисто лишено обязательных элементов обычных житийных сюжетов: казней, пыток и страданий за веру. Возможно, поэтому сказочная история любви тихой и ясновидящей Февронии, крестьянской девушки, дочери древолаза, и отважного муромского князя Петра оставляет по себе гармоническое и мирное впечатление. В этом современном спектакле изумительным образом слились обязательное для мистерий веселье и народные прибаутки со строгостью ритуально-символического действа литургической драмы.

Мы словно видим историю мистерии: ее внутрицерковное существование очень естественно перетекает в свою новую ипостась. Это ипостась народного спектакля, где нет и не может быть никакого смятения, никакой сумятицы, все просто, отменно доходчиво и красиво. Декорации и осветительская работа создают ощущение, которое, наверное, и оставляли по себе истинные мистерии. Образ «городка в табакерке», музыкальной шкатулки, где на небольшом пространстве разворачивается многослойный мир легенды. Мы видим вглубь уходящие подвижные занавесы, которые поднимаются вверх и уходят вниз, делаются храмом, кораблем, гробницей и боярскими палатами. Они то и дело плавно взлетают, создавая ощущение калейдоскопа, переменчивой реальности детской сказки. Переменчивость ее отчасти обманчива: освещенная сцена похожа на стеклянный сосуд, где бурлит сложный алхимический состав, но все заключено в строгие рамки ритуала и традиции и никуда не выльется, не расплещется.

Как и средневековые действа, смотрится «Муромское чудо» на одном дыхании, народ в зале участвует, подпевает, дети смеются, хлопают, вскрикивают в нужных местах. Туда-сюда ходят «подвижные декорации», на возвышении возникает фигура ангела с пламенным мечом, до такой степени убедительно освещенная, что и впрямь появляется впечатление грезы, видения, сна. И сохраняется вкус очень древних времен, пришедшей из глубин сказки про Марью Моревну, Василису Премудрую, Царевну-Лебедь, где действует вопреки христианскому сюжету многомудрое и интуитивное женское начало, говорящее мужу: «Пойди поспи, я сама со всем управлюсь».

Удивительно, но ткань сказки нигде не разрывается навязчивым назиданием, излишним пафосом, мучительной для зрителя исступленной серьезностью. Везде соблюдено чувство меры, и поэтому ты уходишь из театра с ощущением, словно смотрел картинки в волшебном фонаре и ничто не нарушало их младенческую и чистую прелесть. Так что мистерии, конечно, принадлежат прошлому, но, будучи хорошим целебным средством, готовятся и по сю пору. Ведь душа-то по-прежнему хочет собрать осколки своего зеркала и сложить их. И сказки ей очень нужны.