 |
| Православие в Украине | 16.04.2015 |
ОТ РЕДАКЦИИ. В голове не укладывается, сколько всего приходилось выносить этим людям, которые, будучи осуждены за антисоветскую агитацию, понимали истинную причину своего ареста и приговора. В это светлое время Светлой седмицы хотя бы мысленно посетим узников — отбывавших наказание в трудовых лагерях православных священнослужителей, ныне причисленных Церковью к лику святых. Письма священномученика Виктора Киранова к семье из заключения наполнены надеждой на возвращение, на встречу, на мирную жизнь. Он мечтал, как снова встретит близких радостным приветствием «Христос воскресе!». В 1939 году он был осужден на 8 лет лагерей, в марте 1942 года скончался в местах заключения.
Печатаются в сокращении по книге протоиерея Николая Доненко «Новомученики Бердянска».
«Дорогая Ниночка!
Пишу наскоро 28/ХІ—39 г. Прибыл к месту своего назначения.
Ехал через Харьков, Сызрань, Новосибирск, Томск и Асино, в 100 верстах от Томска. Жив и здоров — работаю. Писать буду иметь возможность один раз в месяц. От вас могу иметь чаще.
Пока не присылай ничего. Целую крепко тебя и деток и всех моих истинных друзей. Прости, милая, все мои против тебя, при моей любви к тебе, согрешения. Чувствуется, что видеться больше не придется, а там что Бог даст.
Чтобы письмо дошло к тебе, нужно ограничиться этим кратким письмом. Адрес мой: Асино, Асинского р. Новосибирской области. Почт[товый] ящ, ик № 245/1. Мне. Адрес можно сообщить друзьям, может быть, кто решится написать мне, не надеясь получить от меня по не зависящим от меня причинам.
Крепко любящий пр[отоиерей] В. Киранов".
«Милые, дорогие и добрые мои Ниночка и детки!
Здоровы ли вы все и как поживаете? Я у вас один, а вас у меня много, а потому и думок много.
Я жив и здоров, конечно, относительно, так как старые грехи и старые раны стали открываться и дают себя чувствовать при новой трудовой жизни, — сердце часто пошаливает и дает право получать двух-трехдневные отпуска на отдых, желудок работает, но работы ему мало — моя брезгливость решительно губит меня. Пища, в общем, сносная, но вид ее и посуды отталкивают меня, и часто и очень часто ограничиваюсь одним хлебом подсушенным и водой в буквальном смысле слова, а отсюда — каково топливо, такова и работа.
Дело свое обжалываю, хотя почти безнадёжно. Дела-то вообще нет никакого, но переписки оказалось куча. Я уже три письма послал тебе, Ниночка, дорогая моя старушка-мученица, но ответа ещё не имею, очевидно, письма не доходят.
Возле Асино лагерь трудо-исправительный, где меня и воспитывают в этом направлении. Название лагеря показывает его назначение. Трудно, противно и обидно, но ничего не поделаешь. Принимали доброе, примем безропотно и плохое, заканчивать жизнь где-нибудь да нужно, слава Богу, что дал возможность искупить этим путем бесчисленные грехи пред Ним, тобою и семьей.
Знаю, конечно, что живется вам без меня трудновато, но помогать уже больше ничем не могу, т.к. нищий есмь. Если друзья, и если вообще они у меня остались, и если они пожелали бы мне помочь, то можно прислать продуктовую посылку, самую скромную по виду и содержанию. Вы же от себя ничего не отрывайте, это мой приказ, особенно это относится к Танюшенькиному трудовому кровному бюджету, пусть она себя, моя миленькая, поддерживает, а я обойдусь, мне мало теперь чего нужно.
Нужна бумага, конверты и карандаши, вложенные в какой-нибудь переплет моих книг, — заменит портфель. Вот черного перцу (или что-нибудь заменяющее его, острое), чтобы забивать дух моей пищи, пришли обязательно, если его нет, то добрая Наташа пусть подумает об этом.
Сухари, думаю, трудновато, вместо сахара каких-либо самых дешевых конфет, о прочем думаю и знаю, говорить не приходится. Лук и чеснок принимаю в самом ограниченном количестве. Все мое имущество движимое и недвижимое в твоем полном, без всяких советов, распоряжении и лично для тебя — все.
Одёжи и белья пока не нужно — обстановка такова, что все это пустая трата. Старые летние туфли, ботинки и две цветных рубахи и брюки из какого-либо дрянного материала пришли к лету — пусть добрая Леля пошьет, о хорошем и тем более белом и говорить нечего, — не нужно, безусловно, смешно и глупо. Живу среди оборванцев, несчастных стариков, и сам уже таков".
«Милые и дорогие Ниночка и детки!
Наконец знаю, что место моего пребывания вам известно. 15-го получил телеграмму, вчера два письма — твое и О.В. с Лелей — очень им благодарен за теплое дружеское письмо, которое согрело меня и укрепило в сознании дружеских их отношений и до черного дня.
Тебе, Ниночка, особенно благодарен за твои заботы обо мне. Сегодня получил твое второе письмо <…> с извещением о посылке, которую уже предвкушаю и заранее целую твою руку, сложившую ее.
Признаюсь, милая, не хотелось сознаваться, думал, что погибаю неминуемо и чем раньше, тем лучше, но так как местопребывание уже открыто и сношение завязалось нормальное, то признаюсь, что я сейчас в состоянии, как после тифа, кожа, кости и только, таким я приехал в Бердянск во второй период следствия, но вы меня, разумею друзей, подкормили, а затем в Запорожье обкормили, и я ожил, и ты меня видела бодрым на свидании. В Запорожье при выезде я все роздал неимущим, особенно Саклакову и двум запорожским священникам, и себе оставил только на дорогу и хорошо сделал, т.к. в дороге паче всем ты и тебе ничего, — понятно.
Приехал на место и тоже ничего казенного есть не могу, как ни насиловал себя, но больше двух ложек — рвота, а как другие едят — по две-три порции? И вот с декабря по сей день в положении послетифозном. Моя брезгливость — мой враг, посмотрю на посуду и довольно, тошнит, да и только — словом, ты понимаешь меня — довольно.
<…>
Впрочем, будем надеяться на милость Божию и заступничество Св. Николая. Молитесь, дорогие, обо мне, женская молитва сердечней и теплей других.
<…>
Сперва ходил на лесозаг[отовки], пилить дрова, потом в овощехранилище перебирать гниль и др., а теперь дневальным в 8-м бараке, где проживают служащие, управленцы. Хожу в казенной одежде и лаптях. Дежурю с 1 часа ночи до 7 утра, а днем уборка барака, доставка воды и дров и пр. Словом, настоящий кухонный мужик.
Получив письма, я ожил, и товарищ дневальный заметил, что это у тебя сегодня глаза горят, а то все как у покойника, вот какой бальзам вливают в сердце мое ваши письма.
Из наших здесь никого нет. До Харькова ехали все вместе, из Харькова до Сызрани о. Мих. и Черненко — в Новосибирске расстался с ними. <…>
Здесь же познакомился с прот. Михайловым — дневальным. Товарищ о. Мих[аила] по Академии <…>. Говорят, есть и епископ — там еще не был.
Итак, милая, спасибо за все и пока до следующего письма, до свидания.
<…>Твой В[иктор].
«Сегодня получил твое третье письмо от 12/ІІ с описью второй посылочки — обе посылки получены полностью.
Ты спрашиваешь, как мои зубы. Милая, ещё в первый период Бердянского сидения я потерял и протез, и золотой мостик, да в придачу и два здоровых. Зубной врач — Еременко, вставляя их, плохо заботился о целости их при движении, и я их потерял, протез совсем погиб, а золотой мостик сохраняю. Имею четыре передних и несколько нижних, обхожусь пока ничего, вкус сала и смальца (хороши) ощущаю удовлетворительно.
Но кроме зубов, нажил и грыжу по белой линии выше пупка, это от неосторожного движения стулом при той же операции.
Что я делаю? Первое время ходил за три версты пилить дрова. Это оказалось непосильным, особенно ходьба, да ещё с молодыми здоровыми людьми, и я, проболев 10 дней, освобожден от этой работы. Затем ходил на овощехранение перебирать овощи, это посильно, но воздух и свет давали себя чувствовать — измарался достаточно.
Теперь, уже недели три, состою дневальным при бараке, насельники которого управленцы, здесь хорошо и чисто, работы порядочно, но условия хороши, есть, где и поспать, и поесть, и сохранить присланное.
Слава Богу и Св. Николаю за всё. Путь ко спасению проходится нормально по указанию ап[остола] Иакова <…>".
«Дорогая Ниночка, детки и все мои близкие друзья, дом[ашняя] Ц[ерковь]!
<…>
Я жив и здоров, первое по великой милости И[исуса] Христа, а второе по той же милости, возгреваемой — это я, безусловно, чувствую — ходатайством нашего заступника Св. Н[иколая] и молитвами, да молитвами вашими, мои добрые, хорошие друзья.
Жизнь моя протекает обычно, как жизнь всякого заключенного, — жизнь серенькая, жалкая, убогая, полная скорби.
Скорбь моя о вас, милые мои, не покидает меня ни на минутку, и одиночество, ведь я здесь совершенно одинок. Так — понятно. Всякие рассуждения по этому вопросу, хотя бы и умных людей, разбиваются как рыба об лед, — лишь наше духовное общение, наша вера успокаивают эту глубокую, но пока ещё не смертельную рану, а день сегодняшний идет со всеми его событиями, примиряет все обиды, наносимые людьми людям — простим вся Его Воскресением. Да, только это так.
Вот это прощение и сознание полной невиновности пред обществом, Родиной и правительством дают надежду в успокоении, в ожидании все же хорошего справедливого конца нашего вожделенного свидания при домашней семейной обстановке — буди, Г[осподи], буди.
Как хочется написать вам, все мои дорогие друзья, ещё много-много теплых, хороших слов, но не знаешь, как их и изложить, — ну, словом, в настоящие св. минутки плачу, люблю, целую всех вас, понимаю вас, как, надеюсь, и вы меня понимаете, всеми фибрами своего существа.
Вонми, Г[осподи], нашему взаимному молению и в этот час как жертву хваления приими наше краткое взаимное восклицание: Х[ристос] В[оскресе] и ответное: В[оистину] В[оскресе].
Целую всех: тебя, дорогая моя, милую нашу Танюшу и всех деток и малюток, О.В., Лелю, Наташу, милую матушку, Кузьмича, Н.А. и всех, всех, — Фросю <…>
С праздником, милые мои!"
<…>
<…>
«Тебя, милая моя Нина, заранее поздравляю с твоими днями 28-го и 1-го и шлю наилучшие пожелания. Будь здорова.
Быть может, Господь сжалится над Своим плохим служителем и сподобит еще хоть немного пожить нам вместе в мире, радости и взаимной любви.
Как бы хотелось еще пожить вместе и, подводя итоги прошлой жизни, запереться от всего мира в свою хатку и безвыходно просидеть в ней до конца своей жизни, слушая твои милые, всегда добрые и ласковые разговоры молча. Наслаждаться ими, попутно уплетая всегда опрятно и вкусно приготовленные и любимые мною кушанья.
Это с одной стороны, а с другой, провести нам вместе остатки жизни в благочестии и молитвенном настроении, благодаря Б[ога] и Его великие милости и награды во всю прошлую жизнь и, наслаждаясь здоровьем и любовью своих милых, всегда нами любимых деток и внуков, быть их молитвенниками пред образом нашего покровителя Св. Николая.
Вот мои пожелания тебе, моя дорогая именинница — да будет во всем воля Б[ожия]; пробави, Г[осподи], милости Свои и впредь над недостойными, но любящими тебя супругами.
Моим друзьям шлю свой привет и поздравление с вступлением в великие дни предстоящей Триоди. В воскресенье, 10 марта, помолимся вместе здоровою духовною молитвою, и я заочно разрешу вас от всех болезней, накопленных за период времени отсутствия врачебницы, а вы помолитесь за узника, всегда духовно пребывающего с вами. Мир и любовь да пребудут между вами до конца нашей жизни.
Будьте честными тружениками на ниве своей службы и полезными членами своего Отечества, не за страх, а за совесть работая на пользу Родины, и послушными, исполнительными гражданами.
Всех вас целую и благодарю за поддержку и впредь прошу ее, не обращая внимания на мое ворчание <…>
Ваш о. Виктор".
<…>
«Жизнь моя протекает так однообразно, скучно и безобразно, что писать о себе решительно нечего.
Благодаря вашей поддержке сыт, одет не хуже и не лучше других, а впрочем, живу надеждой на милость Б[ожию] и свидание со всеми вами, милые мои жена, детки и друзья.
Во сне часто вижу всех вас, но чаще всего покойников и особенно о. М.К.[Богословского].
<…>
Зима здесь еще продолжается, аршинный снег еще стоит и небольшие морозы с противным ветром. Всех друзей без перечисления целую.
Пишите чаще — это моя единственная радостьи утешение. Завтра поклоны. Г[осподи], прежде даже до конца не погибну, спаси нас.
Пятница на Масленой. Берегите свое здоровье.
Ваш о. В[иктор]".
+ + +
С началом Великой Отечественной войны положение заключенных резко ухудшилось; многие стали умирать, оставшись без поддержки родных, которые сами в это время оказались в бедственном положении.
Протоиерей Виктор Киранов скончался в Темниковском лагере 30 марта 1942 года и был погребен в безвестной могиле.
http://orthodoxy.org.ua/data/kak-vstrechali-pashu-novomucheniki-sshchmchviktor-kiranov.html
