 |
| Деловая газета «Взгляд» | Сергей Худиев | 10.04.2015 |
Идея уравнять две тоталитарные идеологии возникла не вчера. Но коммунизм имеет фундаментальные отличия от нацизма. Это не вопрос симпатий или антипатий, а вопрос объективной и легко обнаруживаемой разницы.
МИД России с большим неодобрением отозвался о намерении киевских властей запретить пропаганду коммунистической идеологии; как написал уполномоченный МИД России Константин Долгов, «Киев хочет теперь официально уравнять коммунизм и нацизм, запретив пропаганду обоих».
Что же, идея уравнять две тоталитарные идеологии возникла не вчера, и она остается довольно популярной. Что о ней можно сказать?
Отношение к истории может быть различным, прежде всего, с точки зрения целей. Зачем мы обращаемся к истории? Людей могут интересовать очень разные вещи — либо анализ происшедшего, либо конструирование мифологии. Исторические трагедии можно анализировать, а можно использовать в текущих политических целях.
Для историка важно понять, что именно произошло, по каким причинам, что представляли собой те или иные политические доктрины, что побуждало людей оказывать им поддержку, каковы глубинные причины тех или иных исторических бедствий и катастроф. Есть горькая шутка по поводу уроков истории — «тот, кто не учит уроков истории, обречен повторить их; тот, кто учит, обречен бессильно смотреть на то, как их повторяют другие», и, действительно, мудрости в этом мире очень мало.
Но история — отстраненный и, по возможности, честный анализ происшедшего — очень важна именно потому, что увеличивает эти скудные запасы мудрости. С одной стороны, историческая мудрость очень дорога — она всегда оплачена огромной кровью, с другой — мало кто ее ценит.
Есть гораздо более популярный подход к истории — когда все происходящее осмысляется в рамках глобального мифа о правильной и неправильной стороне, схватке космического добра и космического зла. В этом случае людям с самого начала все ясно — и исторические события нужны только затем, чтобы подтверждать уже существующую всеобъемлющую картину «борьбы сил прогресса и реакции» или, соответственно, «высших и низших рас», «демократии и тирании».
Этот глобальный миф всегда носит манихейский характер — есть добро, и это наша сторона, есть зло, и это их сторона, все те, кто за нас, — хорошие люди, все остальные — плохие. По отношению к «плохим» уместно только одно отношение — безоговорочное осуждение, неприятие и ненависть, по отношению к «хорошим» — преданность, одобрение и поддержка.
Преступления противной стороны свидетельствуют о том, что она есть — как мы и веровали — космическое зло, которое нам надлежит ненавидеть и уничтожить. Преступления наши — никакие не преступления, а совершенно необходимые и при этом «восхитительно сдержанные» меры, неизбежные в борьбе с космическим злом. Ну, в худшем случае, отдельные эксцессы, которые никак не мешают нашей стороне быть космическим добром.
Миф эксплуатирует потребность человека в ясности и используется в очевидных практических целях — заставить людей убивать, умирать и терпеть лишения в интересах очень узких групп лиц, уверяя их, что все это ради некой великой и благородной цели, а также ради спасения человечества от космического зла.
Уравнивание коммунизма и нацизма — знак именно мифологического подхода. Я помню, как в советские годы все авторитарные антикоммунистические режимы обозначались как «фашистские». Гитлер, Муссолини и Франко шли в одной ячейке классификации, и только потом я узнал, что это были сильно разные режимы.
Покойный Бенито Муссолини не был нравственным человеком, но вот, например, в оккупированной Югославии евреи и сербы перебегали в зону, занятую итальянцами, и тем спасались от неминуемой смерти. На территориях, попавших под их власть на Балканах, итальянские военные сами не практиковали геноцид и другим не давали — и даже своим союзникам, нацистам, не выдавали убежавших к ним евреев, хотя гитлеровцы этого требовали.
Подчеркну, что это не делает Муссолини или его режим предметом восхищения — но вынуждает признать четкую разницу между ним и режимами Гитлера или Павелича. Разницу, которая для множества людей оказалась вопросом жизни и смерти.
В рамках другого манихейского мифа, где «демократия» противостоит «тирании», все «враги демократии» обязаны быть одинаково плохими, иначе это нарушит картину мира, заронит сомнения и подорвет решимость людей страдать и умирать. Космическое зло обязано быть злом без каких-либо полутонов.
Если же мы убивать и умирать не собираемся — и не отправляем на это других — мы можем посмотреть на вещи более тщательно. И тут выяснится, что, разумеется, коммунизм имеет фундаментальные отличия от нацизма. Это не вопрос симпатий или антипатий (у меня симпатий к коммунизму нет). Это вопрос объективной и легко обнаруживаемой разницы.
Идеология, которая считает всех людей за людей, объективно отличается от идеологии, которая часть людей за людей не считает. Идеология, которая провозглашает братство народов и видит желаемое будущее как эпоху мира и братского сотрудничества, отличается от идеологии, которая видит будущее как господство «высших» над «низшими».
Вот, например, учительный текст нацистской идеологии: «Недочеловек — это биологически, на первый взгляд, полностью идентичное человеку создание природы с руками, ногами, своего рода мозгами, глазами и ртом. Но это совсем иное, ужасное создание. Это лишь подобие человека, с человекоподобными чертами лица, находящееся в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь.
В душе этих людей царит жестокий хаос диких необузданных страстей, неограниченное стремление к разрушению, примитивная зависть, самая неприкрытая подлость. Одним словом, недочеловек. Итак, не все то, что имеет человеческий облик, равно. Горе тому, кто забывает об этом. Помните об этом" (брошюра «Недочеловек», 1942).
А это — коммунистической: «Первомай издавна празднуется как День международной солидарности трудящихся. Задумайся на минуту, товарищ! Пусть мысль твоя перелетит границы… В этот день во всех уголках земного шара проходят митинги и демонстрации, звучит бессмертная мелодия «Интернационала"… Несмотря на полицейские кордоны, штыки и пули, люди всех оттенков кожи, всех рас и наречий пойдут на свой революционный праздник» (газета «Сталинец», 1955).
Это никак не уменьшает масштабы и чудовищность злодеяний, совершенных при попытке реализовать коммунистическую утопию. Такова трагическая падшесть человеческой природы, что устремление к чему-то достойному и светлому — миру, братству, справедливости — может обернуться чудовищной тиранией. Это урок истории, который необходимо помнить, он еще пригодится.
И какие-то параллели между двумя партийными тираниями проводить можно. Но коммунизм и нацизм — как мы можем признать при полном отсутствии симпатий к тому или другому — разные вещи. Презрение к «недочеловекам», вера в свою расовую исключительность и мечта о братстве народов — это совсем разные виды эмоционального топлива.
Поэтому надо решить, как вы хотите подойти к разнице между двумя этими идеологиями — с точки зрения адепта очередного глобального мифа, или с точки зрения историка. С точки зрения историка это все же совсем не одно и то же.
