 |
| Радонеж | Сергей Худиев | 17.03.2015 |
Недавнее участие лютеранского епископа Хельсинки, женщины по имени Ирья Аскола, в воскресном богослужении в кафедральном Успенском соборе вызывало немалое смущение в Православной Церкви Финляндии. Аскола была приглашена правящим православным архиереем Хельсинки Митрополитом Амвросием, находилась в алтаре, а диакон возносил прошения о «Епископе Ирья».
Отметим, что Ирья — первая женщина-епископ Евангелическо-лютеранской церкви Финляндии. Она известна своей крайне либеральной позицией в отношении гомосексуализма. Выступает за право однополых пар получить благословение церкви после регистрации отношений, и сама впервые в истории евангелическо-лютеранской церкви Финляндии благословила однополую пару для миссионерской поездки в район реки Меконг в Юго-Восточной Азии.
Таким образом, в ходе православного богослужения была принята в алтаре и признана Епископом не просто член протестантской общины, но человек крайне либеральных взглядов, решительно порывающих с Преданием и Писанием, взглядов, неприемлемых даже для консервативных лютеран. Глава Финской Православной Церкви Архиепископ Лев осудил этот визит. Предстоятель заявил, что это противоречит учению Православной Церкви:
«В соответствии с канонической традицией Православной Церкви общение с внешними происходит всегда вне священного пространства. Мы не участвуем в произвольных модификациях литургического порядка или импровизированном экуменическом популизме .. Члены Церкви — прежде всего православные, а затем уже финны. Именно это является отправной точкой в экуменической деятельности Церкви»
Митрополит Амвросий, со своей стороны, считает этот визит проявлением «открытости»:
«Церковь — это гетто для кучки маргиналов, или мы хотим быть открытыми для экуменического сообщества?»
Позиция Архиепископа Льва тут понятна. Разумеется, православные христиане могут дружески общаться с иноверцами в нелитургическом контексте, за чашкой чая. Свидетельство об истине Православия предполагает, что мы не гнушаемся людьми заблуждающимися. Но это свидетельство предполагает и способность говорить «нет». Женщина, рукоположенная протестантской общиной, не является Епископом в церковном смысле слова. Взгляды, которые исповедует Ирья, принципиально несовместимы с православным представлением о браке.
Принять ее в алтаре и в литургическом контексте назвать «Епископом» — значит послать совершенно ложный и соблазнительный сигнал, будто Православная Церковь готова пересмотреть свои взгляды и на Епископское служение, и на брак, и многое другое.
Однако это невозможно в принципе. Церковь определяется преемством веры — в I, II, II, .. X…XX, XXI веках Церковь верит в одно и то же. Это веру невозможно изменить — от нее можно только отпасть. Православные Епископы не являются ее хозяевами и не могут ей распоряжаться, переделывая ее по своему усмотрению. Они приняли ее от предыдущих поколений христиан, верно возвещают и неизменно передадут своим преемникам. Люди, которые порывают с церковной традицией, просто перестают быть православными Епископами. Поэтому для православных очень важно четкое разграничение того, что составляет эту веру, и того, что является неприемлемыми новшествами. Христиане прошедших веков — причем не только православные христиане — сочли бы происшедшее в Успенском Соборе чем-то абсолютно чудовищным и неприемлемым. Как строго предостерегает святой Апостол Иаков, «Возлюбленные! имея все усердие писать вам об общем спасении, я почел за нужное написать вам увещание — подвизаться за веру, однажды преданную святым. Ибо вкрались некоторые люди, издревле предназначенные к сему осуждению, нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в [повод к] распутству и отвергающиеся единого Владыки Бога и Господа нашего Иисуса Христа» (Иуд.1:3,4)
Любовь и сердечное расположение к инославным и иноверцам никак не может проявляться в компромиссах в вопросах веры; если мы любим людей, мы не будем говорить им неправды. Как говорит святой Апостол Павел, «не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его» (Кол.3:9) Вводить людей в заблуждение относительно требований нашей веры — это никоим образом не проявление любви и дружества.
Это проявление богословского либерализма — явления, которое очень глубоко затронуло протестантов, в меньшей степени — католиков, и теперь начинает настойчиво стучаться в двери Православной Церкви.
До нас, православных он добрался позже всех — и это дает нам огромное преимущество, поскольку мы можем оценить, какой эффект — и эффект опустошительный — либерализм произвел в западном христианском мире. Для либерального христианства характерны три парадокса.
Первый парадокс состоит в том, что люди, которые больше всего боятся превратиться в маргиналов, сидящих в гетто, именно этим и заканчивают — статистика, накопленная за десятилетия, показывает, что чем больше та или иная община движется навстречу «требованиям современного мира», тем меньше интереса к ней проявляет этот самый мир. Да, журналисты популярных изданий и политические активисты могут снисходительно похлопать таких религиозных деятелей по плечу и поставить их в пример более консервативным коллегам — мол, религиозник, а понимает, как надо-то в современном мире жить — но никто из них и не подумает приходить на воскресное служение. Результатом нововведений оказывается то, что люди, серьезно относящиеся к слову Божию, уходят, а прогрессивная общественность как не ходила, так и продолжает не ходить.
Яркий пример — Епископальная Церковь США, прогрессивная, открытая, благословляющая однополые союзы, полагающая в числе своих Епископов кого угодно — от открытых гомосексуалистов (Джин Робинсон) до людей прямо отрицающих Воскресение Христово (Джон Спонг). Эта община, кажется, сделала все, чтобы выказать наибольшую открытость и не попасть в гетто — и в результате только за период 2000—2010 гг. число людей, посещающих воскресные богослужения, сократилось на 23%. Люди разбегаются целыми диоцезами, а руководство не знает, куда девать опустевшие церковные здания. Некогда крупнейшая деноминация страны умирает.
Второй парадокс — в том, что люди, желающие глубоко реформировать и «осовременить» традиционные общины, отнюдь не желают присоединиться к общинам уже благополучно осовремененным. Если людям хочется экуменической открытости, женского епископата и других новшеств, которые обычно идут в пакете с ним, то это все уже есть — в той же Епископальной Церкви, у либеральных Лютеран, да много еще где. Епископальная Церковь выглядит именно так, как выглядела бы Католическая, согласись она на перемены, предлагаемые либеральными теологами — но туда никто не идет. Для либеральных православных не было бы ничего проще, чем создать в рамках той же Епископальной Церкви общины восточного обряда — но это, почему-то, никому не интересно. Какой смысл принадлежать к консервативным общинам и конфликтовать с ними из-за своих либеральных воззрений, когда можно сразу присоединиться к либеральным?
Третий парадокс состоит в том, что «экуменический дух открытости», за которым стоит (или должно стоять, по крайней мере) стремление к уврачеванию христианских разделений, проявляется в создании новых конфликтов и напряженности — на этот раз, внутри Православной Церкви. Такая «открытость» может понравиться людям нецерковным — но православный народ отреагирует на нее весьма холодно.
В чем причина богословского либерализма? Причины могут быть разные, но на одну из них совершенно справедливо указывает Архиепископ Лев — этот популизм, желание понравиться публике. Но священное Писание не говорит о том, что мы должны понравиться миру — оно как раз предупреждает, что миру мы не понравимся. Писание говорит о том, что мы должны исходить из совсем других соображений — из верности Богу и Его Церкви.
