 |
| Православие.Ru | Протосингел Иустин (Мирон) | 05.11.2014 |
Монастырь Оаша
Монастыри — столпы мира
Такое чувство, как будто ты стоишь на крыше мира — на самом его верху, на залитом солнцем плоскогорье, выше лесов и волнистых отрогов гор, над белокаменным монастырем, окунувшимся в безмолвие. Здесь я и один монах, мы оба растянулись на траве. Это место его уединения, он уходит сюда, когда заканчивает свои дела, в тот поздний предвечерний час, когда вся обитель погружается в шепот, тихий свет и тайну. Это Иустин (Мирон), настоятель монастыря Оаша.
Он безмятежно лежит на боку, опершись на локоть, медленно вытягивает ноги на траве, с улыбкой смотрит на дали своими синими глазами, и ему нравится. Ему нравится всё, что он видит. Он говорит, что часто чувствует всю природу как симфонию. Леса, горы, звери, люди. Весь этот народ у подножья горы, снующий взад-вперед по долинам. «Монастыри — это столпы мира, — говорит он. — Они вершина румынского бытия. Они всё, что у нашего народа есть самого лучшего, достигшего самых высоких вершин..»
Отец Иустин (Мирон)
В монастыре Оаша 25 монахов, и все они молодые, интеллектуалы, окончили вузы. Они решили уйти из мира. Основать монастырь здесь, на вершине горы Шуряну, и жить в нем всем вместе, молясь о благе человечества. Ближайший населенный пункт расположен в 45 километрах в долине, это село Шугаг. Некоторые из братий не бывают в нем целыми месяцами. Им некогда.
Монастырь этот со строгими порядками, афонскими, с неусыпаемой молитвой и богослужением с 3 часов ночи до 8 утра, а затем труд, вечерня и снова молитва. И превыше всего — огромная радость делать всё это вместе.
У самого настоятеля два высших образования, он близкий ученик великого духовника Феофила (Пэрэяна) и один из лидеров румынской православной молодежи. В свои 42 года — он важный богослов Трансильвании, судя по тому огромному количеству людей, которые приходят к нему и исповедуются. Молодежь — прежде всего молодежь — держит путь в Оашу. Множество подростков взбираются в гору неделя за неделей, чтобы только познакомиться с ним. Многие из называвших себя раньше атеистами, рокерами или антихристами обрели свой путь в жизни после первой же беседы с настоятелем Иустином.
Отсюда, с лазурных лесных высот, монаху с синими глазами по-другому видится всё. Отчетливей, ясней, прозрачней. Для нас, дольних, его слова могут служить сегодня поучением.
«Страна» на вершине горы
Монастырь Оаша
Он говорит, что монастырь должен служить образцом для всех людей, живущих «у подножья горы». Буквально служить образцом ведения хозяйства и организации. Ведь монастыри — это «страна в миниатюре» в любой исторический момент, это ориентир, на который руководители народа всегда могут равняться.
— Да, монастырь может служить образцом для общества, для страны. Пришел к нам однажды один знаменитый духовник с Афона и сказал, что если мы, румыны, хотим спастись как народ, нам надо повернуться лицом к своим монастырям.
Потому что они могут стать для нас решением. Убеждал нас, румын, не оглядываться на Афон, а найти для себя ориентир в наших монастырях. Он удивил меня, сказав это, ведь я даже не задумывался об этом. И я понял, что и мы тут тоже фактически — «страна». Потому что у нас есть и администрация, много работы, всякие профессии, которые могли бы составить «образец экономики», есть у нас и культурная жизнь, духовная, всё. И, что превыше всего, монастырь — это образец совместной жизни.
Поэтому мы взяли распорядок афонских монастырей. Чтобы подчеркнуть наши румынские ценности, а не подражать греческим, мы взяли лишь некоторые элементы устава, распорядка. Почему? Потому что заметили, что, еще начиная с наших предков — даков, у нас, румын, есть два больших недостатка: отсутствие организованности и единства. Даже Геродот говорил о фракийцах в V веке до Рождества Христова, что, будь они объединены, они были бы самыми сильными на свете. Они были отважными, духовными, воинственными, самыми многочисленными после инков. А мы, даки, — самые репрезентативные из всей этой несметной фракийской мощи.
Тот же Геродот говорил, однако, что «они никогда не смогут объединиться под одним руководителем и потому всегда будут оставаться слабыми». Вот и всё. Это наша слабость, с которой нам надо бороться и сегодня.
Но основание для единства есть. Нам следует понять, что для нас, румын, быть «ближе к Православию» фактически значит быть ближе к самим себе. Ближе к своей реальности. А образ Божий — это в действительности твой образ. Поэтому Господь Христос называется еще «зеркалом».
Отец Феофил говорил, что, прежде чем встретиться с Богом, ты встречаешься с самим собой. То есть ты ищешь Бога воплощенного и находишь себя. Он выступает как зеркало, показывая тебя, каков ты есть.
Мы, большинство из нас, нынешних людей, не знаем самих себя. Не знаем своей идентичности, миссии. Отсюда проистекает драма всего человечества.
Путь к небу
Отец Иустин (Мирон)
— А как вы, батюшка, нашли свое призвание, миссию?
— Когда я открыл для себя в первый раз монастырь, Сымбэта-де-Сус, я был студентом факультета электроники в Тимишоаре. Я ни разу до этого не был в монастыре и не верил в Бога. Я был весьма рациональным существом, мне нравились математика, науки, и могу сказать, что я даже был хорошим студентом. Но в конце концов, рассуждая логически, я всё спрашивал себя: каков смысл того, что нас окружает? Как это возникло? Эволюционизм. Теория большого взрыва, будто бы в начале был хаос частиц пыли, которые затем соединились между собой. Честно говоря, всё это меня не удовлетворяло. Я спрашивал себя: «Как это возможно, чтобы был хаос, а теперь вдруг — порядок? Как может хаос сам по себе создать порядок? Это невозможно», — всё говорил я себе. От хаоса нельзя перейти ни к чему, кроме иной формы хаоса.
А я, будучи деревенским, рассуждал так, по-хозяйски: «Как это может быть, чтобы я оставил у себя в саду хаос, не вмешивался совсем, и вдруг увидел, что кукуруза сама по себе рядами всходит у меня на огороде? Во веки веков она не взойдет, если не вмешается личность, которая наведет порядок!» Порядок подразумевает наличие личности. Он невозможен сам по себе.
Такое действительно существует
Отец Иустин (Мирон) с молодежью
— И так я стал задаваться вопросами всё глубже. А когда в первый раз попал в монастырь, в Сымбэту, то не мог поверить в то, что увидел там. Другой мир. Люди, которые жили вместе. Которые любили друг друга. Которые молились непрестанно о других. У которых было всё общее, ни у кого не было ничего своего. Свободные, как птицы небесные, которым нечего терять. Ничего личного — никакого добра, даже кусочка нитки.
Я не мог поверить: какая необыкновенная община! Мне казалось, что это мне снится. Потребовалось три дня, чтобы я мог прийти в себя. Я говорил себе: «Но это же реально! Такое действительно существует!» И тогда во мне проснулось то, что у меня уже было, то, с чем я родился, — призвание.
— То есть вы считаете, что каждый человек рождается с определенным призванием, которое у него имеется изначально?
— У монахов да, я уверен. Говорят, что многие стали монахами по той причине, что в их жизни нечто произошло. Потому что у них было какое-то несчастье — бедность, болезнь, неудача в любви и т. д. У меня не было ничего из всего этого. И ты как-то открываешь свое призвание и без этого несчастья. Не несчастье создает призвание. На самом деле Бог тебя обращает, но только тогда, когда ты обладаешь доступностью, когда ты приготовлен.
Например, колоссальный святой Антоний Великий, основатель монашества во всем мире, пребывал в искушении почти 40 лет. Думал, что такой и будет его жизнь до конца — без веры. Одни только искушения и искушения. Но спустя 40 лет явился ему Господь Христос. Он Его спросил: «Господи, где же Ты был до сих пор?» А Христос повернулся и сказал: «Антоний, Я всё время был с тобой». Таким образом, Он всё время был с ним, но предоставлял ему самому смотреть и выбирать.
Так что вы видите, Господь Христос ближе к каждому из нас, чем мы к себе самим. Но посмотрите, какой Он смиренный, как деликатно смешивается с мыслями человека, со всеми его искушениями, с его пустяками и убогостью, в конце концов. Он сходит туда, идет в эту убогость нашей души, лишь бы возвратить нас Себе. И сразу же возвратил бы всех нас, если бы одновременно не делал одного тонкого дела — если бы не уважал нашей свободы.
— Вы можете сказать, что ощутили себя свободным в тот день, когда отреклись от мира, когда избрали эту уединенную жизнь, полную лишений и ограничений?
— Я уже с юного возраста считал, что я свободный человек. То есть делал в своей жизни только то, что хотел. Перед тем как уйти в монастырь, я был влюблен в одну девушку, ходил на пирушки, в экскурсии по горам, делал только то, что хотел. Но есть одно, что я понял позднее, а именно: что всякая хорошая инициатива, всякая хорошая мысль, которая приходит к тебе, она от Бога.
То есть инициатива добра в жизни человека всегда принадлежит Богу. Ты говоришь: «Это моя мысль. Это мой порыв!» Да ладно, она не твоя. Это Бог передал ее тебе.
Ну и тогда я сказал себе, когда попал в Сымбэту: «Если существует этот монастырский мир, такой чистый, красивый, а я свободный человек, то что же мне мешает выбрать этот путь? Что меня может остановить?» И тогда я решился. Окончил вуз, поговорил с родителями, свел все счеты с миром. А потом пошел по своему пути до конца.
Самое трудное — сделать одного из нескольких
Монастырь Оаша
— Чувствуются мир, гармония в вашем монастыре. Не везде так. Некоторые монахи признаются, что и в среду монахов проникают зависть, клевета, искушения. Как вам удается держать в руках такую разнородную и большую общину?
— Это действительно нелегко. Особенно когда в монастыре появляются еще сотни паломников. Мы самая многочисленная община в архиепископии Алба. В Трансильвании нет таких больших монастырей, как в Молдове. Как говорил отец Арсений (Бока), самое трудное — сделать одного из нескольких. Нужно раскрывать ценность каждого, чтобы он оставался самим собой. Связь воедино, в которой, однако, каждый сохраняет свою уникальность.
Монастырь должен бы быть симфонией. В людях еще столько хорошего, что вы даже не представляете себе, какими богатыми мы могли бы быть, если бы были более открытыми друг для друга. Например, вот мы говорим теперь с вами. Беседуем, чтобы я обогатился всем, что имеется у вас.
Какое неоценимое богатство скрыто в этом нашем диалоге! Но вы не даете мне этот дар за деньги. Вы просто предлагаете себя. Мы общаемся. А вы представляете себе, что было бы, если бы можно было приобщиться ко всем остальным — ко всем! Какими богатыми мы могли бы быть со всеми этими радостями, такими простыми?
Что же нас закрывает на самом деле? Гордость, надменность. И только. Между тем, церковь могла бы быть местом, где небо встречается с людьми.
У нас в монастыре много образованных монахов. За коровами ухаживают два послушника, оба с высшим образованием. Монахи огромной ценности. Можно задаться вопросом: почему же эти люди не становятся отсталыми? Потому что они переживают единение с Богом через всё. В то время как монах трудится при коровах, тем самым в нем совершается единение с Богом — посредством того, что он делает.
И это нечто удивительное — соработничество Богу. Вместе с Богом они кормят скот, вместе с Богом подметают двор, вместе с Ним делают всё. Так ты можешь освятиться, даже подметая всю свою жизнь. Эта идея так слаба — будто нужно заниматься высокими делами, чтобы быть высоким. Неверно. И через самые низкие работы ты можешь обожиться.
— Утрата этих простых радостей — общения и душевной открытости — может являться одной из причин того глобального кризиса, который пугает всех?
— Может, и даже главной причиной. Потому что вы видите, в последние годы у нас ввели потребительский менталитет. Мы живем в обществе потребления. Живем как будто только для того, чтобы потреблять.
А между тем духовно этот кризис нам помог. Шла растрата. Мы словно ошалели, перестали знать себя. Растрата материальных ценностей. Но и растрата людей, в конце концов. Очень много людей было потеряно.
Приходят сюда люди состоятельные, с большим богатством. Я беседую с ними. Они исповедуются у меня. Но если бы видели, какие у них проблемы были и есть. в их жизни, с их семьями. Если бы вы видели, какой меркантильный менталитет был у их детей: им всегда хотелось денег, они говорили, что родители никогда их не понимают, а им нужен и такой-то джип, и такая-то одежда. И родители уже не могли держать их в узде. А теперь могут — кризис!
Таким образом, они пользуются этим кризисом, чтобы воспитывать своих детей, приводить их в норму. Знаю, что сегодня много страданий в мире. Но есть и хорошая сторона этого кризиса — с его помощью мы можем вернуть себе свои души. <…>
Чудеса Матери Божией
Отец Иустин с группой студентов
— Могут ли сделать что-нибудь монастырь, вера, чтобы спасти эти ценности?
— Мы всё время принимаем здесь сотни молодых людей, учащихся и студентов. Постоянно, круглый год. Мы считаем, что единственная надежда на возрождение народа — вот эти новые люди. Мы размещаем их, кормим, у нас есть лагеря для них на сотни мест. И учим эту молодежь, поднимающуюся к нам в гору, что было бы хорошо, если бы они приходили одетыми по-румынски.
Здесь создалось некое «движение», направленное на сохранение старинной одежды. Они покупают ее у крестьян, стыдящихся сегодня ходить в ней. И носят ее, горожане, с гордостью.
Вы представляете себе, они приезжают сюда издалека, со всей страны, проделывают такой путь. А зачем они делают это? Ведь никто их не заставляет этого делать. Сотни и сотни молодых людей вновь обрели веру в Бога, придя сюда. И я могу привести вам несметные случаи.
Поэтому нам нужны были и хорошие монахи. Это трудная миссия — занятие с молодежью. Нужно освободить для них время, говорить с ними, быть в состоянии разрешить их проблемы. И, превыше всего, их нужно любить. Именно любить, ведь с ними не пройдет, если ты будешь притворяться, будешь официальным. Они сразу чувствуют, когда ты не обращаешься к ним всей душой.
Тебе нужна деликатность, тебе нужна сила. Вообще я заметил, что румынское монашество не всегда управляет отношениями с миром должным образом. Мы живем по древнему образцу, какими были и наши предки, то есть мы очень открыты. Монастырь открыт, двери открыты, люди открыты. Монах должен освящать всё место, в котором живет. Выходить навстречу людям со всей любовью.
Недавно монастырь Оаша получил с Афона икону Пресвятой Богородицы. Она ни разу до этого не совершала чудес. И начала чудотворить только тогда, когда помолились перед ней мы, здешние монахи. Исцеления, исполнения желаний. Может, вы думаете, я преувеличиваю, но для нас, монахов, эти чудеса — самое естественное дело. Мы совсем не удивляемся, когда видим, что происходят чудесные исцеления. Радуемся за людей, но не удивляемся, не изумляемся.
Афонская икона Божией Матери «Всецарица»
На самом же деле это самая конкретная помощь, которую может оказать человеку монастырь, — дать ему увидеть, что мир полон чудес. Когда я вижу в человеке, пришедшем в Оашу, это изменение, у меня на глаза наворачиваются слезы. Если ему это удалось, то какое значение имеют кризис, несчастья, лишения?.. Он чувствует себя сильным, потому что всегда видит на своей стороне силу молитв и знает, что его желания могут исполниться.
Здесь, наверху, в горах, легче понять, что всё, что тебя окружает, — это чудо Божие. А когда спускаешься и возвращаешься домой, ты можешь унести с собой самый большой дар, какой только может быть, — себя самого. Свой собственный образ, в котором отражается образ Божий.
