 |
| Православие.Ru | Священник Константин Влецис | 22.10.2014 |
23 октября в 19.00 в культурном центре «Покровские ворота» (Москва, ул. Покровка д. 27, стр. 1; м. Чистые пруды) состоится презентация новой книги издательства «Никея» «Люди Греческой Церкви», первой в серии «Планета Православия». В презентации примут участие создатели книги — священник Сергий Тишкун и мирянин Илья Кабанов, а также Дмитрий Менделеев — автор и ведущий программы «Библейский сюжет» на телеканале «Культура». С любезного разрешения «Никеи» портал Православие.Ru публикует главу из этой книги, посвященную простому греческому священнику Константину Влецису, служащему в одном из районов Салоник.
+ + +
Салоники
Салоники — второй по величине после Афин город Греции, ее северная столица. Полное название города — Фессалоники, что в переводе означает «Фессалия побеждает». Такое имя Филипп II Македонский (382−336 до Р. Х.) дал своей дочери, ставшей впоследствии женой царя Кассандра, который в 315 году до Р. Х. основал город и назвал его в честь любимой супруги. Христианство пришло в Салоники в I веке, вместе с апостолом Павлом. В своих посланиях апостол именует местных христиан подражателями Господу и образцом для всех верующих (1 Фес. 1: 6, 1: 7). С VIII века в Салониках и окрестностях селятся славяне. Именно из числа жителей этого города, которые, по словам византийского императора Михаила III (840−867), «все чисто говорят на славянском языке», были избраны миссионеры — святые Кирилл и Мефодий — для проповеди христианства в славянских странах.
Современные Салоники по-прежнему играют значительную роль в жизни всего Балканского полуострова. Богатое историческое прошлое неразрывно связано с настоящим города — культурного, торгового и научного центра Греции.
В одном из новых районов Салоник в храме Святых Апостолов служит священник Константин Влецис, а для многих просто — папа Коста. Папа — это нечто вроде русского «батюшка», но в Греции так обращаются далеко не ко всем священникам, а только к тем, кто, по общему мнению, того заслуживает. Ну, а Коста — это уж совсем по-домашнему, так обычно зовут только друзей или родственников.
Папа Коста встречает нас широкой улыбкой и распростертыми объятиями, словно старых друзей после долгой разлуки. Благодарит за радость общения, за то, что мы проявляем интерес к Греческой Церкви. Беседа проходит в здании, где размещается Общество традиционной византийской музыки. Папа Коста подчеркивает, что это не богослужебная, а именно светская музыка, исполняющаяся на средневековых музыкальных инструментах. В Обществе состоят дети отца Константина, а сам он здесь. технический работник. Он и розетку починит, и прокладки в кранах заменит, а если надо, и посерьезнее что-нибудь сделает.
РАБОЧИЕ РУКИ
— Я люблю что-нибудь делать своими руками. Видишь, у меня руки грубые, рабочие. Этот дом, где мы сидим сейчас, разрушался. Мы здесь все своими руками сделали.
— Батюшка, а сами вы музицируете?
— Да, играю на бузуки[1], на гитаре, изучал византийскую музыку. Но я любитель. В Обществе я не музыкант, не преподаватель (потому что у нас есть профессионалы) и даже не священник, я — технический работник. Я знаю, как чинить, строить. Люблю это делать и делаю.
— А когда возникло музыкальное Общество? Кто был его основателем?
— Моему сыну Василию двадцать четыре года, значит, Общество существует уже восемнадцать лет. Мы с несколькими прихожанами организовали его для наших детей, чтобы они могли более глубоко изучать византийскую музыку.
Дети в то время уже пели в храме, некоторые учились играть на музыкальных инструментах. Но это был начальный уровень, а чтобы серьезно развиваться, требовался хороший преподаватель, больше уроков, помещение для занятий. И вот мы, десять родителей, нашли преподавателей, помещение и взяли на себя все расходы. Теперь дети собираются здесь и занимаются.
Так же в других ассоциациях, членом которых я являюсь: в ассоциации детей-инвалидов, в ассоциации экологов, — мы ежегодно платим членские взносы, чтобы было помещение для нашей совместной работы.
Я считаю, что обязан делать то, что могу, но это должно соответствовать той роли, в которой я выступаю в данный момент.
БЫТЬ ГРЕЧЕСКИМ СВЯЩЕННИКОМ
— Апостол Павел говорил, что во Христе нет ни Еллина, ни Иудея (см.: Кол. 3: 8), то есть сущность христианской жизни одна и она неизменна. Но тем не менее каждой Поместной Православной Церкви присущ свой национальный колорит, это естественно. Каковы, по вашему мнению, особенности служения священника в Греческой Церкви?
— У священника в Греции, как, в общем, и у каждого православного священника в любой стране, есть свой приход, своя семья, и он несет духовную ответственность. Здесь нет каких-то принципиальных отличий.
Я думаю, что священник в Греции должен учитывать два фактора. Во-первых, ему надо помнить, что каждый регион имеет свои особенности. Жизнь в Салониках отличается от жизни в Афинах, жизнь в центре города — от жизни в пригороде. Поэтому и методы пастырской работы различаются. Я служил на нескольких приходах. Был диаконом в кафедральном соборе, затем священником в рабочем районе, теперь служу в той части города, где проживает средний класс. По опыту скажу, что подход к людям должен меняться. Священник должен смотреть на мир широко раскрытыми глазами, чтобы понимать, как именно нужно служить, как проводить пастырскую работу в конкретном месте. Если бы я жил в центре города, я бы делал совсем не то, что делаю сейчас, на этом приходе. Здесь новый район, и, прежде всего, я должен помочь народу Божию адаптироваться на новом месте, потому что все они приехали сюда из разных краев.
Во-вторых, Греция хранит великую христианскую традицию, идущую от самых первых христиан, от апостола Павла. Церковь в Греции существовала всегда: ни войны, ни четырехсотлетнее турецкое рабство не прервали связь греческого народа с Православной Церковью. Языком Церкви был греческий язык. Великие отцы Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Назианзин использовали греческий язык, греческую философию, чтобы сформулировать догматы веры. Греческое наследие, великую культуру эллинизма они не только сохранили, но и развили. Речь идет не о греческом патриотизме — Церковь шире национальных границ. Мы, христиане, единая нация, нация Христа. Но греческий священник владеет великим культурным наследием. И это его ко многому обязывает, задает определенный уровень.
Поэтому мы, несмотря на все наши ежедневные заботы, на какие-то трудности, должны, как спортсмены, поднять планку как можно выше и попытаться перепрыгнуть ее.
ИСПЫТАНИЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВОМ
— Из ваших слов видно, что вы осознаете трудность и высоту священнического служения. Как же вы решились взять на себя столь тяжелую ношу? Почему вы стали священником?
— Мой отец — священник, и я с детских лет в Церкви. В четырнадцать лет я помогал старшему брату — он обучал основам веры детей. Вместе с братом мы создали в приходе христианское объединение детей и молодежи.
Нас у родителей семеро. Двое стали священниками: я и мой младший брат, он сейчас служит в Германии. Старший брат преподавал в Университете Монако, другой брат — богослов, занимается агиографией, работает в школе, еще один — филолог, младший — священник, одна сестра — филолог, другая — богослов. Наша семейная церковная традиция помогала нам в формировании мировоззрения. Так что мой выбор во многом определила семья, воспитание и то, что я в детстве узнал о жизни и учении Церкви.
Богословие и филология — традиционные для нашей семьи занятия. Но я, до того как занялся богословием, изучал технические науки — я по специальности электротехник. Хотел испытать себя вне богословской карьеры, к которой готовился поначалу. Я люблю делать что-нибудь своими руками, и мне хотелось попробовать себя в ремесле. Я сдал экзамены на факультет электротехники, окончил его. И до сих пор, если требуется, все, что связано с электричеством, я делаю сам.
И потом, я чувствовал, что еще слишком молод для священства. Я сказал себе: «Если будет воля Божия на то, чтобы я стал священником, то это случится в более зрелом возрасте». Я не хотел торопиться, не хотел становиться священником в восемнадцать-девятнадцать лет. Хотя знал молодых людей, которые в этом возрасте становились иподиаконами и диаконами.
Салоники
Мне нужно было прожить годы, чтобы созреть и сделать сознательный шаг. После учебы я пошел в армию, потом поступил на богословский факультет — и только после всего этого принял священный сан. И не жалею об этом. И армия мне помогла, и профессия. Весь мой опыт пошел мне на пользу. На примере своего отца я видел: для того чтобы работать на приходе и помогать людям, необходима подготовка, знания. Я хорошо сознавал ответственность священника.
Сделать осознанный выбор мне отчасти помогло пребывание на Святом Афоне, куда я ездил каждое лето с восемнадцати до двадцати восьми лет. Я проводил там месяц-полтора. Кроме Афона я бывал на горе Синай в Египте, в монастыре Святой Екатерины. Пожалуй, именно в монастырях я услышал призыв Божий. И самый сильный — на Синае: именно там я понял, чего в действительности хочу.
Тогда же я познакомился со своей будущей женой, мы полюбили друг друга. Моя жена — богослов[2], и она меня подталкивала к принятию духовного сана. И мои друзья меня убеждали, чтобы я стал священником.
В двадцать семь лет я стал диаконом, в двадцать восемь — священником. К этому времени я уже был женат, у нас родился ребенок. Еще когда я изучал электротехнику, мама мне однажды сказала: «Мальчик мой, я очень хочу, чтобы ты стал священником. Я жду этого именно от тебя, не от других детей». У нашей мамы было предчувствие о судьбе каждого из нас, и я верю, что Бог дает нам то, чего мы хотим, главное — немного подождать.
СТАРЦЫ
— Вы месяцами проводили время в монастырях, на Афоне, и в итоге женились.
— Монахи, наверное, хотели меня видеть одним из них, так как я был близок к ним. Но я учился в Салониках, ездил на Афон, возвращался — и в какой-то момент четко понял, что хочу жить в браке.
Я привык к большой семье, у нас в доме были особого рода отношения. И люди, с которыми я говорил на Афоне, с уважением отнеслись к моему решению и помогли мне определиться с тем, как я хочу прожить свою жизнь. Я выбрал жизнь в браке. Познакомился с девушкой и с ее помощью разобрался в себе.
— А чему вы как христианин учились на Святой Горе?
— Первый раз в жизни я исповедовался старцу Ефрему[3] из монастыря Филофей. Он сейчас в Америке. Это было лет тридцать пять назад, мне тогда было семнадцать-восемнадцать лет.
Старец Ефрем был человеком бесконечной любви. В духовной жизни он придерживался умеренности. Приведу такой пример. Однажды, когда я был подростком, меня попросили принести в монастырь небольшой кусочек мяса молочного козленка. Монахи, как известно, не едят мясного, но там был один ослабевший больной монах, которому необходимо было усиленное питание. Отец Ефрем позволил ему отступить от канонов и пару раз в неделю следовать совету врача, есть мясо.
Вот другой случай. В Филофее бывали случаи, когда монахи говорили: «Я больше не могу в монастыре, я хочу жить в келье»[4]. Отец Ефрем всем им помогал, в том числе материально. Не отталкивал их, не держал на них зла или обиды за то, что они уходили из его братии. Он говорил: «Тебе сложно в монастыре? Хорошо. Куда ты пойдешь? Ты выбрал келью? Ты должен всегда быть рядом с Богородицей, возле тебя кто-то обязательно должен быть, чтобы помочь, если что». Он искренне любил людей. Таким я узнал Ефрема — умеренным, любящим, рассудительным. Он ставил себе высокую планку в духовной жизни и достигал этого благодаря любви. Это я и получил от него в качестве главного напутствия.
Такую же любовь я наблюдал и у старца Паисия[5], с которым тоже встречался в юности. Он сначала жил в келье недалеко от монастыря Ставроникита[6], а затем перешел в келью неподалеку от Иверского монастыря, где я посещал его несколько раз. Я чувствовал, какая любовь исходит от него. Он помогал своими добрыми словами, помогал сделать такой выбор в жизни, чтобы выйти на путь спасения, а не пытался сделать из меня монаха. Нет, говорил отец Паисий, по зрелому размышлению и с любовью ты выберешь то, что нужно именно тебе. Сколько раз мы бы ни встречались со старцем Паисием в его келье или даже с другими монахами, я всегда получал такое напутствие. Все они говорили: «Двигайся вперед по пути спасения».
Помню, когда мне было лет двадцать, мы с одним монахом пришли к старцу Паисию. Дверь оказалась заперта, потому что он очень устал после Пасхи. Много людей тогда приходило к нему в келью. Монах постучал в дверь — он знал, что Паисий внутри, — и сказал: «Открой мне». Старец ответил: «Возьми ключ под камнем, открой, но потом ты закроешь опять, потому что я не могу, я устал..» Мы зашли к нему в комнатку, он дал нам какие-то яблоки, мы их съели, и монах спросил: «Старец, почему ты заперся?» Паисий ответил: «Я устал. Ежедневно ко мне приходило по тридцать и более людей, и все хотели говорить. Я больше не выдерживаю. Ко мне приходили отчаявшиеся, потерявшие веру молодые люди, студенты». Эти молодые люди принадлежали к разным церковным группам, но они разочаровались в своих духовных авторитетах. Старец говорил им: «Не ставьте перед собой человека в ваших отношениях с Богом. Если вам кто-то загораживает солнце Божией благодати, отстранитесь и смотрите прямо на солнце, смотрите прямо на свет Бога, с помощью молитвы, ищите сами. Не отрицайте Бога из-за того, что у каких-то людей есть слабости и они вам загораживают свет. Ищите свет сами». Старец Паисий никого никогда не осуждал, он просто призывал искать Бога самостоятельно, посредством молитвы. Он тогда произвел на меня ошеломляющее впечатление. Но все-таки в большей степени на мой выбор священства повлияли другие три человека.
Первый — мой отец. Он священник с молодости, очень хороший. Сейчас ему восемьдесят пять лет, его очень любят прихожане.
Другим был отец Иаков, иеромонах, архимандрит, который служил на нашем приходе. С одной стороны, он был строг, но с другой — полон любви. Он очень сильно поднял духовный уровень нашего прихода.
И третий — отец Ириней, мой преподаватель в Университете Салоник. Сейчас он на пенсии. Тоже человек абсолютной любви. При этом вдумчивый ученый, богослов, знаток математики, физики, астрономии. Он преподавал нам множество естественно-научных предметов, открывал нам другие, небогословские темы.
Обращаться к отцу Иринею как к духовнику меня благословил мой афонский духовник отец Агафон, к которому я ходил, потому что старец Ефрем был очень занят со своими семьюдесятью монахами. Из-за учебы, всяких других дел я не мог позволить себе часто ездить на Афон, а различных вопросов у меня тогда возникало много, и отец Агафон благословил меня обращаться к кому-нибудь в Салониках. И я стал советоваться с отцом Иринеем.
Отец Ириней, вероятно, одна из самых светлых личностей современного Православия. Именно вселенского Православия, а не только греческого. Но его мало знают, потому что он не стремится к известности, можно сказать, даже прячется. Его знают преподаватели университета, некоторые православные в разных странах, но, так сказать, в общецерковном масштабе он неизвестен. Он — очень красивая, духовная личность. Великолепно образованный, но, главное, глубоко человечный, отец Ириней очень меня поддержал и помог мне сформироваться. Как духовник он никогда не стремился к тому, чтобы духовное чадо зависело от него. Он хотел, чтобы его подопечные имели силы и возможности сами строить свою жизнь, несли личную ответственность в духовной жизни. И до сих пор мы с отцом Иринеем встречаемся, разговариваем, он мне помогает своими советами, своей любовью.
Именно благодаря тому, что возле меня были эти люди, которые горели подлинной любовью, я всегда крепко стоял на ногах в жизни.
ТЕХНОЛОГИЯ МИССИИ: БЫТЬ ВСЕМ ДЛЯ ВСЕХ
— Из предыдущего вопроса логично вытекает следующий: а каковы особенности вашей паствы?
— Очень часто люди ищут в священнике сверхъестественные способности, воспринимают его как волшебника, ясновидящего, думают, что он будет предсказывать будущее. И они забывают, что священник не может спасти. Спасает Христос, спасает Церковь. Священник — это проводник, он указывает путь, который приведет ко спасению. Это светофор, который включает сигналы: красный и зеленый.
Сегодня люди приходят в Церковь обремененные множеством проблем: депрессиями, стрессом, психическими травмами. И они говорят тебе: «На, возьми, батюшка, справься с этим». Поэтому современный священник нуждается в большем просвещении от Святого Духа, в большей помощи благодати. Иоанн Златоуст говорил, что душа священника должна быть светлее солнца, — и это действительно так. Благодать Святого Духа — это то, что направляет священнослужителя. Это главное. Но вместе с тем необходимы познания в различных сферах жизни. Недостаточно быть «просто священником» в окружении образованных людей, которые, как правило, окончили университет. Для того чтобы с ними разговаривать, необходимо и светское образование, какие-то научные знания, например из области медицины, астрономии.
Исповедуя людей, мы очень часто сталкиваемся с такими проблемами, решить которые можно только медицинскими средствами. У многих психические расстройства и заболевания, многие зависимы от психотропных веществ. Кроме того, дети, психика которых пострадала из-за распада семьи, дети с интернет-зависимостью. Часто ко мне на исповедь приходят молодые люди с шизофренией, наркоманы, гомосексуалисты. Как мне справиться с такого рода проблемами? Священник должен обладать соответствующими знаниями и опытом, чтобы говорить с подобными прихожанами.
Когда я на исповеди сталкиваюсь со сложными случаями, такими как тяжелые психические расстройства, мне приходится советоваться с психиатрами. Мне справиться с этими проблемами не под силу, поскольку я не врач, не психиатр. Я иду к друзьям-врачам, мы обсуждаем некоторые вопросы, и они мне помогают. А иначе что я скажу человеку на исповеди? Здесь недостаточно одного богословия. Во-первых, необходимо благодатное просвещение, но при этом надо понимать, что за проблема перед тобой.
— Быть всем для всех — таким был миссионерский принцип апостола Павла (ср.: 1 Кор. 9: 22). Но где взять разума на это? Характеры людей бесконечно разнообразны.
— Здесь действует Дух Святой, дары Которого священник получил при рукоположении. Дух помогает. Но и самому священнику надо жить литургической жизнью, молитвой, исповедью, чтобы духовно обновляться и вдохновляться. Только тогда он сможет помогать прихожанам. Личное духовное усилие — обязательно. Личная духовная жизнь — это основа, на которой строятся отношения священника с народом. При необходимости и опять же для собственного духовного развития священнику надо учиться и каким-то другим вещам, узнавать, чем живут люди в миру, посещать лекции, семинары.
Мое собственное общение с людьми, понимание того, в чем они нуждаются, начинается с моей семьи. Вопросы возникают у жены, детей. Дети также приводят домой сверстников, а жена приносит проблемы с работы. Таким образом, и в семье я остаюсь священником, я должен справиться со всеми проблемами, чтобы достичь мира и гармонии в своем доме.
Потом, я общаюсь с людьми в церкви, на богослужении. Литургическая жизнь очень помогает «разглядеть» людей, понять их. Именно в церкви, когда я служу вечерню, утреню, Божественную литургию, полунощницу, я встречаюсь с людьми и устанавливаю с ними первые контакты. Я это называю литургической связью, это для меня очень важно.
Священнику сильно помогает в общении с народом Божиим и то, что он один из немногих, кто может быть допущен в чей-то дом. Только священник и врач вхожи в дома, другим этого не позволено, потому что это — частная жизнь. Здесь принимают только врача, который пришел к больному, и священника, чтобы он совершил таинство, прочитал молитву над новорожденным, пособоровал, освятил дом. И это уникальная возможность для священника. Он приходит домой к человеку и говорит с людьми, решает какие-то вопросы.
Таинства нашей Церкви сводят священника с людьми в самые значительные моменты их жизни, когда человек находится или на самом пике радости, или в самой глубокой скорби. Я говорю о Таинствах Венчания, Крещения, об отпевании. Священник должен принимать во всем самое живое участие, делить с людьми и боль, и радость. Нужно сделать так, чтобы каждая встреча с человеком вела к установлению подлинных, прочных отношений. Таинства не должны быть только формальностью или каким-то официальным мероприятием, это должны быть моменты человеческого общения.
Например, ты приглашаешь супружескую пару и крестного за неделю до крещения ребенка, чтобы побеседовать, или же говоришь родителям: «Крещение состоится тогда-то, но приходите пораньше, чтобы обсудить кое-какие детали». И говоришь с ними о том, что такое крещение, что должно быть после крещения, как надо учить вере маленького ребенка. То есть ты по-человечески общаешься с родителями и крестными. Или женится пара. Я им говорю: «Приходите за десять дней до венчания, поговорим». Существует список документов для заключения брака[7], так что мне часто приходится сочетать административную работу с пастырской, и это время собирания бумаг становится катехизацией или даже исповедью. Обычно бывает так. Приходят люди: «Батюшка, мы хотим пожениться, нам надо подготовить документы». «Все сейчас сделаем, присаживайтесь, — говорю я им. — Нам понадобится полчаса, документов много. Хотите выпить кофе?» Мы пьем кофе, я занимаюсь документами, мы беседуем о любви, о том, где они будут жить, чем занимаются их родители. Шутим, смеемся. В этот момент люди раскрываются, и этот диалог часто становится первым контактом человека с Церковью. После венчания я их провожаю домой, совершаю освящение дома. Спустя месяц приглашаю их в церковь, чтобы снова с ними поговорить, а они приглашают меня на праздник по поводу рождения ребенка. Эти взаимоотношения, это общение постепенно помогает людям стать полноценными христианами, исповедоваться, причащаться, хотя раньше они не имели и не хотели иметь никакой связи с Церковью. И у меня много таких знакомых людей, семей. У меня есть друзья, с которыми я познакомился на похоронах их отца. Мы совершили отпевание, сходили на кладбище, потом снова встретились на сорок дней после кончины — и так стали друзьями.
— Вы считаете, что перед каждым таинством должна быть катехизация?
— Конечно. Но не просто рассказ о таинстве или изложение учения Церкви, а именно общение с людьми. Понимаете, о чем я? Человеческое общение, так сказать, внутренний контакт во время совершения таинств очень важен, в особенности во время крещения и венчания. Отпевание — более сложный случай, здесь нужно идти в дом, молиться, помочь справиться с горем и болью.
Общение и катехизация должны предшествовать самому таинству, поскольку во время самого последования ты уже не можешь объяснять, что происходит. Ты молишься, а сказать можешь только два-три слова, не больше. Поэтому место проповеди или беседы — перед таинством. Если ребенок маленький, то надо беседовать с родителями и крестными и объяснять, что им предстоит делать. Крещение ребенка часто первый этап взаимоотношений священника с людьми, и ты в это время можешь стать другом семьи и в дальнейшем помогать им. Если же взрослый человек хочет креститься, то я допускаю его только после нескольких месяцев катехизации. Например, ко мне приходило много людей из Албании или из бывшего Советского Союза, которые хотели принять крещение, и всегда таинству предшествовал большой период времени — для того, чтобы они изучили веру и уяснили для себя все связанные с ней вопросы.
Вообще, способы и формы катехизации могут быть разными. Надо искать наиболее подходящие для каждого конкретного человека. Мы, например, по вечерам приглашаем в храм молодых людей — студентов или молодоженов, чтобы обсуждать различные вопросы, связанные с Евангелием и современной жизнью. Люди распределяются по группам: студенты, молодые пары с маленькими детьми. Таким образом, они получают возможность через какой-то небольшой вопрос, который мы изучаем, узнавать и другие вещи. Мы начали это делать достаточно давно, в церкви Равноапостольного Константина. Там у нас еще был детский приют. И вот мы начали там собираться по вечерам. Я, моя супруга и трое наших друзей со своими женами. Женщины приносили пирог, наши дети играли в залах церкви. В наших греческих церквах есть подвальные помещения, а в них — залы, где детям можно поиграть. Так, в подвальной части храма мы, родители, сидели в одном зале, а наши дети играли рядом. И мы разговаривали. А через год нас уже было сорок пар. Многие захотели прийти поговорить и послушать о проблемах детей, семей, молодежи, обменяться опытом. Мы приглашали врачей, чтобы они что-нибудь рассказали: о детских болезнях, питании ребенка, о чем-то еще. Приглашали разных людей и говорили не только на богословские темы.
Существует множество способов сблизиться с человеком. Так как я вырос на приходе и почти что с детства занимался катехизацией, я видел много хороших примеров правильного подхода к людям. Вот, например, то, что лежит на поверхности, самое простое — иди туда, где твои дети. Мои дети ходят в школу, там есть родительские и учительские комитеты, нас приглашают на родительские собрания. Я хожу на эти собрания и стараюсь вникать во все дела и проблемы школы. Конечно, на собраниях в основном обсуждаются проблемы организации учебы и тому подобное, но часто мы говорим и о религиозном воспитании детей, о приобщении их к Церкви. И тогда у меня есть повод высказаться. Иногда я предлагаю что-то для школы, не как священник, а просто как отец, и это производит хорошее впечатление на остальных родителей: что, мол, «священник нам помогает. он отец Димитриса, Василиса, Хрисостома, и он хочет помочь школе, потому что его дети являются нашими учениками».
— А как заинтересовать детей верой, какие формы катехизации надо для них придумывать?
— Здесь не может быть каких-то общих инструкций. Я приведу пример из собственного опыта. В первом классе лицея[8] у детей есть предмет литургика, на котором они изучают церковное богослужение. На Рождество, Пасху и другие праздники наши школы организуют для учеников посещение храма. Но и этих посещений, и школьной литургики недостаточно для того, чтобы узнать богослужение. Тогда я попросил школьных преподавателей-богословов приводить ко мне в храм детей и в другие дни, небольшими группами, по одному классу. Они согласились, и мы стали проводить уроки в церкви, ежедневно по часу. Мы угощали детей водой и соками и обсуждали с ними то, что они видели в храме во время богослужения. Или мы доставали Святую Чашу, священнические облачения и рассказывали, что это такое, какую роль эти предметы играют в церкви. Что носит священник? Рясу. Что надевает сверху? Епитрахиль. Почему он все это надевает? Что собой представляет Святая Чаша? Что такое просфора? Что символизирует Агнец? И так далее.
Христос и апостолы с музыкальными инструментами. Рисунок в Обществе традиционной византийской музыки
В другой раз мы действовали иначе. Один мой друг организовал большую выставку греческих музыкальных инструментов. Я захотел сделать то же самое и в своем храме. Попросил друга, и он согласился дать мне некоторые инструменты. Я их разместил в большом зале в подвале церкви. Потом я позвал своих друзей: художника и режиссера, мы перекрасили стены, создали соответствующий интерьер и в этом помещении стали проводить уроки традиционной греческой музыки. Мы рассказывали детям про уд[9], про свирель, про бузуки. Постепенно на эти выставки-уроки стали собираться дети всего нашего района — а это пять с половиной тысяч детей. Именно на этих занятиях они получили свой первый опыт общения со священником и Церковью. Многие из тех детей пришли потом на исповедь, потому что они услышали послание любви и приглашение к общению. Они подружились между собой и стали любимыми прихожанами нашего храма. Вообще, я это воспринимаю как чудо. Никого из них я не пытался убедить в том, что надо быть христианами. Они пришли в Церковь другим путем.
— Мы говорим о тех, кто готов прийти в храм, — по приглашению или, как те дети, когда их организованно ведут из школы. Но ведь есть и такие люди, которые по своей воле никогда не придут в Церковь?
— Я приведу один пример из собственной жизни. Есть какое-то количество людей из нашего прихода[10], которые не хотели участвовать в том, что мы делали, отстранялись от нас. У них было какое-то предубеждение против Церкви. Они входили в свои ассоциации, к примеру ассоциацию экологов, развития культуры, ассоциацию помощи детям-инвалидам. Однажды члены одной ассоциации позвали меня как священника, чтобы я с ними разрезал «Василопиту». Я к ним пришел, мы разрезали пирог, и я остался на их общее собрание, а затем сказал: «Спасибо, что вы меня пригласили разрезать пирог! Я бы хотел стать членом вашей ассоциации. Какие у вас ежегодные взносы?» Кто-то мне сказал, что взнос составляет двадцать евро. «Возьмите двадцать евро и примите меня».. Другие ассоциации хотели тридцать евро, и я со временем стал членом всех групп и объединений, которые существуют в моем приходе. Теперь они меня приглашают на общие собрания, и мы решаем вопросы экологии, культуры, спорта, вопросы, касающиеся детей-инвалидов. В этих ассоциациях я не обладаю каким-то особым статусом, я — рядовой член, а не «священник ассоциации». Я не хочу выделяться. Мы решаем общие проблемы на равных, как друзья. Где будут учиться дети-инвалиды? Мы убедили муниципальную власть, чтобы она арендовала помещение для детей-инвалидов, предоставила учителей. Я тоже ходил к мэру, просил о помощи. Так я участвую в решении социальных проблем нашего прихода. Недавно в нашем районе начали вырубать леса, а на их месте — строить здания, дороги. Мне это небезразлично, ведь здесь живет моя семья, и я присоединился к группе, которая занималась этим вопросом. Для общих собраний этой группы я предложил залы церкви: «Зачем арендовать кафе? Приходите в храм, я вас угощу кофе, и мы сможем там провести собрание». Так я подружился с этими людьми. Они делают доброе дело: решают социальные проблемы, но им было нелегко прийти в Церковь. А сейчас они поменяли свое мнение.
Для чего я все это говорю? Нужно искать способы сблизиться с теми, кто не идет к нам навстречу. Нужно идти к ним самому. Поэтому я не жду, пока кто-то придет ко мне повенчаться — и больше я его не увижу, — нет, я сам пойду в группу, в ассоциацию, где состоит человек, мы станем друзьями и будем вместе решать проблемы нашей жизни.
Я здесь немного отвлекусь и скажу, что, на мой взгляд, в странах бывшего Советского Союза, в России, Молдавии, Беларуси, с православными из которых мне довелось общаться, у священников есть некоторые сложности в контактах с людьми. Мне кажется, что священники в этих странах не желают вмешиваться в дела за пределами Церкви. То есть: здесь моя Церковь, мой храм, где я совершаю богослужение, и мне не пристало идти в какое-то там общество, на собрание, происходящее напротив храма. Зачем говорить с людьми, беседовать с ними на разные отвлеченные темы, если эти люди принадлежат какой-то другой, нецерковной культуре и непонятно, как с ними вести себя. А ведь в этих странах живет множество людей, которые крещены, но к Церкви относятся прямо-таки враждебно, а это значит, что они никогда не придут в храм и мы никогда их не увидим. Но ведь и с ними надо говорить о Христе, а значит, надо самому идти к ним!
Надо понять, что эти люди не враги нам, в том смысле, что они могут взяться за оружие и убить. Их крестили, но они не знают, чему учит Церковь, или, как часто бывает, относятся к ней отрицательно из-за того, что кто-то принадлежащий к Церкви (верующий сосед, священник) некогда причинил им какую-то неприятность. Поэтому они избегают Церкви, даже боятся ее. Но когда ты начинаешь им говорить о Церкви — в основном про вопросы веры, — люди принимают это и хотят слушать.
Поэтому надо искать пути общения с ними на их территории. Это, конечно, сложно: я выхожу со своей территории, которая называется храмом, и иду куда-то. И там я буду говорить как человек Церкви. Но не как сумасшедший, с какими-то откровениями и обличениями, а о самых насущных человеческих проблемах. Я не считаю себя мудрецом, который может прийти и просветить их, я — рядовой член общества, и у нас общая жизнь.
Я вам расскажу, что мы еще делали. Когда открыли границы, в начале 90-х годов, мы создали группу для общения с жителями других балканских стран. «Мы» — это друзья еще со студенческих лет. Все — верующие, люди Церкви, но не только священнослужители. Кто-то жил в Афинах, кто-то в Салониках. Тогда получить разрешение на въезд в Грецию было сложно, нужно было брать визу в Румынии, Болгарии, и наша группа помогала детям из других балканских стран приехать в Грецию на учебу или в летние лагеря. Мы назвали ее Межбалканской федерацией православной молодежи.
Мы и сами поехали в Болгарию, Сербию, другие страны, возникло общение. В основном нас принимали в молодежных лагерях, организованных какой-либо митрополией, или в монастырях, так как там можно было разместиться на ночлег, провести какие-то встречи. Мы обсуждали вопросы, имеющие отношение к вере, нашей общей с балканскими народами православной вере. Состоялось очень много совместных мероприятий, которые принесли большую пользу. Началось все это в 1992 году, и теперь в течение уже двадцати лет мы пожинаем плоды. Как-то к нам приехал молодой человек из Молдавии, мы узнали о положении в этой стране и решили помочь. Сняли комнату с кроватями, затем арендовали квартиру с двумя комнатами, затем — двухэтажный дом и создали общежитие, чтобы бедные молодые люди из Молдавии могли приезжать и учиться на богословском факультете. Так с наших балканских соседей мы переключились на другие страны.
Все это необходимо, потому что только так мы будем Церковью. Я считаю, что священник и вообще Церковь должны смотреть на мир широко раскрытыми глазами, чтобы понять, как можно помочь ближнему, оказать ему поддержку и содействие. Человек может оказаться в больнице или собирается жениться и нуждается в помощи священника, или надо разделить с ним его горе, а может, даже просто дать какую-нибудь книгу. Мы как-то ездили по глухим болгарским деревням, где не было ни священников, ни даже крохотных церквушек — вообще ничего, и раздавали книги по катехизации, переведенные на болгарский язык. В Молдавии раздавали иконы, богослужебную утварь, облачения для священнослужителей. Девяностые были сложными годами. Не забывайте также благотворения и общительности, говорил апостол Павел (Евр. 13: 16). Так наше сознание отходит от националистического восприятия народа. Мы святая нация, избранный народ — разве не так говорит Церковь? Что такое святая нация? Нация — жизнь во Христе, жизнь Церкви. Неважно, грек я, болгарин, румын. Нет, я принадлежу к святой нации, я принадлежу к Церкви. Что мы говорим на Божественной литургии? «Соединение веры и причастие Святаго Духа испросивше..» — мы не говорим «причастие сербам», или «грекам», или «русским», мы просим причастия Святого Духа.
Салоники
— Как вы считаете, мирянин имеет право голоса в Церкви или же он всегда только «опекаемый»?
— В Грецию приезжают русские священники, мы встречаемся. И рядом с ними я вижу мирян, иногда это благотворители, но я замечаю, в какую зависимость от священника впадает мирянин. Священник для него — этакое высокопоставленное лицо. Но ведь это не так! Священник — это служитель, это тот, кто указывает дорогу. Он не начальник. Церковь не феодальная организация, Церковь — это место, где все мы служим, и миряне могут свободно выражать свое мнение.
Когда я еще был молодым священником, мне понадобилось узнать, сколько учителей у нас в районе и сколько детей в школах, но я не смог. Тогда я решил сделать такую вещь. Напечатал небольшие листочки с картинкой и текстом для детей и пошел по школам. Учителям я говорил: «Я принес интересную закладку, на которой с одной стороны картинка, а с другой текст. Вы мне позволите раздать это детям? Или если вы не хотите, чтобы я заходил в класс, я вам оставлю столько, сколько у вас детей». Одни позволяли войти в класс, другие говорили: «Нет, оставьте нам». Таким образом я раздал две с половиной тысячи экземпляров и узнал, сколько в наших школах детей.
Потом мне стало интересно, смогу ли я найти контакт с преподавателями. Я позвал группу школьных преподавателей в церковь, на чашку кофе. Семь человек. Я сказал им: «Мы, Церковь, предоставим еду и помещение, а вы, учителя, выберете тему и докладчиков, и мы организуем встречу, на которую пригласим преподавателей нашего района». Я предложил какую-то тему, но они сказали, что хотят другую. Я согласился. Они выбрали тему новых технологий, информатики, Интернета.
Я получил разрешение от управления образования и раздал преподавателям приглашения на собрание в храм. Зал при храме вмещал двести человек, пригласительных раздали двести пятьдесят, на встречу пришло примерно девяносто человек — и это было много. Конференция должна была начаться после литургии. Кто-то пришел на службу, кто-то позже. После литургии приготовили кофе, и начались выступления лекторов. Их было трое — из Университета Салоник, из Университета Афин и из Университета Ксанфи. Потом было обсуждение и большой шведский стол. И каков же был результат? Теперь я мог пойти в любую школу и сказать: «Доброе утро, господин директор, я могу сказать кое-что детям?» — и он мне отвечал: «Говори, что считаешь нужным, в микрофон». То есть мне предоставляли трибуну для выступлений. Я в свою очередь мог пригласить директора в церковь, и он становился моим другом, и потом говорил мне: «Приходи в школу и говори, что считаешь важным. Я тебе доверяю, знаю, что ты не будешь лгать, не обманешь нас». Вообще, школа, где священник выступает с микрофоном и может говорить детям что ему угодно, — это не так уж и просто, не каждый директор с легкостью соглашается на такое, он должен тебе доверять. А ты должен найти способ заслужить доверие. Это я и сделал в своем районе. А кто-то у себя может сделать что-то другое. Каждый должен поступать по-своему. Поэтому я и сказал раньше, что в каждом регионе свой подход к решению проблем.
Все это я рассказал в подтверждение своей мысли о том, что священник — это не какой-то абсолютный авторитет. Священнику необходимо обсуждать все с людьми, с мирянами, которые говорят очень серьезные вещи. Ты служитель, ты приносишь стулья, а люди будут тебе говорить что-то важное. Таков мой способ общения с людьми: я предлагаю помощь, пусть небольшую. Но все вместе мы делаем много. Понемногу от каждого из нас, а в сумме — много. И я чувствую, что именно это жизнь Церкви, что это и есть Церковь.
ТАИНСТВО БРАКА
— Вы говорили, что сменили уже несколько приходов. Как к этому относилась ваша паства, ведь уход священника с прихода часто ломает нормальное течение жизни, люди от этого страдают? И как это воспринимали вы сами?
— Когда рукополагают священника, его трижды обводят вокруг престола. Это называется «Исаия, ликуй!» И в чине венчания есть такой же обряд. Так водят по храму жениха и невесту. Это указывает, что связь священника с приходом — брачная связь, то есть связь навсегда. Священник «женится» на приходе, в котором начинает служить.
Когда я первый и второй раз менял храмы, ничего особенно не менялось, так как храмы эти находились в одном районе, недалеко друг от друга, и я продолжал служить тем же людям, хотя, конечно, по-другому. Но потом мне пришлось перейти оттуда в церковь поближе к дому. Были личные причины: по состоянию здоровья я не мог каждый день водить машину. Я ехал в храм утром и возвращался в полдень, после обеда ехал опять и возвращался вечером — это меня чрезвычайно утомляло физически, и семье было сложно, а тут как раз священник, который служил рядом с моим домом, вышел на пенсию.
Но все же я считаю, что священник не должен менять приход. Иначе он ничего не сможет толком сделать, не сможет организовывать, сплотить людей. Поэтому связь священника с приходом — брачная. Ведь и меня не хотели отпускать из того прихода. Люди собирали подписи, чтобы я не уходил. И то, что я все же ушел в другой приход, не является правилом. Просто иногда, ради интересов Церкви и митрополии, приходится ехать в другие места.
Главная трудность, которая возникает при переходе на другой приход, — это необходимость искать новые способы общения с людьми. Нужно настраиваться на другой лад, изучать обстановку. А ведь именно по тому, как священник общается с народом Божиим, можно судить о его духовном состоянии.
На каждом из приходов я пробыл почти по десять лет, и мне удалось, я думаю, поработать и помочь людям. Я не снимал себя духовной ответственности, не бежал от нее. Но священнику надо быть внимательным: иногда на приходе создается культ его личности, и все поклоняются священнику, а не Христу. Это очень нездорово и опасно. Как мы говорим в Греции, священник тогда становится «тяжелым», то есть не двигается с места, потому что ему так удобно. Ведь возможность перемещения имеет и положительные стороны. Если священник своенравный, если епископ тяжелый человек, то каково это, когда они все время служат в одном месте?!
ЕПИСКОП И ЕГО ОРКЕСТР
— А какие отношения у вас с вашим епископом?
— Я бы хотел подчеркнуть, что Церковь — это все мы, Церковь — это народ Божий, а не только епископы и священники. Поэтому я не говорю кому-то: «Когда вы мне это сделаете?» Я не жду благословения от владыки, чтобы он мне сказал: «Делай это вот так». Конечно, что-то я обсуждаю со своим епископом, но многое делаю самостоятельно, для этого мне не нужны епископские санкции. Разумеется, это касается только каких-то моих дел или общения с людьми. Право совершать церковные таинства, например исповедь, священник может получить от Церкви только через епископа. Священника, который будет исповедовать людей, выбирает сам епископ. Такой священник должен прослужить какое-то время на приходе, пережить, так сказать, первый шок и созреть для исповеди и разговора с людьми. Все должно исходить от епископа, чтобы в Церкви было единство, как бы точка отсчета. Не потому, что он — начальник или самое важное в Церкви лицо, просто он указывает путь к единению. Епископ должен мыслить другими категориями, отличными от мирских, и не стоит смотреть на него как на главу офиса или министерства. Мы иначе смотрим на связь с Церковью.
В Церкви связь между архиереем и священниками можно описать по аналогии с оркестром: епископ — это дирижер, священники — музыканты. Каждый музыкант должен играть свою партию без фальши, и тогда зазвучит музыка. А фальши можно избежать, только глядя на дирижера. Поэтому епископ, подобно дирижеру, старается сделать так, чтобы священники «не фальшивили» в Церкви, он помогает нам истолковать слово Истины, а священники стремятся сплотиться вокруг епископа. «В первых помяни, Господи, архиепископа нашего, его же даруй Святым Твоим Церквам в мире, цела, честна, здрава, долгоденствующа, право правяща слово Твоея истины» — как мы говорим на Божественной литургии.
Конечно, и священник, и епископ — живые люди. Очень часто проявляются их человеческие слабости, возникают разногласия, трения. Но если видеть в Церкви единую семью, то не будем же мы ее разрушать? Напротив, мы попытаемся прийти к соглашению, найти другой подход к каким-то темам, касающимся пастырского служения. Но не будем ссориться, мы не станем разрушать Церковь.
— Как часто вы встречаетесь, общаетесь с епископом?
— Возглавляющий нашу епархию митрополит Варнава очень близок к священникам. Можно запросто прийти к нему и поговорить. Не нужно для этого, как говорится, следовать протоколу. Все очень неформально. Я не знаю ни одного митрополита, к которому священники должны приходить, написав вначале прошение с просьбой о приеме.
Дверь нашего митрополита всегда открыта, и мы можем встретиться с ним в любой момент. Мы примерно одного возраста — у нас молодой митрополит, он был священником нашей епархии, и мы его давно знаем. Нередко наши взгляды не совпадают, но это не приводит к конфликтам. Мы обсуждаем проблемы, чтобы найти лучшее решение.
— Салоники, так же как и Афины, поделены на епархии?
— У нас в Салониках три митрополии: в центре — Фессалоникийская митрополия, западные районы — это Неапольская и Ставрупольская митрополия, где я и служу, и восточные районы — Ново-Кринийская и Каламарийская митрополия.
ЛИТУРГИЯ И СЕМЬЯ КАК ИСТОЧНИКИ ВДОХНОВЕНИЯ
— В России с недавних пор обсуждается проблема так называемого «выгорания» священнослужителей, когда они по каким-то причинам начинают уставать от служения, разочаровываются и даже совсем уходят из Церкви. Знакома ли вам подобная проблема?
— Я понимаю, о чем вы говорите. Я и сам часто устаю и чувствую, что не в состоянии разрешить какие-то вопросы, о которых люди говорят на исповеди. Я очень из-за этого переживаю. Трудно помочь, когда проблемы психические или экономические. Сейчас в Греции кризис, серьезные финансовые трудности. Банки отбирают у должников дома. Это сложные ситуации, из которых невозможно сразу найти выход. А тут еще твоя личная усталость, физическая, — и очень мало времени для отдыха. Я вижу, что и все мои друзья-священнослужители чувствуют то же самое.
Случаются трагедии в среде духовенства: я видел людей, которые сняли с себя рясу, оставили священство. Я исповедовал бывших монахов… Но все это сложности человеческой жизни, поэтому я особо не анализирую такого рода события.
— Как вы думаете, можно ли справиться с синдромом профессиональной усталости?
— Я думаю, что священник должен духовно обновляться через богослужение. Если Божественная литургия не обновляет священника, то он в какой-то момент не выдерживает, взрывается. К примеру, утром я служил, вечером поздно лег спать, на следующее утро проснулся в шесть тридцать — семь часов, чтобы опять служить; с одной стороны, физически это тяжело, но это меня обновило, придало мне сил. Божественная литургия мне очень помогает в жизни. Вчера я служил литургию в маленьком храме — у одного моего друга есть красивая церквушка, и он попросил меня послужить. И сегодня утром тоже была литургия. Богослужение может утомлять физически, но духовно оно тебя поднимает. Божественное Причастие, благодать таинств — все это тебя возвышает, вдохновляет.
Второе, что очень важно для женатого священника и влияет на его духовное состояние, — это отношения в семье, с супругой. Надо уметь находить новые стороны в отношениях с женой, чтобы любовь не гасла, не увядала. Многие считают, что брак — это нечто статичное; я же считаю, что заключение брака — это только начало. Пара женится, и с этого момента начинает жить. Любовь должна проявляться каждый день, лица мужа и жены должны быть всегда новыми друг для друга. Между нами и детьми не может быть какой-то исключительной привязанности, какого-то особого взаимопонимания, потому что есть разница в возрасте, в мышлении. Но и с ними надо сохранять добрые, сердечные отношения.
Семья — это очень важно. Она помогает обрести душевное спокойствие и силу.
Если наша духовная жизнь останавливается, если она не обновляется, тогда мы действительно пребываем в кризисе, тогда нужно говорить и о кризисе священника, и о кризисе его семьи. Это сложная вещь, и с этим нужно разбираться, потому что это подводит нас к самому важному вопросу — что ты сегодня можешь сказать людям?
Мы должны стать детьми Божиими, у нас должна быть доброта и простота, как у маленьких детей. Чтобы этому учить, священник сам должен это пережить: слова ничего не дадут, если люди видят, что я ссорюсь с детьми или развожусь со своей женой. Моя семья живет в моем же приходе. Меня и то, что я делаю, ежедневно оценивают. Дети ходят в школу, и там меня оценивают все учителя. Моя жена — преподаватель в школе. Следовательно, каждый раз коллеги оценивают ее и вместе с ней меня. Поэтому нужно, чтобы та позиция, которую я представляю как священник, и мои взаимоотношения с семьей были тождественны. Тогда достаточно сказать пару слов людям, и они тебя поймут, потому что твоя жизнь подтверждает твои слова.
НЕЧУЖИЕ ЧУЖИЕ
Люди Греческой Церкви. М, Никея: 2014
— Сегодня в мире происходят глобальные изменения, рушатся вековые устои, на которых доселе строилась человеческая жизнь. Делаются попытки изменить саму человеческую природу, узакониваются однополые браки. Мир становится другим, и мы пока не знаем, как в нем жить. Может быть, в недалеком будущем мы уже не сможем назвать Грецию Грецией, а Россию Россией.
— Я думаю, надо рассматривать эти вопросы диахронически, смотреть, что происходило на протяжении веков. Всегда люди перемещались по планете в поисках пропитания. Но они сохраняли свой образ мыслей, оставались в группе, в диаспоре или, лучше сказать, с подобными себе. Они ехали из Греции в Болгарию, потому что там можно было заниматься земледелием или охотиться, но при этом находились среди своих, общались только с людьми своей культуры. Сегодня же все очень перепутано.
Планета стала одной большой деревней, и во многом ее сделали таковой современные технологии, главным образом Интернет. Я нажимаю на кнопку, и через две минуты ты мне говоришь, что ты там делаешь в России, в Москве. Это очень серьезные изменения, и нам надо справляться с такой скоростью общения. Конечно, хорошо, что я могу узнавать новости, получать информацию и помощь настолько быстро, но одновременно это сложно и опасно.
Сильные мира сего, то есть правительства, поступают так, как им удобно. А им что нужно? Только две вещи. Собрать деньги и упрочить свою власть. Они все делают только для того, чтобы решить эти две задачи. Поэтому их интересы диаметрально противоположны интересам Церкви, да и большинства остальных людей. Правители издают законы для гомосексуалистов, и Церковь уже не может контролировать этот процесс и что-то запрещать. Но если жизнь людей Церкви соответствует их призванию, если они показывают пример, то и другие люди могут измениться. Закрыться, замкнуться в своем кругу — путь в никуда, так ты не сможешь ничего изменить. Но если ты откроешься другому человеку — иностранцу, язычнику, мусульманину, буддисту, ты можешь найти подход и вступить в контакт с ним.
Смешение культур выгодно для властей, они всегда создают волнения для того, чтобы иметь возможность управлять. Но Церковь, я считаю, должна сохранять гармонию: нам надо увидеть в других людях, пусть даже нехристианах, детей Христовых — людей, у которых есть потребность в общении. И нам нужно показывать пример подлинно христианской жизни.
У всех людей, в общем-то, одни и те же проблемы, и потому мы можем найти общий язык со всеми. Надо только подумать и постараться. В противном случае мы станем чьими-то врагами, у нас начнутся войны, и мы никогда не придем к взаимопониманию.
Церковь должна что-то противопоставить действиям власти. Она не может запретить неграм или мусульманам приезжать в Грецию, поскольку это решение правительства — открыть границы. Афины стали сумасшедшим домом: здесь афганцы, пакистанцы, курды — полный хаос. Церковь должна найти путь к некоей гармонии, иначе через несколько лет будет поздно.
Есть и финансовые проблемы у населения. Здесь, в Салониках, Церкви удалось организовать некоторое количество кухонь для нуждающихся. Там раздают еду, не спрашивая, какая у кого религия. Это помогает достигнуть духовного равновесия в народе.
Об отношении к людям другой культуры, другой веры мы читали в воскресенье за литургией отрывок из Евангелия. Там рассказано о чуде, которое совершил Христос в городе, где жили хананеи, то есть язычники (см.: Мф. 15: 21−28). Он ушел туда от иудеев, от фарисеев, которые гнали и поносили Его… И вот одна женщина-язычница попросила Его об излечении ребенка. Христос отнесся к ней жестоко, прогнал ее со словами: «Уходи, ты собака, мы не кормим собак», но она ответила Ему: «Но и псы едят крохи, которые падают со стола». У Него было две причины, чтобы так себя вести. Во-первых, Он ушел от иудеев, Своих друзей, Своей семьи, и пошел к чужакам. Во-вторых, Он показал, насколько жестоки иудеи по отношению к людям иного вероисповедания. Он хотел сказать Своим ученикам: «Это ваша жестокость. Я вам показываю сейчас, как бы вы поступили по отношению к женщине, которая просит о помощи. Так поступают фарисеи, они жестоки по отношению к тем, кто не иудей, к тем, кто им противостоит». И он исцелил ребенка. Этим поступком Господь объяснил Своим ученикам, как надо вести себя с любым «чужим» человеком. Христос часто находился среди чужих для иудеев людей, и этим Он показал нам, как можно выйти за рамки того, чему мы научились, и продвигаться дальше к неизвестному. То же самое делал и апостол Павел, который ходил и учил чужие, языческие, народы. Мой брат может быть другого вероисповедания, другой религии. Но Христос показал путь и способ общения с ним — и об этом мы, Церковь, часто забываем.
Мы живем в современном обществе, очень сложном с точки зрения социологии. Оно включает людей с разными культурными корнями. Задача Церкви в таком обществе — перешагнуть через эти различия и двигаться дальше, в глубину. Это то, чего не делают, например, мусульмане, которые замкнуты только на своих. Но христианин — это тот человек, который отдает себя всем. Это сложно, но этот способ указал Христос.
У нас, конечно, есть трудности, так как мы, христиане, много между собой ссоримся. И не только христиане различных конфессий, то есть православные, католики, протестанты между собой, но и внутри у православных много трудностей. Я не буду касаться Западной Церкви, это отдельная история, но, как православные, мы можем и просто обязаны найти общий язык. Мы — братья — ссоримся. Это то, о чем Господь говорил Своим ученикам: «Вы не понимаете, Кто Я и зачем Я сюда пришел. Тот, кто хочет быть первым, пусть станет последним и служит всем» (ср.: Мк. 9: 35). Мы очень часто отходим от цели, которую нам ставит Евангелие. И это видит внешний мир, поэтому нам и не верят. Махатма Ганди, кажется, сказал: «Если бы христиане были каждый день христианами, я бы стал христианином».
ДЕТИ В ГРЯДУЩЕМ МИРЕ
— Мы, взрослые, все это можем понять. Но люди боятся за своих детей. Ведь даже уже сложно представить, каким будет мой ребенок в этом новом мире. Многие дети не имеют контакта с родителями, говорят им: «Ты жил в старом мире, где не было однополых браков, а я живу в другом мире и должен мыслить иначе». Оправдан ли этот страх?
— У меня самого шестеро детей: четыре мальчика и две девочки. Мальчики студенты, учатся в университете, а девочки ходят в школу — одна в лицей, другая в начальную школу.
— Что изучают ваши сыновья?
— Старший сын получил диплом по специальности физиотерапевт, а теперь изучает византийскую музыку в Университете Македонии. Второй изучает традиционную музыку в Университете города Арты, третий — педагогику в Салониках, он будет учителем начальных классов, а четвертый учится в Физкультурной академии.
Я знаю, что будет сложно, очень сложно. Я это говорю не только как отец, но и как человек, который общается со студентами, с группами детей, так как мы организовываем лагеря и к нам приезжают дети из других стран. Но я не боюсь, я доверяю детям. И все же мы должны указать им путь, подать пример.
В Послании святого Игнатия Богоносца говорится: «И уже не я живу, но живет во мне Христос». Это должно стать жизненным опытом каждого из нас. Ребенок увидит и будет следовать этой мысли в собственной жизни. Я видел, как любят друг друга мои родители, и поэтому я захотел стать женатым священником, хотя мог быть монахом. Мои родители показали мне хороший пример, и я хочу сделать то же самое для своих детей. Что я могу рассказать своим детям о любви? Что я смогу сказать своему сыну, когда он познакомится с девушкой и женится, если буду ругаться со своей женой и он это будет видеть? То, как семья решает свои внутренние вопросы, помогает детям продвинуться в жизни. Если нам, родителям, не удается хранить мир и гармонию в своей личной жизни, мы не можем говорить детям о Христе.
Сегодня вокруг множество соблазнов. Заходишь в Интернет, вводишь в поиск слова и попадаешь в другой мир — в мир порнографии, гомосексуализма, зависимости от психоактивных веществ. У меня есть знакомые молодые люди, которых я исповедую. Некоторые из них страдают интернет-зависимостью, а некоторые связались с какими-то дьявольскими сектами. Все очень сложно. Но я думаю, что мы, как Церковь, должны себя открыть, распахнуться навстречу разным людям. Если мы закроемся, я не думаю, что нам удастся выстоять.
ЧЕЛОВЕК РАДОСТИ
— Апостол Павел говорит, что христианин должен всегда радоваться, и у вас, отец Константин, эта радость заметна невооруженным глазом. Как христианину не терять радость в нашем новом, устрашающем, мире?
— Очень часто проблемы на нас давят, омрачают нашу жизнь. Но представьте мучеников! Я упомянул святого Игнатия Богоносца. И миллионы других мучеников, которых терзали звери, испытывали радость, потому что имели Божию благодать и ждали единения с Богом.
У христианина должна быть эта благодатная надежда, именно она делает его человеком любви. Внешне любовь выражается через улыбку: христианин улыбается даже в трудные для него времена, но не как дурачок, а потому что принимает свои испытания как урок Божий. Христианин — человек надежды. Он верит и надеется, что Бог примет его в единство с Собою. Он надеется на Второе Пришествие Господне. Христианин — это человек, который постоянно живет надеждой, а не отчаянием.
Да, современная жизнь пытается повергнуть тебя в отчаяние, напугать: ты не справишься в финансовом плане, разразится война, придет Антихрист, дьявол, в мире случится катастрофа. Много вещей приводят человека к разочарованию в жизни и отчаянию. Но человек молитвы — это человек надежды и радости. Что говорили мученики? «Если настанет день Пришествия Господа — не страшно, если меня загрызут звери, мне будет хорошо». Правитель грозил Василию Великому: «Я тебя отправлю в ссылку, я тебя подвергну мучениям за то, что ты говоришь». И Василий ему отвечал: «Меня — мучениям? Мое тело не выдержит, я умру быстро» — это первое. И второе: «Что ты у меня заберешь? То, чего у меня нет? У меня же ничего нет, только моя одежда. Ты меня отправишь в ссылку? Куда меня сошлешь? Вся земля — дух Божий, везде есть Божия благодать, а мучения что мне сделают? Ты мне подаришь радость, так как я отправлюсь к Богу, ко Христу, Которого я люблю».
Василий Великий отвечал как человек, который познал истины веры на практике. Поэтому я считаю, что наши дети должны учиться на собственном опыте. С моим старшим сыном произошел такой случай. Он занимался музыкой с детства, не очень долго — пять лет, и в храме на клиросе был канонархом. Но вот в третьем классе он увлекся футболом и однажды сказал мне, что больше не пойдет в церковь: «В воскресенье утром я пойду играть в футбол». Я ему сказал: «Согласен, согласен, я принимаю твое решение. Но я хочу, чтобы ты ходил в церковь. Ты не будешь больше петь, будешь заходить в церковь на полчасика — зажжешь свечку и побудешь там до девяти тридцати (а служба в церкви заканчивается в десять тридцать), послушаешь Евангелие и пойдешь играть в футбол». Так продолжалось два года. Он играл в футбол и повредил ногу, ходил по больницам, перенес операцию. И в результате вернулся к музыке, сказав, что потерял два года впустую. Опыт научил его. Поэтому иногда надо подождать. Христианин должен уметь ждать, христианин ждет, потому что у него есть надежда на благодать. Нам, людям Церкви, необходимо показать всем людям значение Божией благодати, только она поможет нам разрешить наши многочисленные вопросы.
Люди Греческой Церкви. М, Никея: 2014. С. 200−253.
[1] Бузу́ки — струнный щипковый музыкальный инструмент, разновидность лютни. По одной из версий, происходит от древнегреческой лиры. В 20−40-е гг. XX века в Греции инструмент долгое время считался пошлым, поскольку под его аккомпанемент исполнялись песни в жанре «ребетико», воспевающие социальный протест и криминальную удаль. Бузуки можно было услышать только в тавернах, где обычно собирались криминальные элементы. Возрождение этого инструмента началось в 60-е гг. XX века, благодаря выдающемуся греческому композитору Микису Теодоракису, который создал музыку для всемирно известного фильма «Грек Зорба» с Энтони Куинном в главной роли. «Сиртаки» Теодоракиса стали визитной карточкой Греции.
[2] В Греции богословами называют людей, окончивших богословский факультет.
[3] Ефре́м (Мораитис, род. 1928) — архимандрит, афонский подвижник, миссионер, основавший на североамериканском континенте около двадцати православных монастырей. В 1947 г. прибыл на Афон, где его встретил у самого причала сподвижник старца Иосифа Исихаста отец Арсений, сказав, что старцу Исоифу явился св. Иоанн Предтеча и повелел принять в братство Иоанна (мирское имя архимандрита Ефрема). После кончины старца Иосифа отец Ефрем был духовным руководителем кельи Благовещения Нового скита, затем кельи св. Артемия в Провате и игуменом святогорской обители Филофей. За время своего игуменства с 1974 по 1990 г. он прекрасно устроил внутреннюю жизнь монастыря. Ученики старца Ефрема возродили монашескую жизнь в афонских монастырях Каракал, Костамонит, Ксиропотам, Ватопед, в скиту Андрея Первозванного. В 1972 г. отец Ефрем впервые приехал в Канаду по приглашению своих духовных чад. Визиты вскоре стали регулярными, а затем старец окончательно переселился в США для утверждения там православной монашеской жизни.
[4] На Афоне кельей называется отдельный небольшой домик-монастырь с храмом, где, как правило, живут от одного до четырех человек. Кельи объединены в скиты.
[5] Старец Паи́сий Святого́рец (Езнепи́дис, 1924−1994) — один из самых уважаемых греческих старцев и духовных светил XX века, монах Афонской Горы, известный своими духовными наставлениями и подвижнической жизнью. Пришел на Афон в 1950 г., был послушником русского подвижника схимонаха Тихона (1884−1968), о котором после написал книгу. В 1958 г. его позвали в Коницкий монастырь в селении Стомио — помочь остановить распространение протестантизма. Старец перешел в обитель Рождества Богородицы в Стомио, оттуда в 1962 г. отправился на Синай. В 1964 г. вернулся на Афон и поселился в Иверском скиту. В 1966 г. он тяжело заболел, у него была удалена большая часть легких. С мая 1978 г. отец Паисий поселился в келье Панагуда монастыря Кутлумуш. Сюда к нему потянулись тысячи людей. Старца Паисия Святогорца широко почитают в России, а его канонизация считается вопросом времени.
[6] Монастырь Ставроники́та (греч. Μονή Σταυρονικήτα) — один из афонских монастырей, занимающий в святогорской иерархии пятнадцатое место. Находится в восточной части Афона; основан в X веке. Главный храм посвящен свт. Николаю Мирликийскому.
[7] Церковный брак в Греции признается государством, обладает полной юридической и гражданской силой, поэтому для его регистрации требуются специальные документы.
[8] Лицей — старшие классы греческих школ. Система среднего образования в Греции включает в себя начальную школу (6−12 лет) и вторую ступень обучения (собственно «среднее образование»), которая осуществляется в два этапа — посредством гимназий (12−15 лет) и лицеев (15−18 лет).
[9] Уд — струнный щипковый инструмент.
[10] Имеется в виду территория города, которая относится к храму.
