Православие.Ru | Петр Давыдов | 05.05.2014 |
Недавно Россию лишили права голоса в Парламентской ассамблее Совета Европы. Для кого-то — катастрофа, может быть, а у большинства, похоже, это вызвало лишь очередную ироническую улыбку. А кто-то увидел в постоянном выталкивании России из нынешних европейских структур отличную возможность избавиться от очень дорогой, но бесполезной, а то и вредной, шелухи. К такой шелухе многие относят подписанный нашей страной в апреле 1997 года мораторий на смертную казнь. В самом деле: имеет ли смысл кормить нераскаянных душегубов за государственный счет? Другое дело — как определить, раскаялся ли человек или же нет? Кто поручится, что точно может увидеть меру раскаяния или же нераскаяния преступника? Иногда в запале мы призываем казнить злодея, но охлаждает наш пыл рассуждение: а сам я смог бы привести приговор в исполнение? Такой ли уж я праведный судья, а заодно и палач? С другой стороны, когда сталкиваешься с кинохроникой, на которой видишь, что вытворяет с невинными людьми очередной садист или террорист, находящийся вот в этой вот камере в пожизненном заключении, способность рассуждать гуманно исчезает напрочь. Как же мне, христианину, относиться к смертной казни, отмену моратория на которую сейчас стали обсуждать всё более горячо и активно?
Вот что говорится в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви:
«Особая мера наказания — смертная казнь — признавалась в Ветхом Завете. Указаний на необходимость ее отмены нет ни в Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви. Вместе с тем, Церковь часто принимала на себя долг печалования перед светской властью об осужденных на казнь, прося для них милости и смягчения наказания. Более того, христианское нравственное влияние воспитало в сознании людей отрицательное отношение к смертной казни. Так, в России с середины XVIII века до революции 1905 года она применялась крайне редко. Для православного сознания жизнь человека не кончается с телесной смертью — именно поэтому Церковь не оставляет душепопечения о приговоренных к высшей мере наказания.
Отмена смертной казни дает больше возможностей для пастырской работы с оступившимся и для его собственного покаяния. К тому же очевидно, что наказание смертью не может иметь должного воспитательного значения, делает непоправимой судебную ошибку, вызывает неоднозначные чувства в народе. Сегодня многие государства отменили смертную казнь по закону или не осуществляют ее на практике. Помня, что милосердие к падшему человеку всегда предпочтительнее мести, Церковь приветствует такие шаги государственных властей. Вместе с тем она признает, что вопрос об отмене или неприменении смертной казни должен решаться обществом свободно, с учетом состояния в нем преступности, правоохранительной и судебной систем, а наипаче соображений охраны жизни благонамеренных членов общества".
— ..А еще, знаете, крысы. Большие, мерзкие — бегают по дому, прячутся в щелях в полу. И сам пол проваливается, дом оседает. В общем, живем весело: в день на ребенка в детском саду тратится 30 рублей, а на содержание тех, за колючкой, — 5000 в месяц. И крыс у них там нет, камеры с кондиционерами, сухие, не проваливаются. И едой не обижены. Всё равно не хотелось бы мне местами меняться — лучше уж здесь, на воле, чем там, хоть и в золотой, но клетке. Правда, справедливости хотелось бы всё-таки, а то непонятно: за колючкой условия лучше, чем на воле. Но им, сидельцам, я не завидую, — женщина выплеснула из таза воду в траву у подъезда и пошла домой, аккуратно и привычно ступая по гнилым половицам.
Два острова на озере Новом: Сладкий и Огненный. На первом живут по большей части сотрудники исправительной колонии № 5 УФСИН России — печально знаменитого «вологодского пятака», — и жизнь эту вряд ли можно назвать соответствующей названию острова. На втором, на Огненном, этот самый «пятак» и располагается: ИК-5, где содержатся люди, осужденные на пожизненное заключение. И если бытовые условия здесь лучше, чем на воле, саму жизнь заключенных назвать сладкой язык не поворачивается, как ни крути.
Кирилло-Новоезерский монастырь. Работа заключенных
Раньше всё было по-другому, раньше было лучше: здесь, на Огненном, жил, трудился и молился Кирилло-Новоезерский монастырь. Да и само название «Огненный» ничего страшного не сулило: назвали остров так, потому что устроитель монастыря, преподобный Кирилл Белый, инок Корнилиево-Комельского монастыря, увидел здесь огненный столп, указывающий ему место для строительства новой обители в период расцвета Северной Фиваиды, в 1517 году. Тогда огонь говорил о горении молитвенного сердца, сейчас с огнем связаны, увы, совершенно другие ассоциации, какие-то адские.
Монастырь жил, трудился и молился, столетиями привлекая всё новых иноков, паломников, жителей окрестных сел и деревень, жаждущих доброго слова и утешения. Не был обойден и вниманием государства, не всегда, впрочем, благоговейным. В 1685 году царевна Софья Алексеевна пожертвовала средства на строительство теплой церкви в честь Смоленской иконы Божией Матери и трапезной палаты. Позже, в 1721 году, островной монастырь посетил Петр I с императрицей Екатериной, оставив богатые денежные вклады и пожаловав чугунные плиты для пола в соборе.
Секуляризационная реформа 1764 года и большие затраты на каменное строительство ухудшили состояние обители: с 1764 года она числилась монастырем 3-го класса Новгородской губернии Белозерского уезда. В результате «духовной оптимизации» в начале 1790-х годов на острове жило всего семь монахов.
В 1793 году, по прошению белозерских граждан, в Кирилло-Новоезерский монастырь был переведен игуменом выдающийся подвижник Православия — Феофан (в миру Феодор Соколов; 11.05.1752 — 03.12.1832).
Деятельность нового игумена, а с 1819 года — архимандрита, вернула монастырю его былое достоинство: к 1838 году в нем подвизалось уже 80 монахов. В монастырской ризнице хранилось множество икон, книг, риз из драгоценных тканей, золотой и серебряной утвари.
Архимандрит Феофан Новоезерский сыграл заметную роль в оживлении русского иночества истинно монашеским духом. Будучи одним из ближайших учеников старца Клеопы Покровского — подвижника благочестия XVIII века, оставил о нем устное повествование, записанное сестрами Горицкого монастыря, в становлении иноческой жизни которого благочинный принимал деятельное участие. В 1830 году в Кирилло-Новоезерском монастыре у игумена Феофана проходил послушнический искус будущий святитель — епископ, ученый и проповедник Игнатий (Брянчанинов).
Трагедия 1917 года не могла не коснуться и этой северной обители. После октябрьского переворота святыню превратили сначала в «трудовую артель», а затем в тюрьму — обычная судьба русских монастырей в «новой, стремящейся к светлому будущему стране», потерявшей даже собственное имя.
«Февраля 3 (16) 1919 года вышло Постановление Народного комиссариата юстиции об организованном вскрытии мощей. Мощи передавались в музеи для демонстрации „деяний, направленных к эксплуатации темноты“. Прокуратура должна была возбуждать судебные преследования всех лиц, „виновных в фальсификации“, то есть тех, кто убеждал о чудотворности мощей, причем ведение следствия поручалось следователям по важнейшим делам».
Прп. Кирилл Новоезерский. Изделие заключенных
В числе первых подверглись вскрытию мощи преподобного Кирилла Новоезерского.
В августе-сентябре 1919 года для обследования архива и библиотеки Кирилло-Новоезерского монастыря был командирован академиком С.Ф. Платоновым научный сотрудник М.Г. Курдюмов, который представил рукописный отчет о проделанной работе, скопировал приходо-расходные памятные книги и книги XVI—XVII вв.еков. В отчет попало описание событий, свидетелем которых явился ученый. Первым совершённым кощунством в монастыре было вскрытие мощей преподобного Кирилла Новоезерского. Михаил Григорьевич Курдюмов пишет: «В январе этого (1919) года, по словам архимандрита Иоанна, в монастырь явилась из Белозерска особая комиссия из представителей уездной советской власти и предложила избрать в нее представителей и от монастырской братии для освидетельствования мощей преподобного Кирилла. В состав комиссии вошли: архимандрит, три иеромонаха и один иеродиакон. По мысли председателя комиссии, было предложено архимандриту и присутствующим из братии приступить к вскрытию мощей, но монашествующие все категорически отказались от этого, указывая на то, что они не достойны производить освидетельствование мощей и не уполномочены на то Новгородским епархиальным советом, и демонстративно вошли в алтарь. После этого по предложению того же председателя к вскрытию раки приступил местный фельдшер, который ножом распорол мантии и обнаружил останки преподобного, причем тут же был составлен и протокол вскрытия мощей. Этот протокол не лишен интереса в смысле показателя того невежества, какое проявил фельдшер, дававший в качестве эксперта свое заключение. <>
Ключ от церкви, где находятся мощи, был передан красноармейцу, и последний по просьбе желающих осмотреть останки открывал храм, но служба в нем и по настоящее время не производится.
Тогда же представителями местной волостной власти была запечатана ризница и у каждого из братии ночью реквизированы одежда, белье и другое имущество".
В 1930-е и 1940-е годы здесь была колония для политических заключенных в системе ГУЛАГа. После смерти Сталина колонию превратили в обычную тюрьму для опасных преступников. В 1963 году на острове Огненном в бывшем Кирилло-Новоезерском монастыре была открыта колония особого режима, а в 1994 году впервые в России на ее базе была создана исправительная колония с новым видом уголовного наказания — пожизненное лишение свободы. В 1997 году монастырь стал тюрьмой исключительно для заключенных, отбывающих пожизненное наказание. После введения в 1996 году в России моратория на исполнение приговоров к смертной казни эти приговоры стали автоматически означать пожизненное тюремное заключение.
Пожалуй, единственным светлым проблеском за всё это время можно считать знаменитые кадры из фильма В.М. Шукшина «Калина красная»: помните, как главный герой, Егор Прокудин, идет по деревянным мосткам, соединяющим острова, из тюрьмы на свободу? Свежий ветер, обнадеживающие блики солнца в озере, добрая музыка, радость Егора.
Шукшинские мостики
..В этом году «пятаку» исполнилось 20 лет. Сюда привозят на вечное поселение тех, кого раньше бы, не мешкая, расстреляли. Ходишь по корпусам, смотришь на двери камер, читаешь таблички на дверях, рассказывающие, кто и за что здесь находится, и, знаете, иногда начинаешь соглашаться с некоторыми доводами сторонников отмены моратория на смертную казнь. Вот тут, например, сидит один из тех, кто захватил школу в Беслане. Тут — иркутский «молоточник». Тут — людоед. И так далее — всего здесь сейчас 135 человек. Седея, соглашаешься с теми древними епископами, которые убедили, по словам А.В. Карташева, князя Владимира вновь вернуть на Русь смертную казнь. Вот что пишет Антон Владимирович в своих «Очерках по истории Русской Церкви»: «Это положительно изумительно, что Владимир, по изречению митрополита Илариона, „токмо от благаго смысла и остроумия разумев“, захотел поставить на почву опыта применение сверхземного, евангельского идеала в отмену римско-государственного и уголовного права. Он этим поставил буквально в тупик весь соборный разум собравшейся около него иерархии. По слову Илариона, князь-креститель „часто собираясь с новыми отцами, нашими епископами, с великим смирением советовался с ними, как установить закон сей (то есть евангельский) среди людей, недавно познавших Господа“. Владимир считал последовательным перейти от римского права к евангельскому безвластию. И вот под 996 годом летопись записывает: „Живяше же Володимер в страсе Божием. И умножишася зело разбоеве и реша епископи Володимеру: „Се умножешася разбойницы, почто не казниши их?“ Он же рече им: „Боюсь греха“. Они же реша ему: „Ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милование. Достоит ти казнити разбойники, но со испытом“. Володимер же отверг виры (то есть только денежные штрафы), нача казнити разбойников“. Проникаясь духом евангельским, Владимир переживал в своей совести со всей силой нравственную антиномию государственного права и личного всепрощения. Он тяготился долгом меча казнящего, и епископам приходилось успокаивать его чуткую совесть. Церковная мудрость отвергает насильственное введение в жизнь евангельских норм, через принудительный механизм государства. Мудрый князь не превратил в мертвый закон и своих широких филантропических мер, подсказанных ему лично его горячей христианской любовью. Он не создал карикатуры „христианского государства“..»
Как показывает практика — особенно последнего столетия, — к евангельскому идеалу Русь, когда-то принявшая христианство, не только не приблизилась, но, можно сказать, стала еще дальше от него, нежели бывшие разбойнички, воспользовавшиеся, как им казалось, «христианской мягкотелостью» новообращенного святого князя. Знаете, сколько лет сейчас самому младшему заключенному «пятака»? — 22! Как с тревогой отмечают сотрудники исправительной колонии, в последние годы преступность стремительно молодеет, причем становится всё более жестокой. Огромную роль в этом, по их мнению, играют СМИ, сладострастно смакующие, можно сказать — даже пропагандирующие, самые разные виды насилия и выставляющие откровенных садистов чуть ли не робин гудами нашего времени. Может ли справиться с такими вызовами неокрепшая психика становящейся всё инфантильнее молодежи? — вопрос риторический.
Как живут заключенные? Очень по-разному: кто-то, как говорят сотрудники ИК-5, постоянно пишет письма с жалобами на тяжелую жизнь и просит помочь материально. Получают посылки аж из Австралии или Франции, кто-то получает и деньги — накопил уже около 200 тысяч на карточке. Другие откровенно беснуются, превращая отпущенное им для исправления время в самый настоящий ад — как будто раньше они жили в раю. А есть и такие люди, которые видят в свой жизни на «пятаке» возможность начать служить Богу и другим людям. Несколько человек сказали даже, что если раньше здесь жили монахи по собственной воле, то теперь они — «тоже монахи, хоть поначалу и не добровольные, но сейчас с этим смиряющиеся». Поэтому еще одним лучом света в этом довольно темном царстве можно смело назвать церковное окормление некоторых заключенных. Об этом лучике рассказывает иерей Александр Стулов, настоятель Успенского храма Белозерска:
— Мои визиты на печально знаменитый «пятак» начались десять лет назад. С тех пор я бываю в колонии каждый месяц: первый день заключенные исповедаются, на второй день проходит Причастие. Должен сказать, что количество верующих людей здесь растет: сейчас постоянно участвуют в церковной жизни больше 60 человек из 135 осужденных к пожизненному заключению. Однако одно дело количество, совсем другое — качество, не так ли?
И тут я не могу не рассказать о том, как совсем недавно здесь, в этом мрачном месте, я своими глазами увидел радость преображения, почувствовал тот самый свет Преображения, изменения человеческой души. Крестился один осужденный, татарин, бывший мусульманин. Однажды он взял в тюремной библиотеке Библию, стал ее внимательно читать и изучать. Через некоторое время он обратился ко мне с просьбой о крещении. Ох, если бы с таким покаянием, с такой верой, с такой любовью ко Христу крестились и исповедовались бы все те, кто приходит в Церковь! Понимаете, этот человек плакал — и от осознания своих грехов, и от радости встречи с Богом, что место, где он находится, уже абсолютно не имело значения: он был по-настоящему свободен. Фальшь нельзя не заметить, и от честности его слез не мог не заплакать и я: такое переживание, поверьте, очень дорогого стоит. Действительно, понимаешь слова Христа о том, что мытари и блудницы покаявшиеся предваряют многих из нас, граждански и фарисейски «праведных», в Царствии Божием. За время моих поездок на «пятак» крестилось чуть больше десяти человек, но вот это крещение было для меня настоящим откровением.
Есть, конечно, и такие случаи, когда визит священника стараются превратить в повод для просьб о доставке очередных заказов «с воли». Жалеют себя некоторые заключенные, просят привезти того-то и того-то, вручают подчас целый список желаемых вещей. Не могу сказать, что это доставляет радость. Большинство же из тех, с кем мы общаемся, никогда ни о чем не просят — просят только о молитве. Накануне исповеди и Причастия заключенные чистят камеру до блеска, надевают чистую одежду: для них приход священника — настоящая радость и торжество.
Мне сложно сказать, как я отношусь к отмене моратория на смертную казнь. С одной стороны, когда видишь человека, который совершил страшное преступление, но видишь же его искреннее раскаяние, слезы боли и стыд, приходишь к выводу, что, быть может, ему стоило бы оставить возможность для того, чтобы он вернулся в мир уже совершенно другим человеком. С другой же стороны, когда общаешься с откровенными нелюдями, а такие, поверьте, есть, начинаешь сильно жалеть о том, что этот мораторий всё еще действует в России. Да, конечно, можно сказать, что не мы жизнь давали, не нам ее и отнимать. Но, наблюдая всё молодеющую преступность в нашей стране, стоит иметь в виду: а не будет ли применение смертной казни поводом для того, чтобы заставить задуматься над последствиями своих поступков тех, кто так легкомысленно относится к душе и жизни — других людей и собственной? Кстати, то, что преступность помолодела, говорит о том, что наше общество никоим образом не достигло часто провозглашаемой «гуманности», или «цивилизованности», или чего еще там. Наоборот: мы звереем со страшной силой. И я вполне допускаю, что применение смертной казни — это не выбор между добром и злом, а выбор между злом большим и меньшим. Да, это зло — лишать человека жизни. Но меньшее зло, на мой взгляд, — лишить жизни нелюдя и тем самым избавить общество от его присутствия, заодно показав другим людям пагубность выбранного нелюдем пути.
Впрочем, к каждому случаю, к каждому человеку подход должен быть отдельным, индивидуальным — тут я уверен.
Что же касается окормления осужденных на пожизненное заключение, то, помимо обычной пастырской работы, мы привозим в колонию пасхальные и рождественские подарки: куличи, яйца, книги. Кстати, библиотека здесь очень и очень неплохая: многим книгам могут позавидовать и некоторые воскресные школы нашего благочиния. Дай Бог, люди будут их еще и читать. Впрочем, некоторые читают, и много.
Как должен вести себя священник с заключенными? Фальшь, неискренность, как я уже говорил, чувствуются всегда, а в таких местах, как тюрьма, и подавно. Поэтому дежурные улыбки, суетливое «спасигосподи» и елейность отсекаются раз и навсегда. Нельзя допускать и сурового осуждения: мол, ты такой-растакой преступник, а я такой-растакой праведник; кайся, гад, может, я с тобой и соизволю еще поговорить. Ни в коем случае! Мы должны относиться друг к другу, по слову святителя Игнатия (Брянчанинова), как больные в общей палате: с состраданием и осознанием своих собственных греховных немощей.
Часовня на пятаке
Чем рассуждать о греховности нашего общества, каждому из нас имеет, на мой взгляд, смысл вглядеться пристально в самих себя и начать исправляться — вот только тогда общество и станет добрее, и преступность пойдет на спад.
Сейчас в колонии строятся новые корпуса. Во время ремонта в одном из бывших монастырских зданий — соборе Смоленской иконы Божией Матери — на стенах были обнаружены лики святых просветителей славян Кирилла и Мефодия; неизвестно, сколько времени они были скрыты слоем побелки.
По словам руководства колонии, в ближайшее время над первым этажом храма планируется надстроить еще два. Росписи закроют специальным коробом, который позволит сохранить изображения до тех пор, пока не появятся средства на их реставрацию.
Появятся ли в обществе средства на реставрацию человеческих душ — вот вопрос. Мы же знаем, что это за средства: Церковь говорит об этом уже 2000 лет. Пользуйся мы этими средствами — не было бы нужды ни в «пятаках», ни в других подобных заведениях.