Русская линия
Православие и современностьМитрополит Тернопольский и Кременецкий Сергий (Генсицкий)06.03.2014 

В Церкви нас держит Господь

Когда записывалась беседа с Митрополитом Тернопольским и Кременецким Сергием (Генсицким), еще никто не знал, какие события предстоят Украине. Сегодня, когда мы слышим о попытках захвата Почаевской Лавры, слова Владыки, его рассказ об особенностях служения на Западной Украине, звучат совсем иначе, чем тогда — когда гроза еще только собиралась, а Митрополит Сергий давал интервью журналу одной из российских митрополий…

При встрече с Митрополитом Тернопольским и Кременецким Сергием тебя сразу обнимает волна тепла, хотя видитесь вы впервые и он о тебе не знает ровным счетом ничего, ну разве только то, что ты корреспондент журнала «Православие и современность» и приехала к нему на интервью. Владыка выходит к тебе из своего кабинета, и ты ему сразу как родная. И совершенно точно, что это вовсе не дежурная приветливость.

Впервые я увидела Владыку Сергия в Троице-Сергиевой Лавре на торжествах по случаю памяти преподобного Сергия Радонежского. И тогда он произвел на меня точно такое же впечатление, хотя встретились мы не в кабинете, а в монастырском дворе, я брала у него благословение.

Вверенная Митрополиту Сергию епархия очень непростая — в Тернопольской области множество самых разных церквей, которые как грибы после дождя размножились вследствие церковного раскола, случившегося в 90-е годы: Украинская Православная Церковь Киевского Патриархата, Украинская Автокефальная Православная Церковь, Украинская греко-католическая (униатская), Апостольская Православная Церковь. И это не считая католиков, представителей других религий и сектантов. И все они живут намного вольготнее: например, в кафедральном городе всего лишь один православный храм Московского Патриархата. Но паства Владыки Сергия не привыкла жаловаться: в области 131 православный приход, люди учатся жить в этих условиях полноценной церковной жизнью. Чего это стоит, знает только Господь и Управляющий епархией.

Пастырь добрый — тут же приходит на память при взгляде на худое и светлое лицо Владыки Сергия, обрамленное густой седой бородой. И в разговоре становится понятно почему: ведь то, чем он делится с тобой, а через тебя с народом Божиим (как любит называть прихожан сам Владыка), — это результат напряженной внутренней жизни, цель которой — приближение к Тому Пастырю, Который душу Свою полагает за овцы. (ср.: Ин. 10, 11)

— Владыка, Ваш отец был священником. Есть ли у Вас какое-то яркое воспоминание из детства, связанное с его служением, с храмом?

— Да, мой отец, иерей Наум, был сельским священником. Кроме меня в семье было еще три сестры. Жили мы в непростое время, но жили верой, которая составляла основу нашей жизни. И народ жил верой, невзирая на запреты и притеснения. Большой деревянный храм в селе в пасхальные праздники был полон. И, помню, после службы пасхальной все выходили крестным ходом в громадный двор, и люди вставали в несколько кругов освящать пасхи. Пасхами называли что-то похожее на ватрушки: чуть толще лепешки из простой муки, а в середине выемка, в которой запечен творог. Были, конечно, и яйца расписные — сейчас таких, к сожалению, уже я не вижу. И вот: раннее-раннее утро, солнца еще нет, и много-много свечечек горят, корзинки плетеные, рушники вышитые, и все радостные — встречают Пасху. Приходили в праздничных одеждах — национальных домотканых. Девушки — в рубахах с вышитыми бисером крупными розами — таких я нигде не встречал! Ребята тоже в рубашках расшитых, но, конечно, с более простым узором. После разговения все снова сходились в церковный двор, радовались, приветствовали друг друга, торжествовали величайший праздник — никто не боялся властей. Колокольня не закрывалась: все желающие звонили. Мы в этом благочестии выросли, знаете, как-то просто, не задумываясь, и опять же — ничего такого чрезвычайного не совершая.

— Владыка, вот Вы говорите: «Не боялись властей». А они вообще как-то пытались повлиять на такое «несознательное» население?

— Естественно, был и контроль — отслеживали, кто идет в храм. Власти исполняли свою обязанность, повинность, но какой-то озлобленности или пристрастия не было. Это мы чувствовали. В школе знали, что я — сын священника, но никто никогда меня не укорил: ни учителя, ни директор, ни представители власти. Относились даже с почтением.

— Вы помните, когда впервые к Вам пришло осознанное чувство Бога?

— Такого чего-то яркого не было. Я жил просто, будто иначе — нельзя. Дома мы молились, знали, что нужно соблюдать посты, праздники, быть богобоязненным в отношениях с близкими, что нужно принимать те условия, в которых мы живем, и ко всему относиться как к попущению Божию, не унывать.

— Вам приходилось быть очевидцем случаев, когда за веру люди попадали в лагеря или принимали мученическую кончину?

— У нас такого, как в России, не было. Мы знали, что где-то кого-то арестовывали и сажали, но не больше. На Западную Украину, в Черновицкую область, только отголоски доносились. Хотя на украинской земле притеснения были: закрывали храмы, запрещали ходить в них, совершать Таинства, наказывали увольнением с работы, учебы или другими административными мерами. Но народ хранил веру и жил церковной жизнью — в подавляющем большинстве совершались явно и тайно крещения, венчания, погребения, освящения домов и различные требы, в быту соблюдался круг церковного года.

— Владыка, Вы до семинарии окончили медицинское училище, но потом решили изменить свою судьбу. Почему?

— Родители сказали, что надо идти в медицинское, и я пошел. Мне легко давалось учение, и интересно как-то было. Я даже намеревался продолжать медицинскую практику. Но меня не могли не коснуться обстоятельства времени, в которых я оказался. Еще учась в медучилище, я пришел в местный собор послушать хор и попал на архиерейскую службу. Ничего подобного я в жизни не видел! Тогда Черновицкую кафедру возглавлял Епископ Феодосий (ныне Митрополит на покое), он говорил потрясающие проповеди. Это меня поразило! Понемногу я стал помогать в алтаре, петь в хоре. И это не ускользнуло от внимания руководства училища. Поэтому меня лишили всех полагающихся мне за получение красного диплома привилегий и призвали в армию — на Север, в леса, в стройбат. Родители помолились, благословили своими венчальными иконами, отслужили молебен с акафистом святителю Николаю, и. призывная комиссия в армию меня не взяла. Начали обследовать, оказалось — больное сердце. Позже я отслужил положенное, но уже в более благоприятных условиях, в своем городе, в Черновцах. И служба была как милость Божия, и забыл о сердце. А весь год до следующего призыва я отработал в сельской больнице фельдшером. Меня там приняли с уважением, и я только потом понял, что люди смотрели на меня не просто как на медицинского специалиста, а как на сына священника, как на верующего человека. Я тогда осознал: кем бы ты ни был, главное — твое внутреннее содержание, христианином нужно быть везде. Вот главный урок, который я вынес из той своей фельдшерской практики. К этому времени созрело решение поступать в семинарию. Я все больше тянулся к службам, ездил на праздники в собор, все больше общался с людьми из церковной среды.

Митрополит Сергий с гостями, духовенством и паствой у кафедрального собора во имя мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Август 2012 года— Как Вы оказались в Смоленске?

— Пока я служил в армии, туда перевели владыку Феодосия. А мне для поступления в семинарию было необходимо направление от архиерея. Тогда строго было: кто благословил поступать, тот и отвечает за студента. Архиерей, которого назначили на место владыки Феодосия, совершенно меня не знал, поэтому я отправился в Смоленск. Я приехал, с владыкой побеседовал, договорились, что получу от него направление на учебу. Но тут внезапно умирает протодиакон. И владыка мне говорит: «Иди к Божией Матери „Одигитрии“, молись и оставайся. Будешь дьяконом здесь». Так я и остался на 12 лет.

— Скучали по родине, по Украине?

— Вначале да. А позже — нет, потому что много служил и выполнял много обязанностей, а главное — жил в ограде храма: тут управление епархии, тут собор, тут моя комнатка. Я даже не ощущал себя на чужбине. И потом, чувствовал, что на то — не моя воля, а Божия, так что ж унывать? Мы, церковная молодежь, жили дружной семьей, искренне служили, и прихожане с теплотой, с любовью к нам относились. По сей день живу благодарной памятью о смолянах. Мы друг друга посещаем — в день «Одигитрии», Смоленской иконы Божией Матери, и на наш престольный праздник святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии.

— Но позже Вы все-таки получили духовное образование в Московской семинарии. Чем запомнились годы учебы?

— К сожалению, я учился заочно. А первое общение с Троице-Сергиевой Лаврой произошло в 1970 году, когда после окончания медучилища епископ Феодосий взял меня с собой в Сергиев Посад. Мы там были одни сутки, исповедовались и причастились. И в тот приезд Лавра сразу запала в душу — смотрел из окна гостиницы на древние храмы, слышал звон курантов на колокольне, и что-то теплое, умиротворяющее наполняло и утешало меня.

А через три года, будучи диаконом, я поступил на заочный сектор МДС. Во время обучения и поездок в Москву старался подольше растянуть сессию и хоть лишние сутки побыть в Лавре. Тогда я впервые так близко соприкоснулся с монастырской жизнью и живо почувствовал, что это мне даже больше чем родное; не хотелось уезжать.

Но особое благоволение явилось, когда меня привели к духовнику Лавры архимандриту Кириллу (Павлову). Это была величайшая милость Божия, которая через общение с батюшкой, воплощавшим собой милосердие, любовь и отеческое внимание, сохраняла меня в то время, укрепляла, давала опыт духовной жизни и благодатно-радостное общение с братией Великой Лавры.

Визит Святейшего Патриарха Кирилла в Свято-Успенскую Почаевскую Лавру. 5 августа 2009 года— Но Вы тем не менее там не остались, а попросились в Почаев.

— Наше родное село — в восьми километрах от Свято-Успенской Почаевской Лавры. У нас гористая местность, и Лавра — на горе. В часы заката мне часто казалось, что она где-то в небесах парит, как Горний Иерусалим. Когда мы с родителями бывали в Лавре, я смотрел на монахов как на небожителей. И считал это для себя недостижимым. В Троице-Сергиевой Лавре я как-то уже реально соприкоснулся с монахами, они действительно — особые люди. Я мечтал среди них быть, хоть с самого краешка. Но о Почаевской Лавре даже не мечтал: считал, что это дерзко. Наверное, с детства это осталось. И тут вдруг через 12 лет служения в Смоленске потянуло в Почаевскую Лавру. Тогда было очень сложно попасть в обитель, но мне так хотелось, что я даже пытался своевольничать за спиной у владыки Феодосия. Чуть не испортил отношения с ним. Но все сложилось, только когда я смирился и от всего сердца предал себя воле Божией и воле Матери Божией. Приглашение в Лавру пришло на Пасхальной седмице, представляете? И в День Победы, 9 мая 1985 года, по благословению архиепископа Кирилла (ныне Святейшего Патриарха) я покинул ставший родным Смоленский собор и выехал в Почаевскую Лавру.

— Расскажите об этом периоде Вашей жизни. Постриг принимали уже там?

— Да, постриг я принял в Почаеве. Его совершил наместник Лавры архимандрит Марк (ныне — Архиепископ Хустский). И когда он назвал меня новым именем, о котором я даже не смел помыслить, — стало страшно и радостно. Поначалу я даже стеснялся называться именем такого Угодника. И, знаете, только в Почаеве я начал по-настоящему познавать жизнь Церкви. Одну седмицу я служил, а остальные три — нес послушание на клиросе. И вот через это ежедневное богослужение, непосредственно от «А» до «Я», я открыл для себя сокровенные глубины церковного богослужебного круга, который освящает весь быт, всю жизнь монастыря. Исполнение богослужебного устава — главное основание и Церкви, и общества в целом. Я это опытно постиг только в Лавре.

— Через шесть лет, сразу из монастыря, Вы были направлены на Тернопольскую кафедру. Как Вам это далось?

— Тоже за некое непослушание. Это было уже начало церковного раскола на Украине, архиепископ Тернопольский Лазарь был тогда священноархимандритом Почаевской Лавры. И когда начались эти потрясения, его вытеснили сначала из кафедрального собора, затем из последнего храма Московского Патриархата, у него остался только церковный домик, один священник и один диакон. Братья Лавры периодически ездили в Тернополь совершать богослужения в этом домике. Мне так не хотелось ехать, и я молился Матери Божией, чтобы меня не отправили в череду. На череду я действительно не поехал, а поехал — насовсем. Прибыл на кафедру в первый день Великого поста. На первой службе — Покаянном каноне Андрея Критского — меня встретила горсточка людей. И когда я увидел этот народ, который теснился в нашем молельном домике — никто не шелохнется, никакого лишнего звука, — на душе как-то стало спокойно. День за днем, месяц за месяцем я получал урок, как нужно молиться в таких условиях и жить жизнью Церкви. Это был чуть ли не главный урок жизни. А еще один урок — стояние народа в православной вере. Вот это я ощутил здесь, в Тернополе, в этом домике и опять же благодаря молитве братии. Мы служили по уставу, ничего не сокращая. Этой крепкой молитвой была жива и паства. И никто не тяготился, не торопился домой — все молились. И так потихоньку у нас вновь образовался и клир, и клирос, и духовное общинное единство. И люди говорили: только теперь мы начали осознавать, что такое Православие.

Празднование Входа Господня в Иерусалим. 28 апреля 2013 года— Владыка, в чем, по-Вашему, причина церковного раскола на Украине?

— На мой взгляд, причин несколько. Главная, конечно, — крушение власти, которое тогда произошло, связанная с этим вседозволенность, дух национализма и неприязни к советскому строю. Было также ослабление церковной жизни, какие-то уступки униатским традициям, которые сильны на Западной Украине. Например, священники при подготовке к службе и на службе что-то сокращали, где-то торопились — и так форму вроде оставляли, а сути молитвенной не было: угождали человекам, а не Богу. Такой ценой хотели сохранить людей в Церкви. Но этот компромисс себя не оправдал. Потому что, когда народ чувствует, что духовенством потеряно благоговение, он, наоборот, отпадает. Люди тянутся туда, где священники стараются совершать богослужение со страхом Божиим и по уставу. Люди такие вещи тонко чувствуют. Еще одна из существенных причин — мощная поддержка раскола властью. Трагизм этого до сих пор чувствуется. В Тернополе сейчас такое соотношение: 70 храмов разных конфессий, а наш — один. Мы просили больше, но для нас нет места. Получается, что мы на своей земле, на своей родине — чужие. Конечно, Бога благодарим за то, что есть. В советское время тоже был один храм, дело не в этом, главное — чтобы была живая литургическая жизнь. И Господь наш постоянно показывает, что Он с нами. Но жаль народ, который в таком заблуждении. Хотя видно, что они живут благочестиво. Они ревностны, в храм ходят семьями. И думается, что если поменяется ситуация, если будет благоприятная обстановка, если власть будет хотя бы нейтральной по отношению к православным Московского Патриархата, то. Ведь люди здесь искони православные.

— Известен случай, когда митрополит Филарет (Денисенко), еще будучи Предстоятелем Украинской Церкви, пытался Вас сместить с кафедры, а народ просто не отпустил, и Вы остались. Наверное, юридически это было не совсем законно, потому что Вы ослушались Предстоятеля; но действия последнего уже были таковы, что в некоторых храмах священники отказывались его поминать на Литургии. Почему Вы на это решились и были ли у Вас какие-то сомнения в правильности такого поступка?

— Вы знаете, я был полностью готов подчиниться Предстоятелю, провел собрание духовенства, простился со всеми спокойно, назначил дату отъезда в Киев. А люди тем временем ездили к митрополиту Филарету с ходатайством за меня. Но вернулись ни с чем, пришли ко мне и говорят: «Владыка, мы, прихожане, Вас не отпускаем, закрываем дом и двор и будем дежурить». Приезжали ко мне архиереи по поручению Филарета, люди их не пустили ко мне — боялись. Так я остался на кафедре не своей волей. В этом, конечно, милость Божия, потому что совесть моя чиста. А народ доказал свою правоту: это была защита не меня как личности, это была защита Церкви. Я увидел силу народа и его искренность в вере. Я не ожидал такого. Святейший созвал Архиерейский Собор, на котором было доказано превышение митрополитом Филаретом полномочий. Тогда ему пришлось издать еще один указ, возвращающий всех смещенных архиереев на свои кафедры.

— Народ встал на защиту архипастыря. Это обусловлено какими-то национальными особенностями характера? Мне кажется, мы в России разуверились в торжестве справедливости, в возможности собственными силами что-то отстоять.

— В истории Церкви неоднократно бывали случаи, когда людям удавалось таким образом кого-то защитить. Хотя не думаю, что наши прихожане последовали исторической традиции — они просто действовали по велению сердца. И в постреволюционной России в период обновленчества народ вставал на защиту пастырей, исконных православных ценностей! Но, возможно, в России большевистский молох смел все, а здесь люди больше сохранились в вере. Ну и, наверное, немножко темперамент сказался — южане.

— Если посмотреть на хронику событий, возникает ощущение, что активисты расколадействовали вовсе не из-за каких-то богословских заблуждений — это могло бы их хоть как-то оправдать. Миряне, духовенство, священноначалие — они, вообще, были верующие? Если да, то почему произошел этот слом? Почему они стали поступать так, словно совершенно не имели Христа в душе и ничего о Нем не знали?

— Это очень сложный вопрос. Взять даже самого бывшего митрополита Филарета (Денисенко). Мне доводилось с ним служить. Это была недосягаемая величина, мы его уважали, почитали! Когда я стал архиереем, соприкоснулся с ним ближе: он нас время от времени собирал в Киеве и буквальным образом наставлял в вере, укреплял. Его заслушивались. И когда началась против него кампания, я своим прихожанам говорил: «Не верьте этому. Я — не верю». Не мог такого даже допустить. И вот сейчас, когда совершились такие страшные события, я вижу — это для нас всех величайший урок: каким столпом он был в вере и не устоял. Смотрите, как опасно довериться себе, не смириться, где-то возгордиться. Потому что не мы держимся в Церкви, в Церкви нас держит Господь. Ведь эти люди были не такими, и что с ними сделалось?! Помрачение, прелесть греховная, так враг издевается. Сначала мы негодовали, а сейчас просто сострадаем и молимся: ввели специальную молитву за обращение заблудших, еженедельно служим молебны и боимся осуждать, потому что видим, что люди попали под власть лукавого, знаем, как трудно им покаяться и вернуться. Ведь печать раскола, то есть отступления от Бога, — это страшная печать. А нам главное — хранить себя в вере и не возгордиться, ни в коем случае.

Но и благодушествовать, проявляя лживую толерантность, неправильно. Мы не пренебрегаем людьми, не унижаем, не оскорбляем, но называем вещи своими именами: они раскольники. Это проявление любви, ибо мы говорим: «Здесь пропасть, остановитесь!». А если бы так: «Вы знаете, тут какое-то такое географическое место, что на некотором расстоянии может быть в ландшафте..». Простите, но пока я буду это произносить, человек погибнет. Надо поступать по правде Божией, а компромиссом ничего не добьешься. Компромисс уже себя показал. Молимся и надеемся на милость Божию.

Божественная литургия в день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. 30 сентября 2005 года— Думаете, раскол преодолим?

— Да, но только через покаяние. Потому что есть в тех приходах искренние люди, которые просто заблуждаются, как апостол Павел на пути в Дамаск (см.: Деян. 9, 3−9). Многое навязывается и формируется средствами масс-медиа. Некоторые люди, конечно, не хотят вникать в эту глубину, живут поверхностно. Но в целом здесь народ благочестивый, богобоязненный, народ ревностный в отношении веры. И мы надеемся, Господь все-таки откроет им правду, и они поймут, что уже близки к Нему, но должны какой-то шаг сделать — самый главный. И еще один очень важный момент — наше собственное поведение и наше благочестие, чтобы другим было ясно: это православные живут! Нужно жизнью своей свидетельствовать о чистоте, о Православии, о благодати, которая с нами. И этот личный пример больше всего поможет.

— Владыка, не могу Вас не спросить о событиях, начавшихся нынешней осенью и получивших название «Евромайдан"…

— К сожалению, у нас происходит все то же самое, только в масштабах области. Ясно, что это провокация — также извне, а наши граждане немного увлеклись и не могут трезво оценить ситуацию, опомниться. Страшно видеть, как враг возмутил людей, что они забыли все святое: и Божие, и человеческое. Забыли, что они — образ Божий; находятся в агрессии, неприязни именно в дни Рождественского поста, когда идет подготовка к встрече Христа Спасителя, от Которого только — и от нашего единения с Ним — и зависит наше будущее.

— Агрессия против епархии проявляется?

— Да. На этих шумных собраниях слышны прямые призывы против Церкви Московского Патриархата. Но, видно, нам это послано, чтобы как-то духовно собраться, усерднее молиться, укрепляться в вере и верности Богу. Мы на каждом богослужении возносим молитвенные прошения о умиротворении распрей и примирении враждующих. Уповаем на милость Божию.

— Владыка, а какие вопросы церковной жизни стоят сейчас наиболее остро? Обсуждается ли на форумах, на конференциях, да и просто среди прихожан, например: как часто надо причащаться, обязательно ли исповедоваться перед каждым Причастием, нужно ли переводить богослужение с церковнославянского на понятный всем современный украинский?

— Нет, потому что люди живут церковной жизнью. Я хочу это еще раз подчеркнуть. Они исповедуются, причащаются, их не надо провоцировать ни на что. У нас стараются свято соблюдать время говения — обязательно несколько дней поста (даже строгого), более частое посещение храма. А о том, чтобы дерзнуть без исповеди подойти к Причастию, — не может быть и речи. Даже к исповеди не подходят, если не слышали молитв перед исповедью. Часто просто исповедуются без Причастия.

В нашей епархии только несколько приходов служат частично по-украински, а в основном по-церковнославянски. Вообще, Причащение без должной подготовки, уклонение от исповеди, изменение устава или реформы богослужения считаются уклонением в католицизм или раскол.

Вы очень правильно подметили, что говорят об этом на форумах. А Церковь живет, и люди живут в ней тем, как сохранить себя после Причастия в благочестии, как подольше после храма это настроение от Литургии не растерять. В советское время причащались редко, а благодатью этой жили долго. Не на форумах, не на страницах масс-медиа — реальной духовной жизнью жили. К сожалению, время от времени появляются некоторые статейки и «необогословские» мнения, возмущающие народ. Возникает спор, но, вопреки расхожему выражению, в споре не рождается истина. Эти вещи извне и искусственно навязаны. Поэтому, я считаю, не надо смущать тот народ Божий, который устоял в вере и сохранил эту веру нам.

«Я увидел силу народа и его искренность в вере»,— говорит Митрополит Сергий и молится, чтобы народ в этом исповедании Православия устоял— Вы говорите об этом с амвона?

— Да, мы разьясняем прихожанам и священникам важность церковной жизни по уставу и предостерегаем от новшеств, которые ослабляют веру и благочестие и лишают благодати, становятся причиной расколов.

Слава Богу, у нас Почаевская Лавра близко, и этот покров мы чувствуем. Авторитет Лавры бесспорен. Меня могут не послушать, а Лавру послушают. Знаете, мы живем динамично, у нас на приходах епархии растет число молодых. В семинарии учатся 170 ребят, на регентском отделении — 120 девушек. А сколько у нас детей в воскресной школе, и какие они хорошие! Самое важное: никто нам не запрещает молиться, никто пока не затворяет наши храмы. Поэтому нам надо укрепляться в вере и утверждаться в церковной жизни. Она освятит все: и быт, и космос, и правителей, и недругов — всех. И, слава Господу, люди стараются жить так. Дай только Бог, чтобы народ в этом исповедании Православия устоял и жил им, помня заповедь Христа:Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6, 33).

+ + +

Митрополит Тернопольский и Кременецкий Сергий (Генсицкий) родился 4 декабря 1951 г. в с. Долиняны Хотинского района Черновицкой области Украины в семье священника. В 1967 г. окончил среднюю школу, в 1970 г. — Новоселицкое медицинское училище. В 1970—1971 гг. работал в Драгинецкой больнице. В 1971—1973 гг. служил в рядах Советской Армии.

15 июля 1973 г. рукоположен во диакона к Успенскому кафедральному собору г. Смоленска. В 1975 г. назначен и. о. секретаря Смоленского епархиального управления. В 1976 г. возведен в сан протодиакона и утвержден в должности секретаря Смоленского епархиального управления.

В 1983 г. окончил Московскую духовную семинарию.

В мае 1985 г. принят в число братии Успенской Почаевской Лавры. 6 декабря 1985 г. пострижен в монашество. В Лавре исполнял обязанности бухгалтера. В 1986 г. возведен в сан архидиакона. В июне 1990 г. назначен благочинным Почаевской Лавры. 28 августа 1990 г. возведен в сан иеромонаха.

В 1991 г. заочно окончил Московскую Духовную Академию.

17 февраля 1991 г. хиротонисан во епископа Тернопольского и Кременецкого.

28 июля 1998 г. возведен в сан архиепископа.

9 июля 2011 г. возведен в сан митрополита.

Фото предоставлены Тернопольской епархией

Журнал «Православие и современность» № 28 (44)

Беседовала Инна Стромилова

http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2014-v-cerkvi-nas-derjit-gospod

  Ваше мнение  
 
Автор: *
Email: *
Сообщение: *
  * — Поля обязательны для заполнения.  Разрешенные теги: [b], [i], [u], [q], [url], [email]. (Пример)
  Сообщения публикуются только после проверки и могут быть изменены или удалены.
( Недопустима хула на Церковь, брань и грубость, а также реплики, не имеющие отношения к обсуждаемой теме )
Обсуждение публикации  


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика