 |
| Фома | Игумен Дамаскин (Орловский) | 06.12.2013 |
Есть ныне люди, придерживающиеся ошибочного мнения, что Русская Церковь в ХХ веке не прославляет тех, кто заявлял, что «не любит» советскую власть, и что даже великомученик Пантелеимон не был бы ныне прославлен, так как сказал гонителям, где живет крестивший его иерей Ермолай, между тем как житие ясно говорит, что произошло это после того, как Пантелеимон уразумел духом, что для Ермолая приблизилось время венца мученического, и самому Ермолаю в ночь перед его арестом Сам Господь возвестил: «Ермолай! Надлежит тебе много пострадать за Меня, подобно рабу Моему Пантелеимону». Потому и приветствовал, увидев Пантелеимона, священник, сказав: «Вовремя ты пришел звать меня, потому что наступил час моего страдания и смерти». В опровержение несправедливого сего суждения публикуем повествование о преподобномученике Серафиме (Тьеваре), не утаившем своего отношения к бывшей тогда власти и имени того, от кого принял постриг. А кроме того, не о вере в Христа шел разговор в ХХ столетии во время допросов, а о согласии подтвердить тяжкие политические преступления совершенные будто бы ближними, совершить грех против них.
***
Преподобномученик Серафим (в миру Антоний) родился в 1899 году в Москве в семье француза Тьевара. Отец умер, когда Антонию исполнилось шесть лет, а его брату Максиму всего один год, и детей воспитывала мать, Наталья Дмитриевна. В 1917 году Антоний окончил реальное училище и в 1918 году поступил учиться в Московский университет. В 1919 году он как военнообязанный был призван в армию и направлен служить библиотекарем в политуправлении Реввоенсовета. Служба проходила в Москве, и это дало ему возможность продолжить образование.
В 1920 году он поступил в Московскую духовную академию, где познакомился с выдающимся ученым-патрологом профессором академии Иваном Васильевичем Поповым, став его учеником и по духу родным ему человеком, стремившимся не только теоретически изучить жизнь святых подвижников, но и на практике постигать изучаемое.
В 1922 году Антоний был демобилизован. В это время в связи с обновленческим расколом возникла насущная необходимость в составлении полного списка епископата, как православного, так и раскольнического, и, кроме того, тех, кто находился в ссылках и лагерях и, следовательно, не мог занять ту или иную кафедру. Патриарх Тихон благословил Ивана Васильевича Попова сделать эту работу, и тот привлек к помощи своего ученика Антония.
В 1924 году Антоний и его учитель-профессор были арестованы и заключены в тюрьму ОГПУ на Лубянке; во время обыска у Антония был взят «духовный дневник» и выписки из книг подвижников-аскетов.
— Когда вы познакомились с профессором Иваном Васильевичем Поповым, где и при каких обстоятельствах? — спросил его следователь.
— Я познакомился с Поповым года три тому назад, не помню точно, или в читальне Румянцевского музея, или в университете, я слушал его лекции по философии. Еще я слушал его лекции в 1922—1923 годах в храме Троицы в Листах на Сретенке по патрологии и истории Церкви.
— В какое время, где и от какого лица вы получили списки канонических епископов?
— В августе 1924 года, я говорю приблизительно, не помню в каком храме, я получил списки епископов канонических, писаные от руки… от незнакомой девушки…
— Скажите, какой у вас был разговор относительно отсылки составленных вами совместно с Поповым списков епископата за границу.
— Я не знаю, разговора не было.
4 мая 1925 года следствие было закончено. Антония признали виновным «в сношениях с представителями иностранных государств, с целью вызова со стороны последних интервенции по отношению советской власти, для каковой цели Тьеваром давалась последним явно ложная и неправильная информация о гонениях со стороны советской власти…».
19 июня 1925 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило Антония к трем годам заключения в Соловецкий концлагерь. В Соловки он прибыл вместе с Иваном Васильевичем Поповым и их поселили в одном бараке.
Бывший в то время в Соловецком концлагере протоиерей Михаил Польский вспоминал о них: «Говоря об Иване Васильевиче, нельзя не вспомнить его „душеприказчика“, прекрасного юношу Антония Тьевара, с которым они вместе прибыли на Соловки. Вместе они жили, занимали кровати рядом, вместе кушали, гуляли. Ученик работал над учением о Христе… святителя Афанасия Великого и писал и читал в свободные от работы минуты». В лагере его послушанием стала работа в канцелярии.
В декабре 1927 года у Антония окончился срок заключения, и он уехал в Москву и поселился у матери.
В 1928 году на Великий пост Антоний отправился помолиться в Саров и Дивеево, и на Страстной неделе епископ Серпуховской Арсений (Жадановский) постриг его в мантию с именем Серафим, и вскоре он был рукоположен во иеромонаха. Наталья Дмитриевна приняла монашеский постриг с именем Пантелеимона. Жили они в Москве в своей квартире, где иеромонах Серафим совершал келейно богослужения.
В начале 1931 года в связи с усилением гонений на Русскую Православную Церковь были арестованы многие из священнослужителей, монахов и мирян. В ночь с 14 на 15 апреля был арестован и иеромонах Серафим. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Я действительно принял тайное монашество. Постриг я принял от руки епископа Арсения (Жадановского) в городе Арзамасе. Мое монашеское имя „Серафим“. В силу своих религиозных убеждений я в 1920 году поступил в Богословскую академию, каковую не окончил вследствие ее закрытия. Посещал я академию параллельно со службой в политуправлении Реввоенсовета… Отношение мое к советской власти отрицательное в плоскости различных вопросов, а именно: ссылки духовенства, закрытия и уничтожения церквей и т. п. Я — антимилитарист, следовательно, в случае нападения на Советский Союз врагов — защищать его с оружием в руках я не буду, но согласен служить в санитарных службах».
По этому же делу была арестована и благодетельница тогда многих ссыльных Татьяна Гримблит. 30 апреля 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило иеромонаха Серафима к трем годам заключения в концлагерь, и он был отправлен в Вишерский лагерь в Пермскую область. Тем же этапом была отправлена туда и Татьяна Гримблит. Тяжелые работы и условия жизни в лагере непоправимо подорвали здоровье иеромонаха Серафима, и он был помещен в лагерную больницу. Несмотря на усилия ухаживавших за ним в больнице близких, было о молодом подвижнике Божие иное решение — плод созрел, и 6 декабря 1931 года иеромонах Серафим (Тьевар) скончался. Общая любовь еще долго сопровождала память о кротком подвижнике — на его могиле был поставлен крест, и она с любовью украшалась находившимися в концлагере исповедниками.
Далекий холм, но незабытый
И деревянный крест — любя,
От сердца дружеского сбитый,
Перед собою вижу я.
Твое последнее дыханье
Лица касалось моего,
Боль молчаливого страданья
Ложилась тенью на него.
Смерть наложила покрывало
На взор и ясное чело,
Грудь тише, тише трепетала —
И сердце жить изнемогло…
Как будто жизнь остановилась
В палате тесной, замерла,
Душа страдала и молилась,
Тоской великою полна.
Так красота и жизнь, и сила,
И молодость ушла твоя,
Но душу чистую могила
Принять в объятья не могла.
(Мученица Татиана Гримблит)
Игумен Дамаскин (Орловский) — фото Владимира Ештокина
Антоний Тьевар. Москва. Тюрьма ОГПУ. 1924 год
