 |
| Православие и современность | Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин (Корчагин) | 05.12.2013 |
— Владыка, в дискуссии, связанной с проектом документа «О подготовке ко святому Причащению», поднимается много вопросов, связанных с Таинством Исповеди. Оказалось, что в среде духовенства, причем, как правило, молодого и образованного, есть принципиальные противники частой исповеди. Они говорят о том, что нельзя заменять исповедь мирян откровением помыслов, как в монастыре. По их мнению, частая исповедь (раз в одну-две недели) перестает быть исповедью в полном смысле этого слова. Но так ли это? Может быть, тут имеет место недопонимание — что же такое откровение помыслов, что оно представляет собой на самом деле?
— Действительно, монастырское откровение помыслов несколько отличается от исповеди. Откровение помыслов в благоустроенных православных обителях, в которых сохранились правильные традиции монашеской жизни, — это попытка исполнить Евангельскую заповедь: солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф. 4, 26), — причем не только во гневе, но и в любом другом грехе. Поэтому в конце дня монах или монахиня открывает старцу или старице все свои греховные мысли, слова и поступки, совершенные в течение дня. Именно откровение помыслов созидает братство в монастыре, потому что оно не дает возможности укорениться в сердцах иночествующих каким-то недобрым помыслам и чувствованиям по отношению друг к другу.
В принципе, нечто похожее мы имеем в нашем вечернем правиле — «Исповедание грехов повседневное». Предполагается, конечно, что человек не просто произносит заученное: «..делом, словом, помышлением. объядением», — хотя он, может, сегодня вовсе и не объелся. В идеале человек должен в этой молитве называть именно те грехи, которые он видит в себе. Такое исповедание перед Господом является неким аналогом монастырского исповедания помыслов. Но ни одно, ни другое не заменяет собой исповеди.
— В вечерних молитвах мы просим Бога простить наши грехи, совершенные делом, словом и помышлением. Многие страсти проявляются в нас именно в виде помыслов — например, зависть. Далеко не всегда зависть приводит к тому, что человек реализует ее на деле, пытаясь отобрать у субъекта своей зависти то, что «принадлежит ему не по праву», или причинить ему зло другим каким-то образом, как в телесериалах. Так должен все-таки мирянин исповедоваться не только в грехах, совершенных делом, но и в помыслах? И если да, то когда?
— Бывает так, что какой-то помысел у человека становится навязчивым, и тогда обязательно нужно его исповедовать. Скажем, недоброе отношение к другому человеку, зависть, гнев на него. Иногда человек не может остановиться: изо дня в день он думает об этом, разговаривает на эту тему с другими людьми. Такой помысел нужно нести на исповедь и просить Бога о том, чтобы Господь избавил от него.
— Все ли свои грехи нужно исповедовать священнику в храме или в большинстве случаев достаточно попросить у Бога прощения тогда, когда согрешил, или вечером, подводя итоги своего дня, читая то же «Исповедание грехов повседневное»?
— Здесь, наверное, тот же принцип. Как только человек осознал, что согрешил, необходимо попросить у Бога не только прощения, но и помощи для преодоления этого греха. Это обязательно надо делать и сразу же, и подводя итоги своего дня. И если этот грех повторяется, если душа болит о нем или какой-то помысел не отступает — вот о них надо сказать на исповеди.
— Опять-таки многие участники дискуссии говорят о том, что мирянам, которые ходят в храм регулярно, достаточно исповедоваться раз в месяц. Может ли все-таки быть такое, что человеку не в чем исповедоваться — ни раз в неделю, ни два раза в месяц? Что это значит? Что мы действительно можем жить какое-то время без греха или что мы не видим своих грехов?
— Церковь говорит: «Несть человек, иже жив будет и не согрешит». Могу предположить, что каких-то грубых грехов за неделю человек не совершит. Дай Бог, чтобы не только за неделю, но и за месяц. Но совсем без греха жить очень трудно, особенно тем, кто живет в миру. Какими-то грехами мы неизбежно связываемся. Если человек живет внимательной жизнью, думаю, вряд ли у него возникнет такая ситуация, что ему не в чем исповедоваться.
— Нужно ли исповедоваться, если при этом нет острого покаянного чувства?
— Видите ли, в чем дело: сила покаянного чувства зависит от напряженности внутренней жизни человека. Надо «внимать себе» не просто время от времени, а постоянно. То есть человек должен жить постоянно в трезвенном внимании к самому себе, к своим поступкам, к движениям своей души, к тому, что он говорит, что делает. И это внимание должно обязательно сопровождаться сверкой с Евангелием: насколько я сегодня далек от Евангелия, от того, чего ждет от меня Господь, — или, наоборот, насколько по милости Божией удалось как-то приблизиться к нему, что-то сделать доброе. Если будет такой постоянный навык, будет и покаянное чувство. Так не бывает: живет себе человек равнодушно, а потом вдруг раз — что-то включил сам в себе, и полились слезы.
Дело в том, что покаянное чувство — результат голоса совести, а отношения человека со своей совестью — очень непростая вещь. Если человек слушает ее, старается не идти против голоса совести, то малейший проступок будет вызывать в нем сильное чувство раскаяния. А если человек постепенно приучается — сначала в малом, потом в среднем, потом и в большом действовать против совести, то ее голос становится все глуше и глуше. Помните, как авва Дорофей говорит о совести: «Это те кладези, которые, как толкуют святые отцы, искапывал Исаак, а филистимляне засыпали. <…> Ибо когда совесть наша говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим, и когда она снова говорит, а мы не делаем, но продолжаем попирать ее, тогда мы засыпаем ее, и она не может уже явственно говорить нам».
И получается так: заглушен голос совести — покаянного чувства и не возникает. А раз оно не возникает, то нет и необходимости в исповеди. Получается своего рода замкнутый круг.
Надо честно признаться, что каждый человек проходит через периоды охлаждения, нечувствия. Почему в Евангелии сказано, что Царствие Небесное нудится (Мф. 11, 12)? Потому что нам нужно постоянно понуждать себя в делании добра. Очень часто современный человек, придя в Церковь, ждет, что что-то с ним произойдет благодаря некоему воздействию извне. А когда ему говорят, что нужно трудиться самому, причем трудиться каждый день и прилагать при этом большие усилия, ему становится неинтересно. Это, кстати, основная причина таких вот дискуссий: «А зачем посты? Посты в супружеской жизни, посты как ограничение в пище? Зачем исповедь?». Это результат невнимательной жизни.
Знаете, есть навигационные системы, благодаря которым командир самолета или капитан корабля, находящегося в открытом море, всегда видит, в какой точке маршрута он находится и по какому пути ему нужно следовать. Для нас таким навигатором должно служить слово Божие. И каждую минуту человек должен твердо себе представлять, где он сейчас находится, в каком состоянии его духовная жизнь. Иными словами, надо воспитывать в себе способность всегдашнего видения своих грехов. Тогда появится и покаянное чувство. А если оно будет, то человек будет бежать на исповедь, стремиться к ней. А если нет, то и исповедь через какое-то время окажется ненужной. Но вот ведь как устроен человек: мало того что ему самому окажется не нужна исповедь, он начнет бороться за то, чтобы и всем остальным она была бы не нужна.
Поэтому, что касается остроты чувств, тут можно сказать только одно: она утрачивается тогда, когда человек впадает в нерадение. Тогда все утрачивается: и чувство присутствия Божия в твоей жизни, и богослужение становится чем-то долгим, непонятным, скучным и ненужным. И всякая борьба с собой начинает казаться «самокопанием». Поэтому когда говорят, что исповедь становится «профанацией покаяния» в силу своей частоты, — это принципиальное непонимание сути Таинства, это совершенно неправильно.
— Есть также мнение, оно звучит достаточно громко, что к частой исповеди стремятся невротические личности, занятые оцеживанием комара. Есть ли такая проблема? Или что исповедь без радикальной перестройки жизни является не покаянием, а чем-то ненужным и опасным, приводящим к «духовной шизофрении»?
— С одной стороны, проблема такая есть: и невротические личности, конечно, существуют, и оцеживание комара бывает. Многие святые отцы предупреждали о том, что тонкое различение помыслов не нужно для новоначальных, и для живущих в миру оно тоже ни к чему.
Но наличие этой проблемы не решается тем, чтобы отменить или как можно дальше отодвинуть исповедь: «А давайте-ка отменим регулярную исповедь, потому что есть невротические личности».. Да, есть — и что делать? С такими людьми надо работать, им надо уделить внимание, больше времени потратить на них — но помочь им можно и необходимо.
И что значит «радикальная перестройка жизни»? Сегодня мы все настроены на какой-то конечный результат. Но в жизни человека все по-другому. Он просто живет. Господь дает ему возможность прожить еще один день, год, дает возможность потерпеть самого себя, пережить свои падения, вставать, не валяться в своих грехах, не падать духом, а жить дальше. И это, собственно говоря, гораздо более высокая цель, чем какие-то абстрактные достижения. Не стоит жить по принципу «всё или ничего» или ждать каких-то выдающихся сиюминутных результатов от всего, что мы делаем, включая исповедь.
Исповедь — это Таинство, в котором Господь прощает человеку его грехи. Все другие рассуждения и толкования, которые сегодня часто можно встретить, затемняют смысл исповеди и в полном смысле этого слова «профанируют» Таинство.
— Многие священники говорят о том (и в Интернете, и во время проповеди в храмах), что прихожане заменяют исповедь рассказом или вопросами о своих житейских делах. Сложность в том, что это прежде всего пожилые и малообразованные люди, которых уже не переделаешь. Как тут быть священнику?
— Действительно, бывает, что люди слишком раздвигают границы исповеди как Таинства. Но думаю, не стоит по этому поводу слишком возмущаться. Нужно воспитывать людей, и каждый священник должен этим заниматься. В конце концов, когда к преподобному Амвросию Оптинскому приходила деревенская старуха и рассказывала ему о том, что у нее мрут индюшата, это тоже не было исповедью. Но преподобный Амвросий не отмахивался от нее, а советовал, что делать, чем их кормить, и хоть это не было в строгом смысле слова духовным советом, но было тем, что необходимо человеку, — и утешением, и проявлением любви.
Дело в том, что вообще в Церкви очень трудно провести четкие границы, все классифицировать, нарисовать таблицы, потому что общение человека и Бога — это общение двух личностей. Так же и общение человека со священником — тоже общение двух личностей, принципиально не укладывающееся в строгие рамки. Да и есть ли необходимость так четко все разграничивать? И священник не должен по этому поводу возмущаться и негодовать, обличать таких людей, но с терпением, мягко и ненавязчиво, деликатно учить их исповедоваться, различать исповедь и духовную беседу или просто беседу с просьбой о помощи, поддержке, совете. И сам он не должен бояться того, что что-то из второго «жанра» попадет в первый.
— Владыка, много говорится и о том, что само-то духовенство часто не исповедуется.
— Это очень плохо, причем это особенность в основном нового, молодого сегодняшнего духовенства. Как ни прискорбно, и я это вижу на примере своей епархии и семинарии, многие семинаристы исповедуются редко, а став священниками, исповедуются не чаще. Слава Богу, есть немало замечательных батюшек, которые ездят по монастырям, имеют духовников и часто исповедуются. Есть приходы, где батюшки перед службой исповедуются друг другу. Но в основном, конечно, духовенство исповедуется мало, и это очень большая беда, а не пример для подражания. И уж тем более не аргумент в ведущейся сегодня дискуссии об исповеди. Более того, в этом корень многих серьезных проблем нашей церковной жизни. С этим нужно что-то делать, вот по какому поводу на самом деле нужно открывать дискуссию в наших церковных СМИ. Каждый священнослужитель должен понимать, что принятие священного сана не снимает с клирика тех обязанностей христианина, которые несут миряне, а, наоборот, требует их исполнения в еще большей степени. А использовать в качестве аргумента: «Священники не исповедуются, а причащаются», — мне кажется, совершенно неправильно. Сам я всегда призываю семинаристов исповедоваться чаще, потому что только тот священник, который умеет исповедоваться и понимает значение исповеди, сможет научить этому своих прихожан.
Но вот еще о чем мне хотелось бы сказать. Сегодня принято с праведным негодованием обличать старое духовенство, за разные отступления. Особенно часто вспоминают о том, что в советские годы почти повсеместно не причащали на Пасху. Читали Слово Огласительное святого Иоанна Златоуста «Трапеза исполнена, насладитесь все» — а не причащали. Столько праведного негодования и возмущения излилось за последние годы по этому поводу. Я читал эти обличения и все ждал: вспомнит или не вспомнит кто-нибудь из участников дискуссии о том контексте, в котором возникла данная «традиция»? Знает ли кто из современных обличителей, что такое «раскачивать толпу на Пасху»? А я помню это очень хорошо. Что творилось в советское время в храмах в Пасхальную ночь? В храме толпа народа, а в толпе, взявшись за руки, стоят молодчики, комсомольские активисты, спортсмены — и вот они начинают напирать, всю эту толпу огромную «качать». Крики, шум, причитания, потому что упадешь — затопчут. И топтали. А делалось это для того, чтобы люди начали выбегать из церкви. Бедный хор изо всех сил старается, кричит: «Воскресения день, просветимся, людие..» — а в храме творится что-то невероятное, ничего не слышно, вопли со всех сторон, плотный запах перегара, потому что вся толпа этих комсомольцев-добровольцев для куража хорошо приняла на грудь. И как можно было причащать кого-то в той ситуации, в той «пасхальной» атмосфере? Да еще без исповеди?
Я привел этот пример для того, чтобы, когда мы обсуждаем какую-то сложившуюся практику, прежде чем судить с высоты нашего сегодняшнего понимания, не забыли бы посмотреть, каков контекст, в котором формировалась та или иная традиция. Да, среди них есть и не совсем правильные, сложившиеся «нужды ради», обоснованные только исторической ситуацией, а есть и совершенно оправданные. Как появилась традиция Русской Церкви не причащать без исповеди? Неужели от какого-то злого умысла? Как некоторые сейчас говорят: «Вот, людей ко Христу не пускают, бременами неудобоносимыми связывают, священники сами не исповедуются, не постятся. а нас заставляют». Конечно же нет.
Я считаю, что исповедь и Причастие, может быть, не обязательно должны быть так строго сопряжены, как сейчас, но тем не менее связь между ними должна сохраняться. Будет очень плохо, если мы утратим те традиции благочестия, которые существовали в нашем народе на протяжении столетий и, слава Богу, сохранились, несмотря на десятилетия гонений.
Мы очень часто в последнее время умиляемся и восхищаемся практикой Греческой Церкви. А вот греки на самом деле, когда приезжают к нам в Россию, бывают потрясены благочестием русского народа. Многие так и говорят: в России сегодня самый благочестивый народ.
— Владыка, Вы сказали, что досадно было бы потерять многовековую традицию. Очевидно, что она прошла проверку временем. Думаю, что человек, который привык исповедоваться перед Причастием, чувствует в этом необходимость, чувствует пользу для своей души именно в таком подходе. Благодаря практике, без углубления в богословские споры разной степени корректности.
— Конечно! Ведь в этом хоре голосов, который так громко сегодня звучит в Интернете, какая мысль является господствующей, хотя и не всегда прямо высказываемой? «МЫ не хотим исповедоваться, НАМ это не нужно». Поэтому спор неразрешим принципиально. Есть люди, которые не нуждаются в исповеди. И есть те, кто в ней нуждается. Поэтому спор этот совершенно бесперспективный, на мой взгляд.
— Сегодня очень популярна теория Евхаристического возрождения, которая основывается на необходимости частого, еженедельного Причащения. В центре жизни христианина должно быть Причащение Святых Христовых Таин. Вряд ли с этим можно и нужно спорить. Но есть также мнение, что частое Причащение само по себе способно решить многие проблемы церковной жизни — сделать христиан более сознательными и ответственными, объединить приходы.
— У меня двойственное отношение к этой теории. Да, по отношению к практике дореволюционной Русской Церкви, когда принято было подходить к Причастию один-два раза в году, — безусловно, более частое Причащение можно только приветствовать. Но есть и другие крайности. В центре жизни христианина должно быть Причащение Святых Христовых Таин — не собираюсь с этим спорить. Но ведь и к Причастию люди привыкают. И все зависит не только от того, как человек готовится к нему, а от того, как он живет. Может ли человек, живущий обычной суетной жизнью, сказать положа руку на сердце, что его жизнь настолько христоцентрична, что он не нуждается ни в какой подготовке ко Причащению? Понятно, когда афонские монахи причащаются три-четыре раза в неделю: это люди, которые посвятили себя Богу, они живут во Христе. Для них частое Причащение совершенно оправданно, так и должно быть.
Но дело в том, что большинство обычных мирян живут не на Святой Горе, а в современных городах. Если мы согласимся с таким вот облегченным подходом, то постепенно сведем на нет подготовку к Причастию и через какое-то время получим то, что сегодня имеется на Западе. Добросовестный благочестивый католик, идя домой, между работой и супермаркетом заходит по дороге в храм, где совершается вечерняя месса, и причащается между делом — не готовясь, не постясь, не исповедуясь и не читая никаких правил. Потратив на это примерно полчаса, идет домой и дальше живет обычной жизнью. Это и есть идеал? Нужно ли к этому стремиться? Мне кажется, что нет.
— Можно ли все-таки дать рекомендацию: как часто следует причащаться мирянам? Многие священники, в духовной опытности которых нет сомнений, советуют современным христианам исповедоваться и причащаться раз в две недели. Например, об этом часто писал в своих письмах архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Как Вы относитесь к такой практике?
— Невозможно дать рекомендацию, общую для всех. Все зависит от интенсивности церковной жизни того или иного христианина. Более того, один и тот же человек в разные периоды своей жизни испытывает разную нужду в церковных Таинствах, мы говорили об этом подробно в прошлой беседе. Повторю: если человек регулярно исповедуется, очищает свою совесть, если он живет церковной жизнью в полном смысле этого слова, постится все многодневные и однодневные посты, читает молитвенное правило (утренние и вечерние молитвы или, может быть, еще какое-то правило, согласованное с духовником) — думаю, что он вполне может причащаться достаточно часто. Как часто? За каждой Литургией? Мне кажется, не нужно ставить перед собой таких целей, — но достаточно часто, и не всегда перед Причастием исповедоваться. Хотя, если есть возможность и желание, лучше исповедоваться.
Можно причащаться раз в неделю? Можно, если человек живет напряженной внутренней жизнью. Можно причащаться раз в две недели? Наверное, это одно из самых оптимальных решений. Я бы еще прибавил великие и двунадесятые торжества и праздники, которые человек особо почитает. Например, кто-то очень чтит Казанскую икону Божией Матери, а кто-то — преподобного Сергия. И думаю, для современного христианина, который как минимум каждую неделю ходит в храм, причащаться два-три раза в месяц хорошо и вполне достаточно.
http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2013−12−05−00−04−38-tayna-blagochestiya
