Русская линия
Седмицa.RuЕпископ Североморский и Умбский Митрофан (Баданин)05.02.2005 

Преподобный Варлаам Керетский: неизвестные страницы жития

I

До недавнего времени среди исследователей агиографического наследия Севера полагалось бесспорным утверждение об авторской принадлежности соловецкому монаху Сергию (Шелонину) многих житий подвижников Севера Руси. Недавно обнаруженный сборник канонов письма «Сергия, смиренного инока и презвитера обители Пантократовы сущего Понта окияна на полунощной стране, иже на Соловецком отоце» [1], позволяет сделать принципиальный вывод о том, что первоначальные правдивые жития, написанные отцом Сергием в первой половине XVII века, в последующее время подвергались значительной корректуре в соответствии с «новыми веяниями времени».

Эту серьезную проблему так называемых «искусственных житий» мы подробно разбирали в книге «Преподобный Трифон Печенгский и его духовное наследие» [2], и вот теперь вновь открытые каноны Сергия (Шелонина) [3] убедительно свидетельствуют в пользу обоснованности многих наших утверждений. Об этом неблагополучии в нашей агиографии еще в конце XIX века писали видные церковные историки. «У наших писателей житий, — справедливо замечал академик Е.Е.Голубинский, — поставлялось главное достоинство их творений не в подробной и обстоятельной передаче сведений о святых, а в риторической благоукрашенности речи, так или иначе достигаемом многословии и затейном краснословии» [4].

Не секрет, что начиная с XVII века в российской агиографии стала прогрессировать некая сознательная отстраненность житий от фактического жизненного материала, когда важной становилась «не живая цельность характера, с его индивидуальными особенностями, а лишь та сторона его, которая подходит под известную норму, отражает на себе известный идеал» [5]. Для написания такого «условного» жития находилось и «благочестивое» оправдание: «Житие святого составляет принадлежность богослужения и, будучи обязательно прочитываемым в церкви на шестой песни канона, должно быть настроено на возвышенный хвалебный тон церковных песней, что требует от него не живых конкретных черт святого, а именно типических, отвлеченных, чтобы сделать эту прославляемую личность чистым олицетворением отвлеченного идеала» [6].

В книге «Преподобный Трифон Печенгский и его духовное наследие» мы допустили замечание, что «в известной мере этого влияния не избежал и автор Жития преподобного Трифона — соловецкий монах Сергий (Шелонин), хотя надо признать в иных его произведениях и очевидную самобытность, и яркий талант» [7]. Открытие подлинных канонов этого известного книжника конца XVI — начала XVII веков позволяет нам признаться в поспешности наших выводов в отношении принципиальности подхода Сергия (Шелонина) к правдивости своих «писаний». Известные ныне жития многих северных подвижников не могут более считаться подлинно «шелонинскими», поскольку очевидным образом подверглись в последствии значительному «идеологическому редактированию».

Православный люд Кольского края, призывая в помощь небесных покровителей Крайнего Севера — преподобных Трифона Печенгского и Варлаама Керетского, не разделяли в прошениях их святых имен, обращаясь к ним не иначе как: «О двоица присноблаженная, Трифане и Варлааме» [8]. Потому и мы, обращаясь к духовному наследию преподобного Варлаама Керетского, не можем разделить этих современников, игнорируя очевидную схожесть их непростых жизненных судеб, равно и последующих проблем в сфере церковного прославления.

Житие преподобного Трифона Печенгского ко второй половине XVII века было «приведено в соответствие» с требованиями, предъявляемыми к «идеальному святому». Разбойная юность атамана Митрофана решительно упразднялась; о том, что он «много крови пролил» [9] более не вспоминалось. Житие же Варлаама Керетского было столь вопиюще «не соответствующим», что «пригладить» его просто не представлялось возможным. Вся суть подвига Варлаама как раз и состояла в небывалой силе покаянии о содеянном страшном грехе убийства. Поэтому житие Варлаама сокращается до крайности, из него изымаются все подробности.

Надо признать, что в вопросе прославления преподобный отец наш Трифон имел относительно благополучную судьбу [10], в то время, как преподобный Варлаам Керетский так и не был официально канонизирован. И то очевидное местное почитание и прославление его памяти, одновременно и равночестно с Трифоном, что имелось на Севере к 1657 году, в последующее время в официальной Русской Церкви постепенно «свелось на нет». Православный люд всего северного поморья России в течение трех столетий обращался к нему в бедах и напастях, как к великому заступнику на море, почитая наравне с Николаем Чудотворцем. Все берега северных морей были уставлены обетными крестами, многие из которых сооружались в память о чудесных заступничествах преподобного Варлаама за попавших в беду поморов. Но прославлять чудотворца не спешили, соблазняясь тяжким грехом его юности. И только лишь в 1903 году, явно по промыслу Божьему, он оказался вписан в так называемый «Верный месяцеслов» и с тех пор имеет в календарях свой День памяти [11].

Святой Варлаам был реальным чудотворцем мореходов Северного океана, надежным заступником людей, что ежедневно вручали жизни свои в руки Божьи, доверяясь суровой стихии Белого и Баренцева морей. Именно там всем сердцем постигалась ими мудрость поморской поговорки: «Кто в море не хаживал, тот Богу не маливался».

Прежде, чем мы коснемся новых подробностей жития преподобного Варлаама Керетского, сохранившихся в древнем «Каноне», напомним вкратце суть непростой истории жизни этого удивительного святого XVI века.

II

«Повесть о преподобном Варлааме с Керети» [12] начинается со слов «в лета царя и великаго князя Иоанна Васильевича всея России самодержца…» И далее сообщается, что рождение и воспитание «имел Варлаам в Керецкой волости, что на море окияне» [13].

Позже, как упомянуто в Повести, Варлаам служил священником в храме святителя Николая Чудотворца «в Колском граде». Он был ревностным и одаренным пастырем: «добре подвизаяся на невидимого врага козни». Однажды, по диавольскому внушению, Варлаам, заподозрив свою жену в измене, убил ее. Глубоко раскаявшись, «и недостойна себя судив, еже священная действовати», он принял на себя особый покаянный подвиг. Уложив тело жены в карбас (большая гребная и парусная лодка), Варлаам отплыл в открытое море и, «псалмы Давидовы пояше», взирал на дело своих рук «без сна пребываше, моля Бога со слезами об отпущении греха», готовый принять кончину в штормовом «Ледоватом море».

Однако Господь судил иначе и не посылал погибели Варлааму. В то же время, куда бы ни направлял свою лодку Варлаам — ветер ему всегда был встречный и крепкий: «плаваши против зельного обуревания». Такое скитание Варлаама продолжалось немалое время: «доволно время потрудився». Рыбаки и промышленники, встречавшие этого одинокого скитальца в Баренцевом море, у Святого Носа, и в Белом море, в районе Керети, уже принимали его лодку за видение. По преданию, такой тяжкий, постоянный труд «весла из рук своих не выпускаше» привел Варлаама к горбатости.

Касаясь продолжительности его хождений, житие указывает: «дондеже оно, мертвое тело тлению предастся», то есть пока тело не истлело в прах. И поскольку он уже «довольно время потрудился», но Господь так и не дал ему смерти, Варлаам захотел «извещение приять» от Бога — не прощен ли он. В то время у побережья мыса Святой Нос обитали страшные черви — моллюски, так называемые «корабельные сверлила», «иже творяху многи пакости над лодиями мореходцев», то есть протачивали днища морских судов поморов. «Став на молитву и руце воздев на небо», Варлаам был услышан Господом, и «черви те без вести» исчезли. Так Варлаам «путь сотворил мореходцам около Святого Носа» чистым и поныне. Вскоре «преподобный оставляет мир и бывает инок, и в пустыню вселився, и Божию помощию бесовские полки победив, с миром ко Господу отиде».

Далее в «Повести» приводится «Поведание от чудес преподобного», то есть описывается несколько случаев его чудесного заступничества за попавших в беду северных «мореходцев».

Такова дошедшая до нас весьма краткая «Повесть о преподобном Варлааме с Керети» [14]. Известный российский агиограф святитель Димитрий Ростовский адаптировал текст жития к современному звучанию слов, но по сути ничего не изменял, разве еще более сократил.
III

Рассматриваемый нами «Канон преподобному Варлааму Керетьцкому чудотворцу», равно как и «Канон преподобному Трифану чудотворцу», был написан соловецким книжником Сергием (Шелониным), в то время уже архимандритом, в 1657 году. Тропари канона составлены акростихом: «Похвалу пою Варламу, новому чудотворцу Керетцкому». В начальных буквах тропарей девятой песни сокрыто имя автора («а по девятой песни имя списавшего») — Сергий. Канон входит в состав сборника канонов северным святым, который был пожертвован архимандритом Макарием «в поминовение родителей своих и во отпущение грехов своих» в «дом Живоначальныя Троицы и преподобного отца Никандра» в 1684 году.

Надо полагать, сборник этот был вывезен с Соловков упомянутым архимандритом Макарием, в свое время, в 1676 году, присланным из Тихвинского монастыря для наведения порядка в монастыре после известного Соловецкого бунта. В 1680 году архимандрит вновь вернулся в свой монастырь, а книгу вскоре, в 1684 году, пожертвовал в «Никандрову, что под Порховом, пустынь» [15].

IV

Самый главный, принципиальный вывод, который можно сделать в результате прочтения «Канона…» состоит в том, что Кольский край в XVI веке представлял собой единое, цельное духовное пространство. Пространство, пребывающее под сплоченным окормлением и молитвенным попечением великих единомышленников, коими ясно предстают пред нами выдающиеся подвижники Крайнего Севера — преподобные Трифон Печенгский, Феодорит Кольский и Варлаам Керетский. Ниже мы постараемся аргументировать строками «Канона…» это утверждение.

Теперь что касается новых подробностей жития преподобного Варлаама. В Каноне неоднократно проводится мысль о непрестанной брани, которую ведет с «князем тьмы» Преподобный. Находит подтверждение и предание о том, что тяжкое искушение, выпавшее на долю Варлаама, есть очевидное нападение бесовское, осуществленное путем духовного повреждения жены священника: «находит на твою супругу, вадя (обвиняя, клевеща — и. М.) насмешение странно» [16]. То есть матушка Варлаама внезапно стала вести себя неадекватно, соблазнительно, насмехаясь и допуская невероятную клевету на мужа.

Известная еще в начале XX века и певшаяся на архангельском береге Белого моря «Старина о Варлаамии Керетском» сохранила подлинные слова матушки:

«- Я одежды поповской боюсь,
Я твоей бороды не люблю.
Полюбила я молодчика молоденького…» [17].

«Лукавый змий, не терпяще тя зрети всегда Богу предстояща, и молитву о людях приносяща» [18], Божьим попущением ставит священника в невероятно сложное положение, наступившее, по преданию, ко времени начала Пасхального богослужения в церкви, где матушка должна была петь на клиросе. И эта тяжелейшая ситуация в Каноне трактуется именно как месть бесовская за ту непримиримую брань, которую Преподобный ревностно и рискованно вел с силами тьмы, безраздельно хозяйничавшими до того в этих «полночных землях» [19]. «Видев бо диавол свою окаянную и немощную силу, яко паучину от него раздираему, простер сеть во уловление праведного».

Как мы помним, Житие Варлаама утверждает, что преподобный служил в «в Колском граде». Канон, однако, свидетельствует об ином — убиение «жены иереевой» произошло во время службы в родном селе Варлаама, в Керети. И более того, «убийство совершивши», Варлаам хоронит тело жены: «и земле тело предав отходит во град Колу к тамошнему иерею». В последующих стихах Варлаам называет этого священника «отцом своим духовным» [20].

Там, в Коле, он «вествует об убийстве и прося прощения, слезами землю омакает, о содеянном в ярости и невоздержании». Кто же этот священник в Коле, что мог являться духовным отцом для иных священников края? Время описываемых событий, как станет понятно из дальнейшего, мы можем назвать весьма точно — это 1546 год. Именно в это время здесь находится преподобный Феодорит Кольский, просветитель лопарей, где «на устье предреченной Колы реки созидает он монастырь» [21].

О том, что тем «отцом духовным» очевидным образом мог быть лишь Феодорит Кольский, говорит невероятная дерзновенность, заложенная в самой сути той невероятной епитимии, что налагается им на Варлаама «обо всех содеянных им». Лишь подвижник такого масштаба святости, как преподобный Феодорит [22], мог взять на себя это право благословить Варлаама на страшный и великий путь, ведущий от тяжкого падения к великой славе.

О том и говорит Варлааму «его отец духовный», что «дает ему иго легкое: мертвого носить во гробе, дондеже изгниет тело умершее, самому же в посте и молитве пребывать, и таковое воздержание иметь, что рыбою только на Пасху единою причащатися» [23]. Варлаам «таковое запрещение приняв спешит радуяся и сие тело откопав, в судно вложив во гробе, сам же во второй гроб (так он воспринимает свое судно — и. М.) устремився, с мертвым шествуя по окияну морю, по непроходным местам». Подробности благословленного ему хождения раскрываются в словах: «шествуя летом дванадесять путей». Другими словами, в течение года Варлаам совершал двенадцать «путей». Слово «путь» в данном случае имеет толкование, как «продолжительное шествие в какое-то удаленное место» [24]. Такое «шествие», по преданию, Варлаам совершал от берегов Керети, что в Кандалакшском заливе Белого моря, далее по Баренцеву морю вокруг всего Кольского полуострова и по Кольскому заливу до Колы. На этот «путь» у него уходил месяц, после чего Варлаам отправлялся в обратную сторону.

В стихах седальна автор сравнивает горести, претерпеваемые Варлаамом от путешествия с мертвым телом, с аналогичной ситуацией, имевшей место со святителем Никифором, Патриархом Константинопольским (IX век). «Терпя смрад и всякую скорбь от мертвого тела, яко же Никифор, великий Патриарх от разбойника, умершего в вертепе». Надо заметить, что такого факта в современном издании жития патриарха-исповедника Никифора, редакции святителя Димитрия Ростовского, мы не обретаем [25]. Но это сравнение ценно для нас последующим замечанием, раскрывающим нам тайну продолжительности плавания преподобного Варлаама «дондеже оное мертвое тело тлению предастся». Оказывается, эту епитимию Преподобный нес в течение трех лет. «Но он [Никифор] убо три месяца, ты же три года, дондеже мертвое тело изгни до конца, и тако паки земле его предаде».

Итак, три года продолжался этот немыслимый подвиг покаянного скитания: «бурю и дождь, и всякую воздушную нужду терпя». В результате враг, введший ненавистного ему священника в тяжкий грех и уже торжествовавший победу, оказывался жестоко посрамленным. Господь не только принял покаяние грешника, сумевшего исполнить «заповедь отца своего духовного», но и даровал ему благодатнейшие дары Святого Духа, что неоднократно подчеркивается в Каноне, как, например: «и того ради приял от Вседержителя Бога венец победный на страсти и на бесы исцеление».

О том знаменитом великом чуде избавления берегов вокруг Святого Носа от «множества червия, иже остовы кораблей вертети навыкших» в Каноне говорится особенно подробно, и этому событию посвящена вся четвертая песнь. Люди получили «путь морской строен и благопоспешен, и благополучен», и корабли поморские отныне «с песней возвращаются, целы и невредимы, тебя, своего заступника воспевающе и Христа величающе».

Чудо это свидетельствует о прощении грешника и его очищении покаянием: «руце, иногда окровавленные убийственною женскою кровию, ныне ж чисты и святы, воздееши к Вышнему о нас моля, преподобне, и испрошая от Того благодать обрести, нам грехов оставление и будущих благ получить молитвами твоими» [26].

Конечно же враг не оставлял брани с Преподобным и не прекращал восставать на него. В Каноне повествуется о каком-то особо сильном нападении бесовском, произошедшем при перенесении останков жены в пустыню, на острове в губе Чупа, где, видимо, он предполагал эти останки захоронить. «Носиши мертвого, яко жива в пустыню, в Чупу с собою, и тамо молитвою на врага вооружаешься, нестерпимые его стрелы сокрушая постом и терпением, дондеже приял, преподобне, помощь от Вышнего».

V

Как известно из Жития, удостоверившись в прощении от Господа, Варлаам принимает монашеский постриг. Логичнее всего было бы предположить, что постриг этот совершает его духовный отец — преподобный Феодорит Кольский, который к этому времени уже несколько лет окормляет созданный им Кольский Свято-Троицкий монастырь. Однако надо учитывать, что к этой весне 1549 года самому блаженному старцу Феодориту пришлось пережить тяжкое искушение. Недовольная строгостью монастырского устава и не желающая придерживаться нестяжательного духа, исповедуемого своим настоятелем, братия монастыря учиняет бунт. Как позже рассказывал сам Феодорит: «не терпит древний супостат человеческого рода благочестие возрастаемое» и «шепчет невидимо в уши и глаголюще в сердце», что никто из людей не может вынести и претерпеть такой устав, — «тяжел он вам и неподъемен. Как можно без имений жить и лишь своими руками кормиться?» И «сложившись с диаволом», монахи, схватив Феодорита, «старца святого, бьют нещадно и не только из монастыря извлачают, но и из страны той изгоняют, как врага некоего» [27].

Буйная братия монастыря вскоре уходит из Колы на Печенгу к преподобному Трифону, где просит его возглавить строительство нового, обширного, «вотчинного» монастыря. Для Трифона складывается очень сложная ситуация, поскольку Феодорит Кольский был и его духовным отцом и учителем.

Об этом, согласно Канону, узнает преподобный Варлаам и направляется на своей ладье в Печенгу. Узнал «еси о зиждемой святым Трифаном обители на Печенге, за окияном морем, и туда устремился видеть того труды и подвиги». Однако увиденное им на Печенге повергает Варлаама в тяжкие размышления, и, несмотря на, видимо, давние добрые их отношения и молитвенное общение, Варлаам «пребыв немного время», вскоре покидает строящуюся обитель, оставляя на прощание Трифону свое пророчество о судьбе этого монастыря. «Пророчески тому о составлении (о составе, о собравшихся — и. М.) прорече: оставляю бо трифаново селение и возвращаюся вновь в Кереть — так тому изрек. О, Трифане! Сподобился еси обитель воздвигнути и братию собрати, но будут люди и села зло неукротимы, яко дикие звери, твоей ярости и острожелчию (гневливости — и. М.) подобящиеся».

Так что знал Варлаам о яростном и страшном во гневе атамане Митрофане, о том, кто ныне стал монахом Трифоном. В этом и суть пророчества его: грехи разбойной Митрофановой юности отзовутся в нынешнем его творении, и много скорбей выпадет на долю Трифона, как строителя монастыря сего.

Варлаам и Трифон, согласно Канону, предстают пред нами, как великие единомышленники и столпы православной веры на всем Крайнем Севере. И более того, в одном из тропарей восьмой песни упоминается о некоем их совместном молитвенном подвиге, когда они «в пустынном море вместе были заточены». Событие это, как можно понять, имело особое значение для укрепления сил Трифона, для внутреннего его духовного исправления и очищения от тяжкого наследия прошлой жизни. Скорее всего, так могут быть истолкованы следующие строки: «Естеством добродетелей любви сопрягся отцу Трифану в духовных ему исправлениях, в пусте море с ним оземъствуяся (пребывая в заточении, в ссылке — и. М.) с причастное (наследное — и. М.) души очищающи, воспевающее: пойте Господа и превозносите Его во веки» [28].

В завершающем тропаре Канона Сергий, подчеркивая самую, на его взгляд, важную мысль о единстве и равночестности этих двух великих святых Севера, восклицает: «О, двоица присноблаженная, равночестная отца, Трифане и Варлааме, яко едино блаженство имущих от Бога, версто (чета, мера — и. М.) предобрая, нас призывающих от всех лютых спасати я теплым предстательством вашим вас восхваляющих» [29].

Иеромонах Митрофан (Баданин) (Село Варзуга, Терский берег Белого моря, Кольский полуостров)


Примечания:

[1] Знаменский П.В. Сергий Шелонин — один из малоизвестных писателей XVII века//Православное обозрение. М., 1882 г. Февраль. «Пантократор» — pantokrator (греч.) — Всевластитель, т. е. Христос; «понт» — море (церк.-сл.); «отток» — остров (церк.-сл.).
[2] Митрофан (Баданин), иеромонах. Преподобный Трифон Печенгский и его духовное наследие. Житие, предания, исторические документы. Опыт критического переосмысления. Мурманск, 2003.
[3] Канон преподобному Варлааму Керетьцкому, новому чюдотворцу. Рукописное собрание Псковского музея-заповедника. Ф. Никандровой пустыни. N 292. Л. 413 — 420 об. (В дальнейшем ссылки на этот документ будут обозначаться: «Канон…». — Прим. авт.)
[4] Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. М., 1997. С. 262.
[5] Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 436.
[6] Знаменский П.В. Сергий Шелонин — один из малоизвестных писателей XVII века // Православное обозрение. М., 1882. Февраль. С. 300−301. Все же возразим: для «чтения после шестой песни канона» в Минеях находятся специально разработанные тексты кратких жизнеописаний — синаксарии. Они-то и должны иметь необходимый «возвышенный и хвалебный тон». Житие же должно быть исторически достоверным.
[7] Митрофан (Баданин), иеромонах. Преподобный Трифон Печенгский и его духовное наследие. Житие, предания, исторические документы. Опыт критического переосмысления. Мурманск, 2003. С. 25.
[8] «Канон…», л. 420 об.
[9] «Много народу ограбил и разорил он… и много крови пролил, в чем раскаялся и о чем горько сожалел» — подлинные слова Трифона из беседы с датским дипломатом. (Цит. по: Филиппов А.М. Русские в Лапландии в XVI веке. Сообщение Симона ван Салингена // Литературный вестник. СПб., 1901. Т. 1. Кн. 3. С. 302).
[10] «Судя по тому, что Преподобный рано прославлен как чудотворец, вероятно думать, что и местное празднование ему установлено более или менее вскоре после его кончины» (Голубинский Е. История канонизации святых в Русской Церкви. М., 1998 (Репринт.). С. 156).
[11] Аналогичная ситуация сложилась с преподобным Нилом Сорским. «Мы вообще не знаем, когда именно произошла его местная канонизация — в конце XVIII или в XIX веке. Она совершилась неприметно, в силу возросшего его почитания в новое время и санкционирована Синодом в „Верном месяцеслове“ 1903 года» (Федотов Г. П. Святые Древней Руси. Т. 8. М., 2000. С. 152).
[12] Научное издание текстов «Повести» см. Дмитриев Л.А. Повесть о житии Варлаама Керетского // ТОДРЛ. М.-Л., 1970. Т. 25. С. 178 — 196. Здесь и далее по тексту раздела II курсивом выделены цитаты по указанному источнику. В некоторых случаях текст цитат адаптирован автором к современному звучанию слов. — Прим. авт.
[13] Село Кереть — древнее поморское поселение на южном берегу Кандалакшского залива Белого моря.
[14] Наиболее подробно о Житии преподобного Варлаама Керетского и истории его почитания, можно прочитать в статье Православной энциклопедии, том VI, С. 632 -633.
[15] Благовещенская Никандрова пустынь в Псковской епархии. Основана в начале XVI века преподобным Никандром Псковским чудотворцем (1507 — 1581 гг.).
[16] «Канон…», л. 414. Здесь и далее по тексту статьи курсивом выделены цитаты по указанному источнику. В некоторых случаях текст цитат адаптирован автором к современному звучанию слов. — Прим. авт.
[17] Шергин Б.В. Древние памяти. М., 1989. С. 231.
[18] «Канон…» л. 414.
[19] По преданию Варлаам «заклял беса», обитавшего на Абрам-мысе (южное колено Кольского залива) и требовавшего от выходящих в море рыбаков Колы языческих жертвоприношений. По заклинательным молитвам Варлаама бес покинул эти места, но пообещал отомстить Варлааму, поскольку тот не «чернец», а «белый поп».
[20] «Канон…» л. 415 об.
[21] Курбский Андрей. История о Великом князе Московском // Памятники литературы Древней Руси. 2 пол. XVI в. М., 1986. С. 331.
[22] О нем см. Иеромонах Митрофан (Баданин). Блаженный Феодорит Кольский, просветитель лопарей. Мурманск, 2002.
[23] «Канон…» л. 414.
[24] Дьяченко Григорий, протоиерей. Полный церковно-славянский словарь. М., 1993. С. 526.
[25] Димитрий Ростовский, святитель. Жития святых. М., 1906. Кн. 10. С. 31 -48.
[26] «Канон…» л. 415.
[27] Курбский Андрей. История о Великом князе Московском // Памятники литературы Древней Руси. 2 пол. XVI в. М., 1986. С. 333.
[28] «Канон…» л. 418 об.
[29] «Канон…» л. 420 об.


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика