Настоящий русский патриот: В.Ф. фон дер Лауниц

21 декабря 1906 года после окончания Божественной литургии на пороге храма клиники Института экспериментальной медицины был убит градоначальник Санкт-Петербурга Владимир Федорович фон дер Лауниц. Его духовник протоиерей Константин Богоявленский записал тогда: «Убили идеально честного человека, доброго, примерного семьянина, верного и прямого слугу царя, редкого, горячего патриота. Убили именно за эти, дорогие всем русским чисто характерные русские качества и черты».

О В.Ф. фон дер Лаунице рассказывает историк Владимир Соколов-Лермонтов, преподаватель художественного училища в Ставрополе:

— Многие современные исследователи пишут о том, что трагедия России начала XX века заключалась в том, что между государем и народом оказалась прослойка людей, чуждых и государю, и народу, и России. И вот на этих людях лежит ответственность за то, что произошло. Они присягали государю на верность, он дал им всё: звания, чины, награды — только служите России. А они оказались предателями России. История не терпит сослагательного наклонения, но думается, что если бы Владимир Федорович был в 1917 году рядом с государем, то в царском дневнике никогда не появились бы горькие слова: «Всюду измена, трусость и обман».

За десять лет до этого, 22 мая 1906 года, Владимир Федорович запишет: «Тяжелое лихолетье приходится нам переживать. Обезумевшие, опьяненные успехом враги нашей настрадавшейся Родины усиленно продолжают свою дьявольскую пропаганду. Всё им позволено, всё им на руку: подлоги, ложь, клевета, убийства, террор, подкуп — это их лозунги. Под рукоплескания с толку сбитой толпы хулиганов, принимаемой за русский народ, провозглашаются возмутительные воззвания. Неустанно повторяю: велик Бог земли Русской, — и с глубокою верою и надеждою взираю на будущее России. С нами Бог!»

***

Фон дер Лауниц немного прожил: 50 лет — для любого государственного человека возраст расцвета. Он происходил из древнего прибалтийского рода. Его предки впервые появились в России, когда женой Великого Московского князя стала наследница византийского престола принцесса София Палеолог, и один из его предков сопровождал ее. В эпоху Иоанна Грозного и позднее Лауницы упоминаются в числе служилого дворянства. Отец Владимира Федоровича, кадровый военный, генерал, участвовал во всех войнах, которые Россия вела в середине XIX века: это и Польская компания, и Русско-турецкие войны. Сына с детства он готовил к воинской службе. Владимир Федорович окончил Пажеский корпус в Петербурге, участвовал в Русско-турецкой войне, а после возвращения жил как помещик, занимаясь землей, был предводителем дворянства в Харьковской области, где находилось имение его супруги, Марии Александровны. В конце XIX века его призвали на государственную службу.

Россия вступала в новый период своего бытия, и потребность в людях, способных к государственному служению, была велика. Первоначально фон дер Лауница назначили вице-губернатором Архангельской губернии. А спустя год и семь месяцев перевели по указу императора Николая II на пост губернатора Тамбовской губернии. Там он занимался строительством храмов, открывал школы. Он, человек, который по положению был далек от народа, по-настоящему был близок к нему — не как современные политики, которые приезжают обозначиться в толпе людей, а незаметно участвовал в жизни — оказывал материальную помощь, духовную поддержку, ходил по ночлежным домам, многих устраивал на работу. Когда его убили, тамбовские ночлежники прислали ему в знак благодарности венок.

Самое главное деяние Владимира Федоровича на посту губернатора Тамбова — это организация прославления преподобного Серафима Саровского. Саровские торжества были своеобразным переломным событием в истории России. После них начался новый период. По России прокатилась первая русская революция. Конечно, волнения были и раньше, и очень интересно Владимир Федорович реагировал на них. В нем удивительным образом сочетались милосердие и забота о людях, а с другой стороны, если речь шла о понятиях государственного масштаба, он мог быть твердым, действовал бескомпромиссно. Как человек, облеченный властью, он понимал, какая на нем лежит ответственность.

Губернатором соседней с Тамбовом Саратовской губернии был Петр Аркадьевич Столыпин, либерал-демократ по своим взглядам. Владимир Федорович стоял на почвеннических позициях, укорененных в истории России. И поэтому события, связанные с крестьянскими волнениями, развивались в этих губерниях по-разному. Владимир Федорович считал, что крестьяне сами по себе не являются виновниками (виноваты те, кто их подзадоривает), а значит, они в лице власти должны увидеть определенность и твердость действий. Там, где, как в Саратовской губернии, административные органы вступали в переговоры с поджигателями, всё кончалось большими беспорядками и даже кровью. Там же, где власть действовала решительно и лишала заговорщиков того статуса, который они хотели себе придать, жертв было меньше. Например, тогда по Тамбовской губернии ездили агитаторы, подбивали крестьян поджигать усадьбы, воровать у соседних сел хлеб. Многие крестьяне не хотели этого делать, но толпа увлекала. И вот Владимир Федорович отправился в одно из сел, охваченных беспорядками (есть подробное описание в книге священника этого села). Первое, что он сделал, пошел в храм и молился за богослужением. Затем все собрались на площади, и губернатор беседовал с мужиками, после чего они встали перед ним на колени: «Прости, бес нас попутал, мы всё вернем». Крестьяне всё вернули, а губернатор их, раскаявшихся, защитил и не стал наказывать.

Во время Саровских торжеств, когда у Владимира Федоровича была возможность общаться с государем, сильнее всего обнаружилась общность их мировоззрения. Россия должна была выбирать свое будущее. Петр Аркадьевич Столыпин думал вести Россию по западническому пути: работа с Думой, конституционная монархия. Это отрицало важный принцип государственного устройства: ведь монарх — не тот, кого выбирает народ, монарх — отец народа. Власть, которая выбирается снизу, не может быть сакральной, она лишена духовного смысла. Именно царская власть, ничем не ограниченная, как власть отца над детьми, — это и есть в понимании традиционной русской культуры власть, которая ведет людей к Богу. Ограничивать эту власть всё равно что ограничивать власть отца над сыном. В этом смысле почвенническая позиция фон дер Лауница была близка императору.

— В чем заключалось почвенничество фон дер Лауница?

— Владимир Федорович с детства был укоренен в глубинах народной жизни. С малых лет он вырос среди крестьянских мальчишек (его родители видели в этой дружбе важный воспитательный момент) и через всю жизнь пронес убеждение, что русский крестьянин — опора престола, стержень государства. Он испытывал огромную личную тягу к народу. До сих пор у потомков крестьян его поместья хранится память о его благодеяниях: этой семье он подарил корову (когда их собственная корова пала); с теми, кто у него работал, всегда находил время, будучи губернатором, разделить трапезу. Я думаю, в этом смысле личность Владимира Федоровича поучительна. Сегодня мы видим руководителей, которые пытаются общаться с простым народом, но это выходит очень неестественно. А там не было никакой «игры в доброго барина», просто совершенно искреннее стремление к человеку, при этом каждый оставался самим собой.

В начале XX века работал крупный русский экономист Сергей Федорович Шарапов — личность сейчас наполовину забытая. Шарапов предложил альтернативную столыпинской концепцию экономического развития России. Столыпин стоял за ликвидацию общины, потому что она, дескать, себя изжила, и в этом видел способ остановить революционный пожар. Но что это значило? Это значило, что те связи, которые формировались на протяжении тысячи лет на Руси, рушились. Как жила русская сельская община? Как семья: у кого-то сгорел дом — собрались, построили дом. А Столыпин говорил: «Нет, сейчас так уже жить нельзя. Нужно, чтобы человек почувствовал себя единоличным хозяином» (но при этом никто не знал, как будет дальше вести себя Россия при последствиях этой реформы). А фон дер Лауниц придерживался взглядов Шарапова, который говорил, что нужно возродить общину на новом уровне. Ее сердцевиной должен стать церковный приход, в рамках которого соберутся и «князья», и «крестьяне», и каждый своим служением станет участвовать в государственном строительстве. К сожалению, столыпинская реформа не учитывала духовную составляющую, а русский народ никогда не сможет без нее обойтись.

И вот, когда в своей губернии фон дер Лауниц сделал уже всё, что мог, государь предложил ему место петербургского градоначальника. Естественно, первое движение у Владимира Федоровича было отказаться: он не был карьерным человеком. Но государь сказал ему: «Воля ваша, но это моя личная просьба». После таких слов отказываться было невозможно. И он уехал в Петербург, где попал в совершенно враждебную среду чиновников. Это была «сплоченная организация», которая прикрывала друг друга, при этом им был абсолютно не важен результат их деятельности. Кроме того, после революции были даны всяческие свободы: слова, выборов, совести, печати — полный разгул демократии, который мы видим и сегодня, — игорные клубы. И единственное, что он смог успеть, — это навести в столице относительный порядок. В каком смысле? Человек совершил преступление — за это преступление он должен был держать ответ. Фон дер Лауниц боролся, насколько мог (учитывая то, что по закону было нельзя закрывать игорные заведения), за общественную нравственность. Ну и, естественно, он столкнулся со страшными интригами, и многие источники косвенно, но определенно свидетельствуют о том, что его убийство не было заговором революционной шайки: у убийцы были иные покровители. Смотрите: полицейская охрана была снята как раз тогда, когда фон дер Лауниц приехал и ее должны были, наоборот, усилить; попал в руки преступников номерной пригласительный билет и т. д. Накануне гибели он вел разговор с некоторыми из своих подчиненных о том, что приготовлено всё необходимое для проведения важных арестов, которые, как он считал, должны были сотрясти всю Россию. Он вышел на тех людей, которые были ключевыми фигурами в разрушительном процессе и одной рукой поддерживали большевистское движение, другой — анархистов, третьей — другие партии, финансировали всех понемножку, чтобы русский пожар разгорелся.

Убийство произошло на освящении храма при Первом медицинском экспериментальном институте Петербурга (это клиника кожных болезней в честь мученицы Александры). Утром перед тем, как он должен был ехать на освящение лечебницы, в его кабинете раздался телефонный звонок, и неизвестный голос произнес в трубку: «Вы проиграли». Когда покушение свершилось и в его кабинет прибыла служебная комиссия, чтобы опечатать бумаги, — сейф был взломан, документы исчезли.

О своем деде и жизни семьи после его убийства рассказывает Светлана Герасимовна Бюга (Франция):

— Дедушку убили, бабушка умерла в тюрьме. Нашу семью выставили с барабанным боем из Рогозянки — имения мамы (не свои крестьяне, а пришедшие из соседнего села). Поэтому я родилась уже в Харькове. В советское время убили папу, офицера русской армии, за убеждения и отказ «сотрудничать». Нас осталось пятеро детей. Мы голодали, и, чтобы мы не думали о еде, наша старшая сестра Елена, которая была умница, заставляла нас петь. Мы собирали мерзлую картошку в полях и так немножко протянули. А мама, «блакитна кров», урожденная княжна Трубецкая, находилась в тюрьме. Когда ее вели на расстрел, рядом с ней оказался советский военный. Он воскликнул: «Барыня, что вы тут делаете?» А мама на гражданке открыла лазарет и школу, так он ее узнал и спас. Мама вернулась без зубов, в 42 года, седая и с палкой. Это первое, что я помню о маме. Шел 1941 год. Старших девочек Елену и Наталью схватили немцы и собирались направить на работы в Германию. Видевшие это соседи рассказали маме. И мама, владевшая всеми европейскими языками, пошла к ним: «Забирайте и меня с моими детьми». Мы поехали все вместе. Тогда мне исполнилось 8 лет. Единственное, что мама взяла с собой, это была корзина с фотографиями и иконами. Нас эшелонами перевозили в Польшу, из Польши — в Германию. И тут оказалось, что один русский офицер, американский подданный, направляется во Францию. Мама взяла икону Божией Матери и благословила меня ею со словами: «Хоть одну спасу». И отправила меня с ним. Так я приехала во Францию 11 ноября 1945 года в 11 часов вечера. Я ничего не знала, кроме телефона тети, которая эмигрировала с Белой армией в 1922 году. Тетя меня очень хорошо приняла. Они жили на широкую ногу, в 17-м округе Парижа, имела на мамину шкатулку с драгоценностями два магазина. Во Францию на тот момент перебралось большинство наших родственников: Осоргины, Трубецкие, Самарины. И меня возили на показ как «дочь Мими» — маму звали Эмилия. Через шесть месяцев таким же способом с французской «Assistance sociale» мама прислала Александру, благословив ее иконой Спасителя. А после смогла перебраться и сама с дочерью Натальей. Елену мы потеряли. Во Франции нам было трудно, мы жили у тети, после в 13-м округе в квартире, где было минус 5; мама спала на постели, мы на полу.

— Мама сетовала на такую страшную жизнь?

— Никогда. Представляете, что она пережила! Она никогда нам не говорила против Советов. У нас нет никакой ненависти. Наоборот, у нас есть любовь к России, несмотря на голод, на холод, на всё.

— Как мама смотрела на исторические перипетии в России?

— Вы знаете, мама никогда о политике с нами не говорила. Мама нам рассказывала Евангелие. Когда мои сестры вышли замуж, мы еще 13 лет жили с мамой. Это была моя мама, мой друг, мое всё. Она скончалась 2 мая 1966 года, в Шамбери, где я преподавала. Оттуда мы с дядей перевезли ее в Сен-Женевьев-дю-Буа, и там в часовенке владыка Мефодий (Кульман) ее отпевал. Она была очень сильная и верующая. Вообще все Лауницы очень основательные и волевые. И главное для них — вера. Первое — это молитва и крест, всё начиналось всегда с них.

Я была в кабинете деда в Петербурге, представляете? Мы искали Экспериментальный институт, его храм и потеряли, было, всякую надежду. И вдруг я вижу купол, поднялась наверх. Выходит человек в белом халате: «Что вы тут делаете?» Я говорю: «Я ищу церковь». — «Вы не имеете права». Я говорю: «Я имею право. Здесь убили моего деда». Он смилостивился и впустил меня: «Да, это тут». Я лично подавала бумаги о канонизации, но мне сказали: «Ах, он был военный». Да мало ли военных святых было! Его на службе убили. И Столыпин должен был присутствовать на освящении клиники. Их обоих предупредили: будет покушение. Столыпин не приехал, а дедушка не мог не приехать, он же был губернатором! Младший сын Федор, ему было 7 лет, просил его: «Возьми меня с собой». Дед ответил: «Не могу, ты маленький, но я всегда буду на тебя смотреть».

Владимир Соколов-Лермонтов:

— В 1906 году В.Ф. фон дер Лауниц был убит, и отец Константин Богоявленский, как бы подводя итог его жизни, сказал: «Сияние мученического венца Владимира Федоровича фон дер Лауница и других страдальцев за веру, царя и Отечество далеко вглубь дальнейших веков русской истории будет сиять небесными лучами среди непроглядного мрака лжи, обмана, предательства и измены при служении Родине. Современники не могут во всей полноте оценить всего величия их мученических страданий, их подвига, недостаточно еще поймут все конечные плоды их трудов. Но история всё поймет и оценит. История возведет их на пьедестал спасителей Отечества, ценой крови запечатлевших свой патриотизм».

Совершенно поразительно то, что фон дер Лауниц не пошел в своей жизни ни на один компромисс. В России было много великих государственных деятелей. Но его личность привлекает именно своей честностью, неподкупностью, бескомпромиссностью и вместе с тем детской незамутненной верой. Однажды его вызвали в Думу, предъявив обвинение, что он в типографии петербургской газеты «Ведомости петербургского градоначальства» напечатал патриотическую книжечку, и он должен был дать объяснения, на каком основании использовал государственную типографию для частной патриотической организации — «Союз русского народа». И он дал. Закончив, он прямо на трибуне перекрестился и пошел. Его спросили: «Почему вы креститесь?» Он ответил: «Я крещусь, что, слава Тебе, Господи, в нашей деревне мужики не знают, чем вы тут занимаетесь!» Понимаете, вот эти чистота и непосредственность сочетались в нем с мудростью, предусмотрительностью, твердостью. Он был человек, бесконечно требовательный к себе. Но и от тех, кто был ему подчинен, он требовал исполнения долга. Он не терпел расхлябанности и самоуправства. Когда в Тамбовской губернии обнаружили поджигателей-агитаторов, он распорядился: «Действовать решительно, не останавливаться перед применением оружия во избежание большой крови», — ведь речь шла о народе. То есть если он имел дело с врагами Отечества и понимал, что они ведут подрывную деятельность, он с ними не церемонился. А с другой стороны, он милостиво заботился о солдатах, которые терпели тяготы военной жизни.

В.Ф. фон дер Лауниц — это образ настоящего русского патриота, не «современного интеллигента», медитирующего на тему, что морально, а что не морально. Он действовал, как человек долга, совести, чести и — самое главное — чистой, искренней христианской веры. Он чувствовал Россию через Православие. Саровские торжества показали, как надуманны слова о том, что народ хочет свергнуть мракобесное иго царского самодержавия и Церкви. Вся Россия пришла к Серафиму Саровскому. А в эти же дни в Лондоне проходил II съезд РСДРП, на котором (и это символично!) формировалась большевистская партия.

Для В.Ф. фон дер Лауница Православие — это основа русской жизни. Без него ни сытость, ни благополучие не обеспечат России благоденствия. Как царь Соломон говорил: «Когда дурак досыта ест хлеб, от этого трясется земля». Звучит немножко грубо, но сказано точно. И второе: он ценил общественное устройство Российского государства, его традиционность, монархию. Нельзя, говоря об этой области, как и о духовной, утверждать, что что-то устарело. Истина не может устареть.

— Как вы думаете, если бы В.Ф. фон дер Лауниц оказался в нашем государстве в наши дни, какой бы он придерживался позиции?

— Трудно представить его в нашем контексте, потому что слишком несоизмеримы личностные масштабы. Но если взять основы того, чему он учил, то они могут быть восприняты и сегодня. Ведь это был прекрасный семьянин, настоящий друг, боевой товарищ. Вот случай из его военной биографии: шла Русско-турецкая война, на его глазах погибал товарищ, и, умирая, он поведал о долгах, которые оставляет своей семье. Фон дер Лауниц его успокоил: «Я выплачу все твои долги». И он работал, хотя ему было страшно тяжело; он на несколько лет остался в Болгарии, чтобы выплатить долг товарища. И только когда он полностью расплатился, поехал домой. То есть, понимаете, его опыт применим и в частной, и в государственной, и в общественной, да и в духовной жизни.

Сегодня порой мы видим верующих людей, замечательных, но, к сожалению, лишенных административных способностей. Они не могут совместить свою веру с тем, что нужно руководить. И возникает представление, что верующие — это такая манная каша. А скрывается за этим элементарная безответственность. С другой стороны, у нас есть администраторы, которые могут руководить горлом. Но, к сожалению, результаты не очень впечатляют, потому что силой и хамством мало что можно созидать. А как это все совместить? Как быть и настоящим христианином, и настоящим сыном своего Отечества, и настоящим руководителем, и воином, и семьянином, и государственным деятелем? Вот этот пример В.Ф. фон дер Лауница, я думаю, сегодня очень востребован.

«Единственное средство для борьбы с кровавой вакханалией — это непреклонная стойкость тех, кто служит Родине. Убьют меня — на мое место явится другой, которому я желаю одного: обладать чувством непоколебимого долга», — писал он. И то, что в истории России были такие люди, — это залог, что в будущем наша страна обязательно встанет. У нас огромный потенциал — исторический и духовный.