Лев Тихомиров

К 90-летию со дня кончины

Л. А. Тихомиров

16 октября 2013 года исполнилось 90 лет со дня смерти Льва Александровича Тихомирова (1852−1923). При жизни же его сопровождал ярлык «ренегата», а ренегатов никто не любит. Не любят даже, те, кто пользуется их услугами. При этом мало кто пытается всерьез разобраться в том, что толкнуло человека на радикальную смену взглядов и переход из одного лагеря в другой. Проще заподозрить его в корысти, или же, как это сделала в отношении героя моей статьи Вера Фигнер, в «психической болезни». Действительно, было от чего прийти в недоумение. Тихомиров принадлежал к людям, которые имели колоссальный авторитет в «Народной Воле» и являлся не только свидетелем, но и участником многих исторических событий (самое яркое и трагическое — «террористическая охота» за Александром II, завершившаяся убийством императора). И вот — разрыв с прошлым, покаяние и. весьма неплохая карьера уже в роли идеолога «монархической государственности». Историк С.М. Сергеев пишет по этому поводу: «Это все равно, как если бы под псевдонимом Жозеф де Местр скрывался Робеспьер или В.И. Ульянов-Ленин в 1905 г. вместе с Доктором Дубровиным сделался автором программы Союза русского народа». В публикации от 23 октября 1911 года в «Голосе Москвы» намекали на закулисные связи Тихомирова с революционерами, якобы революционеры с каким-то особым почтением относятся к старому «льву» подполья и здесь чувствуется какая-то клятвенная связь между ними.

Вызвав массу статей при жизни, Лев Тихомиров оказался после смерти, последовавшей в 1923 году, не самым востребованным персонажем. Поначалу, в первые годы советской власти, жизнь и деяния террористов-народовольцев пропагандировались в литературе (научной и мемуарной), но в начале 1930-х годов ситуация резко изменилась. После убийства С.М. Кирова возобладала сталинская точка зрения, что «если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов». Это было воспринято как сигнал к запрету не только народовольческой, но и вообще народнической проблематики. Впоследствии советские историки (М.Г. Седов, Н.А. Троицкий, Ю.Б. Соловьев и др.) упоминали о Тихомирове в книгах, посвященных народовольческому движению и кризису самодержавия, но первым исследователем, специально обратившимся к анализу жизни и взглядов Тихомирова, был В.Н. Костылев, выбравший эту тему еще в середине 70-х годов. В 1980 г. увидела свет его статья, являвшаяся фрагментом кандидатской диссертации, которая была защищена в 1987 г. К сожалению, Костылев рано ушел из жизни. Посмертно в журнале «Вопросы истории» вышел его очерк о Тихомирове, подготовленный В.И. Харламовым по рукописям покойного.

***

Лев Тихомиров происходил из семьи военного врача Александра Александровича Тихомирова и Христины Николаевны (урожденной Каратаевой) и был третьим сыном в семье. Родословная отца уходила своими корнями в Тульскую губернию. Практически все предки Александра Александровича принадлежали к лицам духовного звания. Получив воспитание в духовной семинарии, Александр Александрович прервал сложившуюся традицию и поступил в Московскую медико-хирургическую академию которую закончил с золотой медалью, затем служил в военных госпиталях, и после перевода в Геленджик женился на вдове своего товарища С.И. Соколова.

Лев Александрович родился 19 (31) января 1852 г. в Геленджике и унаследовал имя второго сына Тихомировых, родившегося до него и скончавшегося в младенчестве. Не обошлось и без мистики. По семейным преданиям что перед его рождением мать увидела во сне святителя Митрофана, благословлявшего ее и хотела назвать сына в его честь. Однако, первый сын — Владимир (1848 г. р.) обрадовался появившемуся на свет брату и настоял на имени Лев. В дальнейшем Лев Александрович носил на своей груди образок Святого Митрофана и был убежден, что этот знак играет особую роль в его жизни. В октябре 1853 родилась сестра Мария, последний ребенок в семье. Семья была дружной и доброй. «И отец, и мать, — подчеркивал Тихомиров, — относились к книгам с преувеличенным доверием и полагали, что никакая книга не повредит, что хорошее останется, а дурное само отскочит». Лев Александрович отмечал: «Вообще, отец был большим идеалистом в отношении своих обязанностей и смотрел так, что он должен оказывать помощь каждому больному. В результате его все любили и уважали, а денег не давали».

В 1864 г. Лев поступил в Александровскую гимназию в Керчи, оторвавшись от семьи. Поначалу он робел: «Обстановка чужая меня пугала и подавляла. Когда мама первый раз привела меня в гимназию, шумная толпа учеников. меня ошеломила». Но потом освоился и даже увлекся революционными идеями: «Что мир развивается революциями — это было в эпоху моего воспитания аксиомой (здесь и далее курсив Л.А. Тихомирова — А.Р.), это был закон. Нравится он кому-нибудь или нет, она придет в Россию, уже хотя бы по одному тому, что ее еще не было; очевидно, что она должна прийти скоро. революция считалась неизбежной даже теми, кто вовсе ее не хотел». Гимназист Тихомиров с увлечением читает «Русское слово», а его любимым писателем становится Д.И. Писарев.

Окончив гимназию с золотой медалью, Тихомиров едет в Москву и в августе 1870 г. поступает на юридический факультет Московского университета, откуда перевелся на медицинский. Такой перевод он объяснял просто: «ходили слухи, что поступающих на медицинский факультет экзаменуют строго по-латыни. Поэтому я подал прошение о поступлении на юридический факультет, с тем, чтобы немедленно по поступлении перейти на медицинский». В годы учебы он стал одним из активных участников народнического движения и осенью 1871 вошел в кружок «чайковцев».

В 1873 Тихомиров в связи с необходимостью активизации революционной деятельности побывал в Петербурге и уже в начале сентября переехал в столицу Империи, где был радостно встречен «чайковцами». В ноябре того же года он был арестован. При обыске, первоначально не предвещавшем ничего опасного, нашли «по разным закоулкам» некоторые компрометирующие материалы. Более 4-х лет Тихомиров провел в Петропавловской крепости и Доме предварительного заключения (ДПЗ). Одиночное заключение доводило Тихомирова почти до безумия. В октябре 1877 г. Тихомиров проходил по «процессу 193-х» народников-пропагандистов. В знак протеста против фактически закрытого характера суда о своем отказе участвовать в этом фарсе заявили 120 человек, получивших название «протестанты». Среди них оказался и Лев Александрович. В итоге, 90 обвиняемых были оправданы, «28 человек были приговорены к каторге на срок от 3,5 до 10 лет и 39 — к ссылке. 24 „протестанта“, рискуя еще больше ухудшить свою участь 25 мая 1878 г. перед отправкой на каторгу и в ссылку обратились к „товарищам по убеждениям“, остававшимся на воле, с революционным завещанием..». Годы тюрьмы компенсировали Тихомирову срок наказания, и он был освобожден в начале 1878 г. Однако, такое наказание казалось ему чрезмерным — он, «мальчик, полный жизни», пострадал «за вздор, за дурацкую брошюру».

Вышедший на свободу Тихомиров был отдан под административный надзор полиции с определением обязательного места проживания: «При моей молодости и жажде широк[ого] наблюдения — вспоминал он впоследствии — эта мера поразила меня, как громовый удар. Мне казалось, что я снова попадаю в нечто вроде недавно оставленной тюрьмы, и я немедленно бежал, без денег, без планов, даже не зная, кого из революционных друзей сумею разыскать. С этого момента начинается моя нелегальная жизнь». После разгрома партии, в 1882 г. Тихомиров уехал за границу, направив перед этим Александру III открытое письмо Исполнительного комитета «Народной воли». За границу выехала и Екатерина Дмитриевна. Обосновавшись в Париже, Тихомиров продолжал заниматься революционной деятельностью и вместе с П.Л. Лавровым редактировал «Вестник Народной воли» (1883−1886 гг.). В эмиграции во взглядах Тихомирова начинает происходить серьезный перелом, уже подготовленный предшествующими размышлениями и сомнениями. Тяжкие думы усугублялись постоянным безденежьем, порождающим ссоры между супругами. Немало нервов испортил Тихомирову заведующий русской полицейской агентурой в Париже П.И. Рачковский. Наступивший 1886 год не принес облегчения. 8 марта, после очередных провалов в России, он запишет в своем дневнике: «Я окончательно убедился, что революционная Россия в смысле серьезной сознательной силы не существует… Народ страшно измельчал, они способны только рабски повторять примеры былых героев, но совершенно не способны понять измельчившихся (так в тексте — А.Р.) условий и выдумать что-нибудь свое».

Ко всем несчастьям прибавилась болезнь сына и 29 апреля Тихомиров записывает: Вот уже две недели, как возимся с Сашей. Болен, по-видимому, менингит. Мушки, компрессы, бессонные ночи, крики, раздирающие душу. Я дошел до последней степени измученности. Я было совсем отчаялся и был уже уверен, что мой бедняжка помрет. Мочи нет. Всю душу вымотало". Так происходило его внутреннее перерождение. Предпосылки к этому уже имелись: Строго говоря, я не был вполне безбожником никогда, — вспоминал Тихомиров. — Один раз во всю жизнь я написал: «Мы не верим больше в руку Божью», и эта фраза меня смущала и вспоминалась мне, как ложь и как нечто нехорошее". Он анализировал пройденный путь, и предварительные итоги были весьма печальными: «Передо мною все чаще является предчувствие или, правильнее, ощущение конца. Вот, вот конец жизни… Я уже почти не имею времени что-нибудь создать: мне уже — страшно сказать — тридцать шесть лет, и я, видимо, дряхлею. Ужасно! Еще немного, — и конец, и ничего не сделано, и перед тобой нирвана. И сгинуть в бессмысленном изгнании, когда чувствуешь себя так глубоко русским, когда ценишь Россию даже в ее слабостях, когда видишь, что ее слабости вовсе не унизительны, а сила так величественна. Это ужасно, это возмутительно!».

В 1888 г. в Париже небольшим тиражом вышла брошюра Тихомирова «Почему я перестал быть революционером», которая окончательно подвела черту под его революционным прошлым. 12 сентября 1888 г. Тихомиров подал Александру III прошение с просьбой о помиловании. Он писал о нелегком пути от революционного радикализма к монархизму, о том, что своими глазами увидел «как невероятно трудно восстановить или воссоздать государственную власть, однажды потрясенную и попавшую в руки честолюбцев. Развращающее влияние политиканства, разжигающего инстинкты, само бросалось в глаза». Он писал о своем раскаянии, просил государя «отпустить мои бесчисленные вины и позволить мне возвратиться в отечество». Экземпляр брошюры был направлен товарищу министра внутренних дел В.К. Плеве, вместе с прошением о возвращении в Россию. Тихомиров в брошюре «Почему я перестал быть революционером» писал о безнравственности революционного пути, противопоставляя ему путь эволюционный. Брошюра вызвала полемику не только в среде эмигрантов, но и в самой России. В декабре Тихомиров получил положительный ответ в российском посольстве, он амнистирован, и может вернуться на родину, но должен в течение пяти лет состоять под гласным надзором.

От старой жизни он отошел, но какова будет новая, еще не знал. В этот период у него появляется надежный и влиятельный советчик в лице Ольги Алексеевны Новиковой Родившаяся в семье известных славянофилов Киреевых, она была незаурядной женщиной, сотрудничала в «Московских ведомостях» и «Русском обозрении», жила в Англии и, выражаясь современным языком, способствовала формированию позитивного образа России в английской печати. Помимо дружеского интереса, Тихомиров стремился, пользуясь ее связями в высших кругах, убедить власти в искренности своего раскаяния и заинтересовать их возможностью сотрудничества. Немаловажно и то, что она помогала Тихомирову деньгами. Можно только гадать, было ли общение Новиковой с Тихомировым только дружеским, или же умная Ольга Алексеевна еще и выполняла чье-то задание по «прощупыванию» настроения раскаявшегося революционера. Так, или иначе, но Тихомиров был с ней откровенен. Его письма к Новиковой за 1888−1889 гг. показывают нам человека, который стремился, во что бы то ни стало отвергнуть любые подозрения в неискренности его выбора «Это преувеличенное недоверие меня огорчает вдвойне. Ведь в сущности это недоверие ко мне заключает огромную долю недоверия к себе. И вот это меня просто оскорбляет. Как! Неужели люди русской Истории, русского Царя, — не могут себе представить, что их дело, их идеи могут кого-нибудь искренне привлечь? Неужели они так уверены, что искренне, по совести, и без расчетов можно делаться только революционером?». 24 октября 1888 г. он жаловался Новиковой: «Вокруг меня так много злости, так много даже простой мерзости относительно меня, но сочувствием меня не балуют. Очень желал бы познакомиться с Вами». И далее продолжал: «Видеть Вас очень бы желал. В конце-концов людям русским, людям устроения следовало бы также сплачиваться, как сплачиваются люди расстройства. Говорю конечно о сплочении в нравственном смысле». Здесь же он говорит о своих бывших соратниках: «Я ведь и сам не буду молчать, и сделаю все в пределах, так сказать, материальной возможности, для противодействия нашим революционным идеям. „Прежние друзья“ знают это очень хорошо. Потому-то они и не спорят со мной, а избрали тактику — образовать вокруг меня пустое пространство, в котором пропадает именно материальная возможность действия. Никто, не сочувствует, Ольга Алексеевна, повторю, что меня и без этого съедят настолько, насколько хватит зубов. Но знаете ли Вы то, что пишут обо мне эти господа? Это не безынтересно. Я уже вызвал целую литературу, и — знаете ли — честное слово — никогда в жизни я не воображал, что бы мои прежние товарищи были так глубоко нечестны. Уверяю Вас — я никогда не был таким, когда был с ними». Странно, но «посеяв ветер», Лев Александрович, вероятно, искренне не ждал, что ему придется «пожать бурю» в виде негодующих откликов на его действия. В письме от 26 октября 1888 года, отвечал на фразу Новиковой по поводу того, что она «аксаковка». Он писал: «У меня давно явилось убеждение в безусловной справедливости некоторых основ славянофильства. Точно также, напр[имер], Катков меня поражал своими глубокими суждениями, еще когда я был революционером. я без сомнения близок к славянофильству, но все-таки не могу себя зачислить совершенно ни в какое отделение, есть вещи, на которые Аксаков не обращал внимания (тем более Хомяков), и которые очень важны..».

20 января 1889 г. Тихомиров прибыл в Санкт-Петербург и отправился в Петропавловский собор, чтобы поклониться праху Александра II, убитому его товарищами-народовольцами. Пробыв около месяца в Петербурге, Тихомиров был вынужден обосноваться под надзором в Новороссийске, хотя П.Н. Дурново и обнадежил его обещанием освободить в перспективе от гласного надзора полиции. В свой последний день пребывания в столице, отбывая из Петербурга, Тихомиров в письме к Новиковой от 9 февраля 1889 года просто рассыпается в благодарностях МВД: «Надеюсь, что поведение мое, во время этого надзора, докажет Министерству, что я — не только вообще человек благонамеренный, но и в частностях своего отношения к современным задачам и деятельности Правительства составляю элемент безвредный или до известной степени — конечно в пределах своих сил — полезный». 25 февраля 1889 г., прибыв на место своей ссылки, Тихомиров пишет письмо Новиковой, в котором досадует, что местный жандармский полковник отсоветовал ему читать революционные издания, сказав, что для написания статей можно работать с отрывками из этих книг у самого полковника. При этом эти отрывки уже будут специально готовиться для Тихомирова. 6 марта 1889 г. он пишет о том, что получил книги, которые проверили жандармы на предмет их благонадежности: «Наши жандармск<> офицеры, между прочим, народ весьма любезный, насколько об этом можно судить по получасовому разговору».

В 1890 г. по высочайшему повелению с Тихомирова был снят полицейский надзор и дано разрешение на «повсеместное в империи жительство». Его заботой становятся поиски стабильного заработка: «Мне нужно служить.. Да не будь я — я, не компрометируй меня служба в полиции — я бы м<> <> предпочел полицию многим пунктам наблюдения. Но мне это не годится» — писал он Новиковой в феврале 1890 г. Претерпев материальные лишения он, наконец, смог осенью 1890 г. обосноваться в Москве. Лев Александрович становится штатным сотрудником «Московских ведомостей». Со временем он становится одним из ведущих публицистов монархического лагеря, а с 1909 по 1913 гг. возглавляет «Московские ведомости», активно публикуется в журнале «Русское обозрение» и других консервативных органах печати.

Наиболее фундаментальной работой написанной Тихомировым-монархистом стало исследование «Монархическая государственность», которое выходило летом-осенью 1905 г. Несколько экземпляров книги были «именными» и один был передан Николаю II. В феврале 1906 г. в знак признания важности этого труда Тихомиров по Высочайшему повелению был удостоен серебряной чернильницы «Empire» с изображением государственного герба выполненной фирмой Фаберже. Получив подарок, Лев Александрович отметил с присущей ему рачительностью в дневнике: «Получена мною чернильница. Ничего себе. Пожалуй, рублей 50 может стоить». На широкий успех книги Тихомиров особенно не надеялся. «Обидно, что моя „Монархическая государственность“ не читается. Время придет, конечно, но тогда пожалуй нужно будет строить монархию заново, а это трудно» — писал он 18 августа 1906 г. А.С. Суворину.

Надежды Тихомирова на перемены были связаны с фигурой и деятельностью П.А. Столыпина. В октябре 1907 он переехал с семьей в Петербург и 24 октября был принят Столыпиным, показавшим Тихомирову бумаги «по профессиональной организации рабочих». 10 февраля 1908 Столыпин принял Тихомирова, сказав о намерении назначить его членом главного управления по делам печати: «Я буду, по крайней мере, спокоен, что не испортил вашей жизни». Продвигая своего протеже, Столыпин посылает верноподданейший доклад о даровании Тихомирову чина статского советника. В январе 1909 г. Тихомиров приходит к служившему в Департаменте общих дел МВД С.Н. Палеологу с просьбой помочь получить чин действительного статского и приносит записку от Столыпина со словами: «Я хотел бы исполнить просьбу Л.А. Тихомирова; подумайте, как это сделать?» Палеолог вспоминал: «Тихомиров, вихрастый интеллигент учительско-статистического типа, небольшого роста, с рыжеватой с проседью общипанной бороденкой, менее всего подходил к тому, чтобы облечься в белые панталоны с золотыми галунами и форменное пальто на красной подкладке. Но, когда я затронул эту тему, он весь преобразился, лицо его расплылось в детскую улыбку, и он долго сердечно жал мне руку. Видимо я попал в самое сокровенное место его тайных вожделений». Тихомиров никогда не состоял на государственной службе и, опасаясь осложнений, Столыпин поручил ему побывать у главноуправляющего Собственной Е.И.В. Канцелярией А.С. Танеева, чтобы заручиться согласием на представление императору предложенного доклада. Танеев отнесся к этому «довольно кисло», заявив: «Не люблю я ренегатов, но, если ваш министр считает его достойным, то я не встречаю препятствий к представлению доклада Государю. Передайте все же Петру Аркадьевичу, что, в случае воспоследования Высочайшего согласия, необходимо представлять Тихомирова в каждый чин отдельно. В действительные статские я его так легко не пропущу». Далее Палеолог вспоминал, что хотя «всеподданейший доклад удостоился Высочайшего соизволения, но бедному Тихомирову. пришлось ждать много месяцев, пока мы последовательно представляли, а Танеев производил его в восемь чинов, начиная от коллежского регистратора… На Пасху 1912 года состоялось, наконец, его производство, но пока только в статские советники. Взволнованный и все же радостный, он зашел ко мне в парадном мундире с треуголкой и торжественно положил на стол 4 тома „Монархической государственности“ в роскошных переплетах». Попасть в действительные статские советники Тихомирову так и не удалось.

Благодаря Столыпину, Тихомиров смог обрести то, к чему стремился — материальное благополучие, чин, хорошее место и даже относительную публицистическую независимость. Но уже осенью 1911 года, после убийства Столыпина, началась настоящая травля Тихомирова. На него набросились правые издания «Гражданин». «Русское знамя» и др. «Истинно-русские» не могли простить ему тех лит, когда он был в фаворе и теперь, когда Столыпин был в могиле, с наслаждением пинали Льва Александровича. У «Московских ведомостей» возникли и серьезные финансовые проблемы. Тихомиров, оставляет пост редактора и, отойдя от публицистической деятельности, переезжает в Сергиев Посад, где живет с семьей в купленном им доме. В 1913 г. он начинает вести работу над вторым по значению, после «Монархической государственности», трудом своей жизни, получившим в итоге название «Религиозно-философские основы истории».

Первая мировая война и революция окончательно разорили бывшего редактора «Московских ведомостей», поставив семью на грань выживания. Падение самодержавия Тихомиров, пребывавший в Москве, на съемной квартире, воспринял спокойно, поспешив телеграфировать в Посад жене и дочери. Выяснилось, что обе «в полном восторге», а супруга «кричит по телефону» — «Поздравляю с переворотом». Надежды на лучшее, которые Тихомиров связывал с фигурой А.Ф. Керенского, сменились разочарованием. 16 октября 1917 г. он делает последнюю запись, связанную с недолгим пребыванием дома сына Николая, прибывшего на побывку из Петрограда. На этом Дневник Тихомирова обрывается. Записи Тихомирова, относящиеся к периоду Октябрьской революции, в ГА РФ отсутствуют и трудно судить, как он оценил свершившиеся события. Анализ работ Тихомирова, посвященных эсхатологии, показывает, что в грядущем он видел только новые испытания: «мир подходит к последнему своему периоду среди страшного революционного переворота, который, очевидно, изменяет самые основы государственной власти».

В 1922 году Тихомиров, отметивший в январе 70 лет, зарегистрировался в Комиссии по улучшению быта ученых. Интересен заполненный им в мае 1922 года опросный лист, хранящийся в ГА РФ. Работы откровенно монархического содержания в список научных трудов предусмотрительно не попали. Под заполненной анкетой стоит дата — 1 мая 1922 г., а рядом зачеркнута другая дата — 28 апреля. В ответном письме, от 4 июля 1922 г. секретаря московского отделения комиссии Тихомирову сообщалось, что он зарегистрирован по 3-й категории — история литературы, языковедение, библиотековедение (всего было 5 категорий, из которых высшей считалась пятая). Ему выделялась определенная денежная сумма (3 миллиона 250 тысяч рублей), и паек. По словам общавшегося с Тихомировым С.А. Волкова, тот «заканчивал свое жизненное странствование», в бедности, работая «делопроизводителем школы имени М. Горького (бывшей Сергиево-Посадской мужской гимназии)».

В 2011 году О.А. Милевским и А.В. Репниковым в московском издательстве «Academia» была выпущена монография «Две жизни Льва Тихомирова», в которой сделана попытка совокупного анализа всего жизненного пути и взглядов Льва Александровича, освещены различные этапы его судьбы.