Планку надо подымать выше

Епископ Пахомий о подготовке ко Святому Причащению и духовном расслаблении

11 сентября 2013 года Межсоборное присутствие Русской Православной Церкви вынесло на всеобщее обсуждение Проект документа «О подготовке ко Святому Причащению». Корреспондент портала Православие.Ru попросил епископа Покровского и Николаевского Пахомия прокомментировать этот проект и поделиться своими мыслями по сопутствующим вопросам приходской жизни.

— Владыка, прежде чем мы поговорим о Проекте документа «О подготовке ко Святому Причащению», позвольте спросить вас о дискуссии, ему предшествовавшей и после его публикации разгоревшейся вновь: в московских СМИ активно высказывается мнение о необходимости разделения исповеди и причастия. Что вы думаете об этом?

- Если посмотреть на причастие и исповедь с точки зрения литургической практики, с точки зрения Церкви, православной традиции, то, конечно, это два совершенно друг от друга не зависящих таинства. В то же время, благодаря сложившейся у нас практике, у многих складывается впечатление, что они связаны неразрывно: раз ты исповедуешься, то обязательно надо причащаться, и наоборот — категорически нельзя причащаться без исповеди. Так что возникновение такой дискуссии вполне закономерно.

Но с другой стороны, эта практика сложилась в нашей Церкви за последние столетия тоже ведь не случайно — и в первую очередь, на мой взгляд, она связана с общим упадком, охлаждением духовного рвения, горения. И в советское время, и сегодня огромная часть пополняющих Церковь — это люди, приходящие со стороны. Ничего не знающие, не умеющие, часто даже не представляющие, что такое таинство исповеди, что такое причастие. И вот для того, чтобы они имели возможность разобраться, мы можем, соединив два таинства, не допустить, по крайней мере, самых нелепых случаев.

Я думаю, что каждый приходской священник — особенно если это глубинка, а не центральный московский приход, где церковная жизнь даже в советское время была достаточно хорошо развита, — может привести массу примеров, когда к Чаше подходят люди словно из другого мира: они совершенно не понимают, зачем и куда они пришли. Подходят порой с такими ощущениями и мыслями, которые недопустимы для совершения этого таинства, для вкушения Тела и Крови Христовых. Опытный пастырь даже по внешнему виду может это заметить. И приходится спрашивать: а исповедовались ли вы, первый ли раз причащаетесь, что вас сподвигло это сделать?

Так что соединение этих таинств появилось неслучайно, и сегодня было бы неправильно взять и указом их разделить. Это приведет, мне кажется, к достаточно тяжелым последствиям, когда люди вообще могут забыть, что такое исповедь.

Но с другой стороны, есть люди, которые ходят в храм довольно часто, часто причащаются, исповедуются. И порой священники благословляют их причащаться без исповеди (например, на Пасху, если человек ходил в храм всю Страстную неделю, причащался). Так что такая практика тоже есть.

— А что вы можете сказать о Проекте документа?

- То, что он появился, — очень правильно и своевременно. И он мне очень понравился. Проект написан в достаточно мягкой форме, дан прекрасный исторический обзор — насколько это вообще возможно в таком коротком документе. Все основные моменты — говение, исповедь, причастие, например в Светлую седмицу, Евхаристический пост — в нем отражены, но не в категоричных формах. Он и не фиксирует, и не запрещает ни одну из традиций, но дает каждому возможность задуматься о том, что церковная жизнь достаточно многогранна и многообразна и у каждого человека есть своя духовная мера.

Как Господь говорит в Евангелии, «кто может вместить, да вместит» (Мф. 19: 12): один человек способен жить напряженной внутренней жизнью, регулярно ходить в храм, постоянно испытывать свою совесть — как святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит: чтобы ум всё время плавал в Евангелии, в учении Христа. А другой по своему внутреннему устроению таков, что для него, может быть, подвигом является раз в полгода причаститься.

И конечно, для этих двух людей должна быть разная форма и подготовки, и говения. Для первого, если он причащается раз в неделю или два-три (а такие случаи тоже есть), наверное, не обязательно так часто исповедоваться. А для того, кто это делает редко, — обязательно и необходимо. Иначе он может просто окаменеть сердцем.

Но главное — и в документе об этом тоже говорится, — что и в первом, и во втором случае человек должен руководствоваться всё-таки советом духовника, если он есть, или просто священника. Ведь проблема, из-за которой вообще возникают подобные споры в Церкви, — это отсутствие серьезных духовных авторитетов, на которые обращали бы внимание, к которым прибегали бы. Наше время действительно такое. Можно сказать: бездуховное.

— Владыка, тут в Фейсбуке случилось читать дискуссию. Некий мужчина — он представился просто по имени и фамилии, — писал, что мы из учебника по биологии за 7-й класс знаем, что младенец в чреве вскричать не может, что чем ближе к нашему времени, тем меньше в житиях таких «несообразных» чудес, что Благодатный огонь — вовсе не Благодатный. А некая женщина ему возражала. Оказалось, что мужчина — московский священник, пишущий статьи в СМИ, а женщина — уборщица в храме.

- Это типично русский случай. Мы — люди крайностей. У нас — либо старообрядчество и буквоедство или даже не знаю, как это назвать, либо — обновленчество. Если говорят, что не надо буквы закона во всем въедливо придерживаться, а следует по-христиански ко всему относиться, — значит, всё: уже и исповедь не нужна, и монашество — это какие-то придумки, и Благодатный огонь, естественно, тоже не Благодатный. У нас всё время какие-то крайности: либо красные, либо белые.

И в церковной жизни, к сожалению, это тоже имеет место. Да, есть такие священники, которые категорически не приемлют, скажем так, чудесную сторону христианской жизни, скептически относятся к монашеству, к уставному богослужению: дескать, это всё не так важно.

Конечно, дух на первом месте, но мы же все прекрасно понимаем, что Бог создал нас из души и тела, и для того, чтобы душа начала работать, надо тело сподвигнуть, заставить его потрудиться. Мы видим, что, если человек трудится над собой, у него и плоды какие-то стяжеваются. Тот же святитель Игнатий (Брянчанинов), прежде чем говорить о серьезном монашеском делании и идеалах, пишет, что надо сперва свое тело образовать, и помещает в начале своего «Приношения современному монашеству» главу о том, как послушник должен себя вести в монастыре. Начинать надо с понуждения своего ветхого человека, с тела. Потом, естественно, и душа начинает подстраиваться.

К чему я всё это говорю: если мы подобное мнение священника услышим, то надо понимать, что в Москве ведь огромное количество батюшек — и либерально настроенных, и консервативно, и каждый человек может по своему сердцу выбрать себе духовника. Другое дело — в глубинке, на приходе, где один священник и у человека нет выбора, — тогда нужно молиться Богу, потерпеть. Я думаю, ищущему человеку всё равно Господь пошлет и наставника, и единомышленного человека.

А потом — ведь сколько у нас сегодня духовной литературы, возможности общаться через интернет, сколько передач, видео-, аудиопродукции! За все времена христианства такого количества информации и возможностей не было. Так что ищущий человек всегда найдет для себя правильный ответ.

— Многие противники изложенных в Документе рекомендаций говорят, что, дескать, зачем заставлять мирян поститься перед причастием, когда сами священники не постятся.

- Начнем с того, что священники тоже когда-то были мирянами. И потом — если священник служит один на приходе и часто, а иногда и каждый день, совершает Литургию? Что же, он будет бесконечно поститься? Иногда же и ему надо что-то кушать.

Да, есть такая традиция — это нигде не прописано, это именно традиция, — что священник не совершает пост в полной мере, как мирянин, перед подготовкой к Литургии. Но есть благочестивые, по-монашески настроенные священники (даже и среди белого духовенства), которые соблюдают пост перед служением Литургии.

Мне кажется, что, когда подобные вопросы обсуждаются и делаются какие-то заявления, никогда не надо судить поспешно: «вот, священники в принципе не постятся». Это не совсем так. Я знаю много батюшек, которые стараются жить внимательной жизнью. Да и вообще — есть некоторая разница между клириком и мирянином, в том числе и в подготовке к богослужению.

И неужели так это трудно — попоститься три дня, если человек причащается не очень регулярно? В Документе об этом говорится: есть традиция поститься три дня, есть — один, на усмотрение духовника. Всё зависит от положения человека, от его духовного устроения, от его развития, от обстоятельств и т. д.

И нужно вот еще о чем сказать. Конечно, споры, идущие в Москве по поводу говения, причастия, исповеди, — это замечательно. Но надо понимать, что Москва и не Москва — это два разных мира. Может быть, это странно немножко прозвучит, но всё-таки церковная жизнь в Москве и крупных городах развита намного сильнее, чем в провинции. И нужно понимать, что если мы категорично примем то или иное решение по тому или иному вопросу, то в Москве оно будет воспринято одним образом, а в отдаленных районах — совершенно по-другому.

Я люблю монашество и поэтому всегда о нем говорю. Так вот, всё-таки в центральном регионе России, несмотря на все гонения и трудности, монашеская традиция сохранилась. Много хороших пастырей и было, и есть, и почивших, и ныне здравствующих, которые являются образцами для подражания.

А в регионах Сибири, Дальнего Востока, Поволжья ничего этого нет. И здесь людям намного сложнее. Поэтому не стоит принимать однозначных решений — отныне так и никак по-другому. Это кого-то оттолкнет, кого-то обидит, а кого-то и вовсе соблазнит. Нельзя всё решить одной бумагой. Ведь Бог требует от нас сердце. Говорит: «Сыне, даждь Мне сердце твое». А дела сердечные — это тонкая материя.

В Документе прописаны сложившиеся на сегодняшний день традиции. Они прямо друг другу не противоречат. Говорится, что нужно руководствоваться советом священника, прислушиваться к мнению Церкви. Безусловно, в него можно было бы внести дополнения. Например, о сплошных седмицах — пока в Проекте говорится о Светлой, а ведь еще есть Святки, Неделя о мытаре и фарисее, Троичная.

Но в целом это очень хороший документ — и что самое главное: он не является обязательным к исполнению, а носит рекомендательный характер — в этом, мне кажется, главная его ценность. Он не закрепляет одну из практик, а предлагает их на рассмотрение. Крайние формы в нем не прописаны — для того, чтобы человек держался среднего пути. Это же не юридический документ, это не закон, который будет приниматься всеобщим голосованием.

— А вот, например, молитвенное правило перед причастием. Мы привыкли, что обычно оно включает не только Последование, но еще и три канона, а в Проекте это немножко расплывчато прописано. Нужно ли более четко такие вещи формулировать?

- Думаю, что не стоит. Другое дело, что лучше всегда сделать немножко больше, чем меньше. Это и в работе так, и в молитвенном правиле. Разве плохо, если, готовясь к причастию, человек прочитает, например, три канона с акафистом, попостится три дня, почитает святых отцов, будет ходить на службы? Это ведь даст ему возможность внутренне укрепиться, развиться.

Не думаю, что кого-то это сильно оттолкнет: ведь опытный пастырь всегда увидит — мало ли, какие обстоятельства бывают, — что человек не в состоянии то или иное послушание выполнить, а раз так, можно правило и сократить. Всё, конечно, зависит от священника. Нам нужно растить добрых, сердечных пастырей, нам нужно воспитывать новое поколение священства. Вот это — главный вопрос. Никакими распоряжениями этого не исполнить. На это нужны годы.

— И последний вопрос. Сужу, конечно, по Москве: налицо — расслабление. Человек очень много работает, много времени проводит в пробках, и вот он утреннее правило слушает в машине, по дороге в офис — и хорошо, что хотя бы так. У него нет времени попасть на вечернее богослужение и так далее. А кончится это всё тем — я, наверное, тоже человек крайностей, — что люди будут на полчасика в храм забегать, причащаться и убегать. Как изменить этот настрой? Как сделать, чтобы люди, подходя к Чаше, имели страх Божий? Может ли Документ в этом помочь?

- Нет, я думаю, что Документ в таком серьезном деле вряд ли может помочь. Но он может создать некую атмосферу: например, архиерей, воспитывая духовенство, может сослаться на рекомендации Священного Синода. А это очень важно.

Что же касается того, о чем вы говорите, — это действительно факт. В городах есть такая тенденция. Поэтому мы, прежде чем решаться на какие-то изменения, должны посмотреть: а есть ли похожий опыт в других Церквах и к чему он привел? Обратиться к опыту Греческой Церкви, посмотреть на западных христиан — на католиков.

Ведь не секрет, что в 1960-е годы Римско-католическая церковь, понимая, что нужно привлекать прихожан, пошла, что называется, в народ, и так далеко в этот народ они углубились, что потеряли самих себя.

Если говорить о богослужении — утреня должна совершаться по Уставу утром, так она у греков и совершается. Оправданно? Да, с точки зрения литургики так и должно быть. А что вышло на практике? Понятно, что человек, обремененный работой и семьей, не может в пять или шесть утра прийти на богослужение, которое закончится через четыре часа, а потом отправиться на работу. И что же получилось в итоге? Утреня служится утром, только от нее. почти ничего не осталось. И утреня сокращена, и никто на нее всё равно не ходит, и она остается не знаема для большинства прихожан.

У нас в Церкви утреня служится вечером. С точки зрения Устава — какая-то ерунда. Один семинарист спросил меня в свое время: почему в Русской Церкви утреня служится вечером, а вечерня утром? Вроде бы даже комично. Но эта ситуация — опыт Церкви, сложившийся не за один год. Наверное, это тот самый важный и нужный компромисс, который был найден. И мы должны прислушаться к этому опыту.

А потом — сколько сегодня людей, которые, не войдя в традицию Церкви, не особо сильно воцерковясь и не потрудясь, говорят: это плохо, то тяжело, давайте поменяем, сократим — и будет лучше. Но простите — я, например, знаю огромное количество людей, которые, напротив, хотели бы обратного.

У меня был такой случай. Я уставщиком был в монастыре. Обычно думают, что людям тяжело стоять в храме, слушая кафизмы. И вот как-то зашел среди братии спор: а надо ли в городском монастыре читать две кафизмы? Может быть, сократить и читать по псалму на «Славе», как на обычном приходе? И как-то наши настроения дошли до прихожан. Какое же количество людей выразило с этим свое категорическое несогласие! Говорили: как же вы так можете? ведь для нас эти две кафизмы — величайшее утешение, мы стоим, молимся, мы Иисусову молитву читаем, Псалтирь слушаем. пожалуйста, не сокращайте! Для многих людей богослужение — это величайший дар. Просто они об этом не кричат на каждом углу.

Опять же, когда я был уставщиком, у нас Великим постом богослужение растянулось, и пришлось канон на повечерии сократить. А мы — и священники, и высокообразованные миряне, — к сожалению, почему-то считаем, что люди в большинстве своем не знают богослужения и не любят его. И вот, я помню, подходит женщина и с такой болью говорит: «Батюшка, ну как же вы убрали канон в четверг шестой седмицы, я специально пришла в храм, чтобы услышать его, для меня это так нужно, так важно!» Для многих людей это большое утешение. Пусть их меньше, чем людей расслабленных, но мы не должны о них забывать.

Мы должны планочку поднимать выше — может быть, мы и не дотянемся до нее, но, по крайней мере, будем стараться. И хоть что-то сделаем. Я всегда в таких случаях вспоминаю замечательный рассказ митрополита Вениамина (Федченкова) в книге «Божьи люди». Когда он отступал с Белой армией, в Крыму, приехал в монастырь где-то под Херсонесом. Вот идет богослужение, он молится на клиросе с братией, начинается чтение кафизм, и тут братия вся садится, а старенький игумен остается стоять. Владыка Вениамин его и спрашивает: «Отче, вы пожилой человек и опытный старец, скажите, почему вся братия села, а вы стоите?» А игумен в ответ: «Владыка! Если я сяду, они — лягут».

Нельзя теплохладно относиться к богослужению. Пастырь должен быть примером — в том числе и напряженной молитвенной жизни — и быть строгим к себе. Потому что расслабленный человек всё равно найдет лазейку. А тот, кто мог бы потерпеть и потрудиться, вполне вероятно, не увидев такого примера, не будет этого делать.