Русская линия
Православие и современность Иван Пырков05.07.2013 

Саратов Петра Зыбина

Имя Петра Митрофановича Зыбина, называемого в свое время в городе нашем не иначе как «академик-архитектор», нельзя отнести к числу забытых. Для краеведов, историков, зодчих оно и впрямь говорит о многом. Например, об особом, типично зыбинском архитектурном стиле, сочетающем классическую завершенность и свойственную модерну динамичность словно бы оживающих на наших глазах деталей.

«Саратов Петра Зыбина» — в ходу и такое определение. Да, Петр Митрофанович сыграл важнейшую роль в формировании городского облика. Общественный банк, здание вокзала, доходные дома купца Пташкина (сегодня это Советская, 3−5), собственный особняк на Царицынской улице (Киселёва, 162), наконец, церкви и часовни (в том числе храм в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали») — мы уже не сможем представить лицо города без всех этих шатровых башен, цветных изразцовых вставок на фасадах, угловых и несколько асимметричных лоджий, резных дверей и передающих идею «художественно творимой жизни» витражей. А лицо самого архитектора, самого Петра Митрофановича мы помним ныне? И что вообще известно нам о жизни этого одаренного Богом художника?..

— Петр! — не мог, бывало, дозваться будущего архитектора отец.?— Пе-е-тр! Куда мальчишка снова запропастился?

А мальчик, которому было в ту пору не больше семи, самозабвенно рисовал — благо, село Ордатово Нижегородской губернии, где он родился в 1857 году, радовало глаз красотой несказанной. «Красота», «рисовал» — это мы так сейчас говорим. Тогда же отец, крепостной крестьянин и умелый скорняк Митрофан Скопин, объяснялся на счет таланта сына проще: «Опять малевать убежал!..». Впрочем, родители Петра, заметив в нем склонность «к узнаванию мира», отправили его в церковноприходскую школу, а несколько позже и в Москву, «учиться малярному делу». Талант Петра Зыбина приводит его в иконописную школу Троице-Сергиевой Лавры. Сергиев Посад повлиял на художественное мировоззрение юноши самым глубинным образом. Несколько лет перенимая мастерство иконописца, он в то же время восхищается архитектурным ансамблем Лавры. «Сама русская история стояла у стен Посада»,?— скажет он после. И не случайно, конечно, будучи двадцатилетним, продолжающим искать себя художником, поступает Петр в школу ваяния и зодчества в Москве.

Блеск золотой медали открывает перед Зыбиным двери Петербургской академии художеств, а геометрически выверенная архитектоника петербургских улиц становится символом наступающей взрослой жизни. Впереди — школа высшего мастерства, восхищение классицистической строгостью Алексея Горностаева, неовизантийским стилем Леонтия Бенуа, последним эклектиком града Петрова Александром Померанцевым. И в то же время путь к своему личностному, независимому пониманию самого духа русской архитектуры. Петр Митрофанович преподает в ремесленном училище цесаревича Николая, задумывая дерзкие архитектурные проекты. Но по тем или иным причинам в последний момент отказывается от их воплощения. Он стремится, кажется, к невозможному: соединить окрыленную мечту древнего русского зодчества и заземленность нового времени. Времени, когда Паратов Островского уже распрощался со своей «Ласточкой» и бытовая прагматичность стала истинным фундаментом общественных отношений. Благостное Замоскворечье, белостенный Посад, нарядная архитектура старой Москвы, тихий свет волжских городов — вот, пожалуй, ориентиры, которые брал за отправную точку Петр Зыбин. И предложение занять должность старшего архитектора службы пути Рязано-Уральской железной дороги в Саратове он принимает не раздумывая.

Отдаваясь целиком работе, Петр Митрофанович постоянно держал в уме идею обновления города, в который влюбился с первого взгляда. Кстати, здесь, в Саратове, находит Петр Зыбин свою избранницу — Александру Георгиевну Лебедеву. Они поселятся в доме на Царицынской, построенном по проекту самого архитектора. Звонкие голоса сыновей заполнят новый дом, любовью он озарится. Любимые цветы Петра Митрофановича — ромашки — будут часто виднеться в окне милого его сердцу флигеля.

Первый зыбинский проект в Саратове — церковь-школа для детей железнодорожных служащих. Архитектор-новатор применил при планировании здания техническое новшество: купол был сделан железобетонным монолитом, и разрушить его оказалось невозможным. Так что внешний облик храма пострадал в 1920−30-е минимально. И когда еще в девяностые прошлого века Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословлял открытие в Саратове Никольского монастыря (находится на улице Дегтярной.?— Ред.), и когда 14 ноября 2012 года Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин совершал Великое освящение монастырского храма, многие вспоминали добрым словом архитектора Зыбина.

«Модернистским», «причудливым», «декоративным» называют почерк нашего «академика-архитектора». А я бы назвал его поэтически одухотворенным. Ведь даже фасад железнодорожного вокзала подспудно был наделен мотивом дороги и вообще странничества: высокие башенки и флюгера как бы встречали-провожали оборачивающих на них взгляд путников. Не говоря уже об изразцовой плитке на особняке Шишкина — кто сказал, что застывшая музыка не может звучать?

И вот, в начале века, который через какое-то время назовут «атомным», епископ Саратовский и Царицинский Гермоген (Долганев) поручил Петру Митрофановичу проектирование часовни, напоминающей по стилю старомосковские традиционные строения, такие, как храм Василия Блаженного. Фигура владыки Гермогена в русской истории — явление ярчайшее. Это он не побоится прослыть «ретроградом» и прямо выскажется в проповедях против бездуховных тенденций декадентского искусства, это ему доведется вступить в открытый конфликт с Распутиным, это его казнят в 1918? м большевики, так и не простив епископу прощального крестного хода в Тобольске. Для занимавшего активную гражданскую позицию епископа Гермогена создание нового храма было прежде всего утверждением традиционных духовных ценностей, актуальным обращением к национальным корням. И Петр Зыбин не только блестяще воплотил высокую идею в жизнь, но и передал ей поистине поэтическое звучание. В 1906 году закончилось строительство храма «Утоли моя печали», и у города поменялась направленность взгляда — вверх, к солнцу, к бездонному небу.

А Петр Зыбин продолжил воплощать свои собственные небесно-земные мечты в архитектурную реальность. Доходные дома Пташкина на Константиновской полностью заняли воображение архитектора. Теперь уже не только новые формы стремился использовать он, но и технические новшества вроде электрических лифтовых подъемников. Зыбин испытывает небывалый творческий взлет: он известен, почитаем строителями, уважаем коллегами-архитекторами, любим горожанами. Утром по Царицынской отправлялся Петр Митрофанович на службу в железнодорожную контору, а уже после обеда его изящная белая шляпа мелькала на строительных площадках. И когда строительство чудо-домов подходит к концу, случается трагедия: балкой убивает одного из рабочих.

Петр Зыбин только себя винит в случившемся. Расследование, суд, обвинения в нарушениях техники безопасности, приговор. Мы даже не можем представить, как сильно переживал Петр Митрофанович, как винился перед Богом, глядя на мир сквозь унылые решетки тюремной камеры. Скорая амнистия буквально возвращает пятидесятипятилетнего человека к жизни. Зыбин бросается в работу с головой, с утра до ночи пропадает он на стройках, планирует, рассчитывает, чертит. Строительство домов Пташкина завершается за какие-то недели: три жилых корпуса создают гармоничное внутриквартальное пространство, углубленное дворами­"колодцами". И сразу же новая работа — городской общественный банк (ныне известное всем здание городского Дворца творчества юных на Театральной).

Желание взвалить на свои плечи самую тяжелую ношу, самозабвенная — изо дня в день — работа, недавнее моральное потрясение — все это заметно истощает здоровье архитектора. В начале 1918 года Петр Митрофанович не пришел по болезни на службу, и новые власти, не особенно-то раздумывая, подписали приказ о его увольнении. 14 августа 1918 года руки Петра Зыбина, не привыкшие к отдыху, сложились для вечного покоя. Через год умерла в тифозной горячке и Александра Георгиевна. Супругов похоронили на кладбище при мужском Спасо-Преображенском монастыре, колокольня которого была создана когда-то по проекту Петра Митрофановича. Вскоре монастырь разграбили и разрушили.

..Голодная весна 1921-го, подмосковная станция Мамонтовка. Здесь «холодными сапожниками» работают Юрий и Владимир Зыбины. Они чинят обувь прямо «с ноги». Так сыновья архитектора нашли возможность какого-никакого заработка. Но Зыбины есть Зыбины. И Юрий Петрович, поступив в Московский химико-технологический институт им. Д.?И. Менделеева, идет в аспирантуру, защищает докторскую. Впоследствии профессора Зыбина назовут одним из создателей Московского технологического института легкой промышленности и отрасли в целом! Зыбины-младшие часто вспоминали о саратовском доме и о родителях, о том времени, когда отец, сын скорняка, возился с ними в мастерской, обучая столярному, сапожному и переплетному делу.

.."Не знаю! Не слышал! А кто это?" — отвечают обычно студенты-первокурсники на расспросы о Зыбине. Грустно, конечно. И все-таки свет веры, надежды и любви, сияние церкви близ Липок оказывается сильнее неутолимо, казалось бы, печальной истории. Если внимательно посмотреть на балкон зыбинского особняка, имеющий форму замочной скважины, то там, в глубине, различишь круг и лепестки. Это не просто украшение в стиле модерн. Это любимый цветок архитектора Зыбина — стальная ромашка. Живая.

Газета «Православная вера» № 12 (488)

http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2013−07−02−23−52−50-saratov-petra-zybina


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика